Разговор между Филиппом Дедуинтоном и Тейтом Корбином состоялся у коновязи. Велся он приглушенными голосами, но все же не настолько тихо, чтобы его не услышал новый гость, только что подъехавший к «Проворной лошадке». В темноте собеседники его не заметили, а он намеренно не выдавал своего присутствия, с преувеличенным вниманием роясь в седельной сумке. Похоже, тема явно его заинтересовала, поскольку он так и простоял в тени деревьев до тех пор, пока заговорщики не закончили беседу. Лишь тогда незнакомец выпрямился, опустил в карман то, что вытащил из сумки, и проводил заговорщиков хмурым взглядом.

Этот человек принадлежал к числу тех, от чьего недовольства другим становится не по себе. Высокий, стройный, с мускулистым жилистым телом, он отличался отменным здоровьем и привык, чтобы с ним считались. Мощные плечи, казалось, вот-вот разорвут по швам тонкое сукно синего сюртука, а крепкие руки благородных очертаний, как выяснилось, могли быть нежными – во всяком случае, когда он гладил своего коня.

– Я скоро вернусь, паренек, – пробормотал незнакомец с характерной шотландской картавостью. – Вот только улажу одно дельце и тут же займусь тобой. Сегодня у тебя будет вдоволь сена и овса, а ночь ты проведешь в удобной конюшне.

С этими словами мужчина направился к зеленой двери таверны. На пороге он остановился и настороженно огляделся. Такова была его привычка, выработанная годами. На первый взгляд могло показаться, что его серые глаза лишь равнодушно блуждают по поверхности, но впечатление это было обманчивым – на самом деле он замечал много такого, что ускользало от взора других. «Деревенщина!» – так одним словом определил он посетителей таверны. Ни одного парика, ни одного модного костюма. Лишь сюртук юного денди с каштановыми волосами, что сидел у окна в компании трех простоватых приятелей, мог бы с натяжкой считаться приличным.

Незнакомец и сам был без парика. Он ненавидел эти неудобные штуки, предпочитая, чтобы солнце и ветер свободно играли густой шевелюрой, которой наградил его Господь, и презирал всякое, как он выражался, «прихорашивание».

Ему хватило беглого взгляда, чтобы узнать многое о тех людях, что собрались сегодня в «Проворной лошадке» под низким потолком окутанной дымом общей залы. Пока он стоял на пороге, неторопливо стаскивая перчатки, обитатели таверны так же внимательно изучали его.

Они видели перед собой человека с иссеченным непогодой лицом и стройным, поджарым телом. Его густые темные волосы были гладко зачесаны назад и заплетены в небольшую косичку. Во взгляде светло-серых глаз под прямыми темными бровями не было и намека на теплоту, но они резко контрастировали с чуть приподнятыми уголками губ, придававшими их владельцу обманчивый вид слабого и нежного создания. На новом госте был синий сюртук с серебряными пуговицами, затянутый в талии и расходившийся фалдами книзу, темно-синие бриджи, облегавшие стройные бедра, и запыленные сапоги из прекрасной кожи.

В общем, это был человек, чье появление в любой таверне заставило бы прислуживающую в ней девушку выпрямиться, пригладить волосы и нервно одернуть юбку, а мужчин задуматься над вопросом: кто бы это мог быть и каким ветром эдакого щеголя занесло в глушь их родного Род-Айленда?

Услышав шаги незнакомца, Лорейн обернулась в его сторону. На какую-то долю секунды их взгляды встретились, и – о чудо! – человек, которого, казалось, ничто не могло вывести из равновесия, в замешательстве замер и не сразу продолжил свой путь.

Он был настолько поражен свежим пикантным личиком этой юной девушки, что даже не расслышал, как к нему обратился владелец таверны, радушно предлагавший новому гостю почетное место у очага.

– Я предпочел бы сесть здесь, – возразил незнакомец, кивком головы указывая на столик, стоявший рядом с тем, где расположились молодые джентльмены.

По тону, каким были сказаны эти слова, стало понятно, что тот, кто их произнес, привык отдавать приказания и не допускал мысли, что их можно ослушаться. Владелец таверны тоже мгновенно это почувствовал. Почтительно склонив голову, он повел гостя к выбранному им месту, хотя соседство с буйной четверкой, на взгляд Оддсбада, не сулило ничего хорошего. Путешественник водрузил длинные ноги на деревянный стул и, прислонившись к стене, принялся с удовольствием наблюдать за Лорейн. Под этим изучающим взглядом девушка вспыхнула до ушей и, подойдя ближе, робко осведомилась, чего желал бы новый посетитель.

– Немного эля и немного беседы, – ответил тот. – А также все, что у вас есть на ужин.

– Эль и ужин у нас имеются, – удивленно сказала она. – А вот что касается беседы…

За соседним столиком воцарилось напряженное молчание.

– Вот именно, – подтвердил гость. – Расскажите мне о себе. Как вас зовут? И кому вы принадлежите?

Услышав такой грубый вопрос, девушка надменно вскинула голову.

– Мое имя – Лорейн Лондон, сэр. А принадлежу я самой себе. Хотя должна еще год отработать в этой таверне.

– Понятно, – коротко бросил незнакомец, теряя интерес к собеседнице. – А теперь принесите-ка мне эля, мисс Лорейн.

В ожидании заказа он скучающим взглядом обвел соседей. Неотесанные деревенские олухи – таков был его суровый приговор. Неужели тот, с кем он должен встретиться в этой харчевне, уехал, не дождавшись его? Правда, сам он опоздал на свидание. Его лошадь потеряла подкову, и неумеха кузнец провозился с новой целых полдня. Если они в самом деле разминулись, ему придется искать того человека. А это чревато опасностью для обоих. Незнакомец почувствовал искушение задать прямой вопрос владельцу таверны, но решил воздержаться – многолетний опыт научил его не поддаваться подобным искушениям.

Звали незнакомца Рэйл Камерон, и в душе он был таким же неукротимым шотландцем, как и его далекие предки, полтора века назад сложившие головы у Флодденского холма. Законы мало его интересовали, поскольку те, что действовали в колониях, были установлены англичанами, а следовательно, к нему, шотландцу, не имели никакого отношения. Гораздо больше его интересовал собственный хитроумный план. Жаль, если он сорвется из-за такой мелочи, как сломанная подкова!

Вскоре Камерон получил ответ на мучивший его вопрос. В таверну развязной походкой ввалился высокий парень в потертой кожаной одежде и индейских мокасинах, излюбленной обуви местных жителей. Обведя глазами присутствующих, он громогласно вопросил:

– Слыхали новость? Лошадь Харли Моффатта понесла и сбросила его прямо на камни. Он расшиб голову и скорее всего уже мертв. Это случилось в десяти милях отсюда.

– А я ведь хорошо знал Харли, – сокрушенно качая головой, произнес Оддсбад. – Какое несчастье! Не иначе как он не смог усидеть в седле из-за своей хромоты…

Именно с этим человеком и собирался встретиться Рэйл Камерон. Ошибки быть не могло – в этих краях проживал лишь один хромой Харли Моффатт. Теперь придется сбывать оружие другому заказчику. Дело в том, что Моффатт, над которым многие посмеивались за бабью склонность по любому пустяку впадать в панику, уже давно был уверен, что война с индейцами племени вампаноаг неизбежна. Их главный вождь по имени Метакомет – колонисты презрительно называли его «королем Филиппом», намекая на имя, данное ему при крещении европейцами, – в последнее время заметно активизировался. Моффатт утверждал, что пока жители Род-Айленда ведут бесконечные тяжбы по поводу прав на землю, ссорятся с соседями из Коннектикута, плетут заговоры и контрзаговоры, «король Филипп» потихоньку стягивает силы. Еще в 1671 году этого коварного и жестокого вождя обложили непомерной данью, но, как видно, такая мера не смягчила его буйного нрава.

В прошлом году произошли еще два события, обострившие обстановку. Некто Джон Сосомон – Молящийся Индеец – был уличен своими соплеменниками в шпионаже в пользу белых и убит. За это преступление поплатились трое индейцев – их публично повесили на площади в Плимуте. Волнение нарастало. Боязливые колонисты вроде Моффатта не сомневались в том, что вождь вампаноагов давно вступил в сговор с влиятельным племенем наррагансеттов, и они в любую минуту могут выставить по меньшей мере десять тысяч воинов. Встревоженные жители решили принять ответные меры. В качестве одной из таковых мер Моффатт, человек состоятельный, предложил контрабандным путем доставить в Род-Айленд оружие, чтобы его жители могли в случае необходимости защитить себя. Шлюп с грузом контрабанды принадлежал Камерону и сейчас стоял в заливе Наррагансетт, чтобы двинуться вверх по реке Провиденс. Сегодня вечером в таверне «Проворная лошадка» Камерон рассчитывал получить последние инструкции от Моффатта относительно того, где именно ему следует высадиться.

Вначале Рэйл, человек по природе подозрительный, к тому же питавший инстинктивное недоверие к слишком сложным планам, решительно воспротивился тому, чтобы встреча проходила в деревенской глуши Род-Айленда. Чего ради он поедет в незнакомый холмистый край, если можно с таким же успехом назначить свидание в Провиденсе? Но, узнав, что Моффатт инвалид и поездка в город представляет для него известные трудности, Камерон нехотя сдался. И вот он сидит в этой дыре, его партнер мертв, а ценный груз находится в заливе на шлюпе, который могут в любую минуту обыскать и конфисковать оружие.

Он уже собирался покинуть таверну, как вдруг взгляд его упал на хорошенькую подавальщицу. Прелестная куколка! И подумать только – ведь вокруг нее плетется целый заговор с целью лишить ее невинности. Во всяком случае, таков был смысл разговора, который Камерону удалось подслушать у коновязи.

Рэйл задумался. Спешить ему некуда. Ночь он прекрасно проведет в гостинице, которую заприметил, подъезжая к «Проворной лошадке», а пока можно побыть здесь и понаблюдать. Как раз в эту минуту из-за стойки показалась Лорейн с кружкой эля на подносе. Когда она проходила мимо соседнего столика, парень, одетый в оленью кожу – именно он совещался во дворе с красавчиком, сидевшим сейчас у окна, – вдруг грубо схватил девушку за грудь. Она испуганно отпрянула и пролила эль на спину парня. Тот вскочил, оглушительно захохотал и попытался ее обнять, но тут от окна донесся негодующий возглас:

– Сядь на место, негодяй! Оставь мисс Лорейн в покое!

Бросив на Филиппа признательный взгляд, Лорейн осторожно поставила кружку перед Рэйлом Камероном и повернулась, чтобы уйти.

Однако Филипп остановил ее.

– Будьте уверены, мисс, я не позволю этому негодяю распускать руки, – с угрозой в голосе произнес он.

Лорейн вспомнила, как часто ревность Филиппа становилась причиной жарких стычек в таверне, и попыталась остановить молодого человека.

– Да будет вам! – смущенно сказала она. – Он ведь не хотел ничего плохого, просто выпил лишнего.

– Не хотел ничего плохого? – продолжал возмущаться Филипп, поднимаясь со стула. – Видит Бог, я научу негодяя хорошим манерам!

Встревоженная Лорейн положила руки ему на грудь и попыталась усадить.

– Прошу вас, не затевайте из-за меня драку!

Филипп, довольный тем, что нежные ручки покоятся у него на груди, нехотя повиновался. Лорейн с облегчением вздохнула – кажется, на этот раз драку удалось предотвратить – и обернулась к Камерону:

– Ваш ужин будет готов через минуту. Только, к сожалению, я не могу предложить ничего, кроме холодного мяса и хлеба – печь уже погасили.

Рэйл кивнул.

– Меня это вполне устраивает, – заверил он и с любопытством спросил: – Откуда у вас этот городской выговор, мисс Лорейн?

– От матери, – призналась девушка. – Она была настоящей леди и дала мне хорошее образование.

– Чтобы прислуживать в таверне?

Ее серо-голубые глаза затуманились.

– Мама хотела, чтобы я удачно вышла замуж. Но потом она умерла, и все изменилось…

– Так оно обычно и бывает, – согласился Рэйл.

Ему припомнилось собственное детство, проведенное в Шотландии. Тогда он был юн и полон надежд… Он отогнал непрошеные мысли.

– Вы так молоды, мисс Лорейн. Обстоятельства вашей жизни еще могут измениться к лучшему.

– Будем надеяться, – с печальным вздохом промолвила та. – Пойду принесу ужин.

Лорейн с первого взгляда приглянулся новый посетитель. Ей нравилось, как он смотрит на нее – словно она настоящая леди – и как уважительно разговаривает. Именно уважения ей больше всего не хватало в последнее время. Только Филипп мог бы избавить ее от такой жизни – в глубине души Лорейн надеялась, что рано или поздно это произойдет, – но пока он не торопился обременять себя женой. Значит, в ближайшее время ей по-прежнему придется влачить постылую жизнь в таверне и обслуживать этих неотесанных мужланов.

Взяв оловянную кружку, Лорейн направилась к столу Рэйла.

– Понравился ли вам ужин? – приветливо осведомилась она. – Это лучшее, что я смогла найти на кухне.

В ответ Рэйл улыбнулся, краешком глаза наблюдая за Оленьими Штанами. Тот развалился на сиденье и, похоже, собирался повторить свою попытку. «Ну нет!» – подумал Камерон. Он был полон решимости помешать осуществлению гнусного плана, вынашиваемого двумя заговорщиками. Пусть девица – простая прислужница, но невинность – единственное ее богатство, не считая, разумеется, ослепительной красоты, и Рэйл не собирался потакать капризу юнца, вознамерившегося сорвать этот цветок.

– Мясо в самом деле превосходное, – произнес он с таким расчетом, чтобы его услышал Дедуинтон. – Но ваша красота, мисс Лорейн, не идет с ним ни в какое сравнение. Я целый вечер любуюсь вашим миловидным личиком.

Девушка вспыхнула.

– Вы не должны так говорить, сэр, – пролепетала она еле слышно. – Я ведь простая служанка, работаю здесь ради куска хлеба…

– И тяжело вам достается этот хлеб? – напрямик спросил Камерон.

Поколебавшись, она честно призналась:

– Иногда да. Особенно когда мне приходится возмещать ущерб, нанесенный другими. Долг постоянно растет, и боюсь, мне придется остаться здесь дольше, чем предусмотрено контрактом, пока я не выплачу все.

– Ущерб?

Она печально кивнула:

– Ну да. Когда возникают драки и посетители бьют посуду, жена хозяина считает, что это из-за меня, и велит мне расплачиваться.

– А вам небось доставляет удовольствие стравливать поклонников?

Лорейн в негодовании вздернула подбородок.

– Нет, что вы! Я никогда этого не делаю. Не люблю ни драк, ни… драчунов.

Последнее слово девушка произнесла, намеренно повернувшись в сторону Филиппа. Она слышала, как он громко стукнул кружкой о стол, но сделала вид, что ничего не заметила.

– Нельзя же обвинять вас в том, в чем вы не виноваты, мисс Лорейн!

– Иногда обвинением против человека может служить сам факт его рождения, – с горечью возразила девушка.

Рэйл посмотрел на нее с удивлением. Дело в том, что как раз обстоятельства собственного рождения заставили молодого шотландца пойти по кривой дорожке. Незаконный отпрыск богатого дворянина, презираемый его законными сыновьями, юный Рэйл с детства познал нужду и лишения, а став старше, не слишком обременял себя соображениями морального порядка. С тех пор минуло немало лет, но события далекого прошлого еще были живы в его памяти. Вот почему он с пониманием и сочувствием воспринял слова Лорейн.

– Остается только сожалеть, мисс, что вы, такая юная, уже усвоили эту горькую истину, – произнес он мягко.

Лорейн подарила ему одну из своих прелестных улыбок, приоткрыв в мягком изгибе полных губ безупречно белые зубки. Троица за соседним столиком с напряженным вниманием наблюдала за этой сценой. Особенно негодовал Филипп. Наклонив голову, он возбужденно пошептался с Брэдом и Бобом, а потом подал условный знак сидевшему рядом Тейту Корбину.

Лорейн решила отнести на место кружку, однако направилась не к столу Корбина, а к скамейке, где еще недавно сидел четвертый участник компании и которая теперь была пуста и стояла поперек зала. Рэйл на мгновение отвлекся от созерцания юнцов – уж слишком соблазнительно покачивала бедрами Лорейн, пока шла, и слишком пикантным показался ему ее задик, когда она нагнулась, чтобы поставить на место скамейку.

Это минутное невнимание дорого ему обошлось. Мощный удар кулака обрушился на правую скулу Камерона, и он кубарем свалился на пол. Одновременно чья-то обутая в мокасин нога перевернула стол, на котором все еще стояли поднос с его ужином и полупустая кружка.

Лорейн пронзительно вскрикнула.

Очутившись на полу, Рэйл проворно перекатился на спину и в мгновение ока снова был на ногах. Обретя равновесие, он тут же залепил одному из нападавших, Брэду, такую затрещину, что тот, беспомощно махая руками, рухнул поперек стола. Однако к приятелю на выручку уже спешил Дедуинтон. Мужчины сшиблись и, не разжимая объятий, по инерции выкатились во двор. За ними по пятам следовали Корбин, Боб и Брэд, уже успевший прийти в себя. Под деревьями, где происходило побоище, было темно, однако Лорейн успела рассмотреть, что высокий незнакомец ничуть не уступает своим противникам. Он проворно отскакивал, уклоняясь от ударов, метко наносил свои и парировал чужие, чем вскоре привел врагов в замешательство.

При первом же звуке драки жена Оддсбада вылетела на середину комнаты и выволокла за собой Лорейн.

– Я все видела! – не помня себя от ярости, кричала она. – Ты вертелась перед этим незнакомцем, как последняя шлюха, и вот на тебе – довела-таки до ссоры! Погляди на поднос – он же разбит вдребезги! А нож, а вилка… Все пришло в негодность! Ну ничего, ты мне заплатишь за это, мерзавка!

Слишком расстроенная, чтобы защищаться, Лорейн молчала. В глубине души она ощущала неловкость – ведь она действительно чуточку флиртовала с новым гостем, но не всерьез, а только чтобы досадить Филиппу. И теперь, если кого-то покалечат в драке, это будет ее вина. Девушке нечего было сказать в свое оправдание, и она лишь робко пыталась освободиться из костлявых рук рассвирепевшей миссис Оддсбад.

– Ну-ну, дорогая, полегче! – вмешался добродушный хозяин таверны, решительно оттаскивая жену от служанки.

А снаружи тем временем разгоралась схватка. Рэйл, который только что отшвырнул от себя Брэда, теперь сражался с мускулистым детиной в оленьей коже. Вдруг до него донесся голос Филиппа:

– Я покажу тебе, как вольничать с мисс Лорейн!

И в ту же секунду в воздухе просвистела пуля.

Рэйл инстинктивно пригнулся, и пуля, тоненько взвизгнув, вонзилась в ствол у него над головой. Чувствуя, что дело начинает принимать крутой оборот, он выпустил Корбина и полез за собственным пистолетом. Но не успел шотландец нащупать оружие, как юный Боб, сжимая в руках толстую дубину, незаметно подкрался сзади и, размахнувшись, изо всех сил стукнул его по затылку. Даже густая шевелюра, которой так гордился Камерон, не смогла смягчить этого жуткого удара. В глазах у него померкло, и он мешком свалился на росистую траву.

Услышав возглас Филиппа, а потом звук выстрела, Лорейн побледнела и чуть не потеряла сознание. Миссис Оддсбад, тоже прислушивавшаяся к тому, что творилось на улице, от неожиданности выпустила девушку.

– Бог мой, да ты никак убил его, Филипп! – донесся снаружи испуганный крик Брэда.

Женщины, не сговариваясь, ринулись к выходу, но Оддсбад решительно сгреб обеих и оттащил от двери.

– Вы соображаете, куда лезете? – зашипел он. – Это все проделки дьявола, не иначе! Надо же такому случиться… Как бы то ни было, молодые ребята – наши, местные, а тот господин – чужак. Так что если кто будет спрашивать, мы ничего не видели и не знаем. Ясно?

Под звуки драки снаружи жена Оддсбада молча боролась с мужем. Наконец ей удалось высвободиться, и она напустилась на него:

– Оставь меня в покое, Оддсбад! Ишь чего придумал – «ничего не видели, ничего не знаем»… Как бы не так! Я имею полное право знать, что происходит в моем дворе!

С этими словами она подхватила юбки, выставив на всеобщее обозрение костлявые ноги, и стрелой вылетела на улицу. Толстяк Оддсбад еле поспевал за супругой.

Оставшись в одиночестве, Лорейн бессильно опустилась на скамейку и закрыла лицо руками. Боже мой, неужели это она во всем виновата?

И вдруг девушка почувствовала, как ее обхватили чьи-то руки. Она в испуге выпрямилась. Перед ней стоял Филипп. На щеке у него красовалась свежая ссадина, а глаза горели диким огнем.

– Бог мой, Лорейн, я только что убил человека! – простонал юноша. – И теперь меня повесят. А все потому, что приревновал тебя… Не мог видеть, как ты оказываешь ему предпочтение!

– Предпочтение? Да что ты, Филипп! Как я могла предпочесть тебе человека, которого видела впервые в жизни?

Лорейн была расстроена, но говорила правду. Как бы ни изменился в последнее время Филипп, она продолжала любить его всем сердцем.

– Но почему ты думаешь, что убил его? – вскричала она. – Может, он еще жив?

Филипп покачал головой:

– Он сам наставил на меня пистолет. Я испугался и выстрелил первым. – Он лихорадочно обвел глазами комнату. – Если бы я мог где-нибудь спрятаться, а потом тайком убежать!.. Но Оддсбад знает, где привязана моя лошадь, и если я попытаюсь уехать верхом, он наверняка меня остановит. Надо переждать здесь, в доме, пока уляжется вся эта суета. Они подумают, что я подался в лес, и будут искать меня там… Ах, Лорейн, это все потому, что я так тебя люблю!..