День начался с приятной новости. Позвонил Терри Хилл.

– Лара!

– Да?

– Только что стало известно, что комиссия по надзору за игорными заведениями приняла решение о выдаче вам лицензии.

– Здорово, Терри!

– Подробности расскажу при встрече, но главное – нам дали «зеленый свет». Очевидно, вы произвели на них чертовски благоприятное впечатление.

– Что ж, значит, пора браться за дело. Спасибо. Лара сообщила новость Говарду Келлеру.

– Отлично, – сказал он. – Надо прихватить наличные. Это избавит нас от ненужных проблем… Она бросила взгляд на календарь.

– Мы сможем полететь туда во вторник и уже на месте решить, как лучше организовать работы. По интеркому позвонила Кэти.

– Мистер Адлер на проводе. Передать ему что?

– Нет-нет. – Лара внезапно занервничала. Она схватила трубку:

– Филип?

– Здравствуйте, я вернулся.

– Я рада. – «Я скучала».

– Я понимаю, что свалился как снег на голову, но, может быть, у вас найдется сегодня вечером время, чтобы поужинать со мной.

Вечером ее пригласил на ужин Пол Мартин.

– Да, – сказала Лара. – Я сегодня свободна.

– Прекрасно. Какой вы предпочитаете ресторан?

– Мне все равно.

– Тогда как насчет «La Cote Basque»?

– Отлично.

– Встретимся там? В восемь часов?

– Хорошо.

– До вечера.

Когда Лара положила трубку, у нее на лице играла счастливая улыбка.

– Это был Филип Адлер? – спросил Келлер.

– Угу. Я хочу выйти за него замуж.

– Вы серьезно? – опешил он.

– Абсолютно.

Для Говарда это был настоящий удар. "Кажется, скоро я ее потеряю, – подумал он. Затем заставил себя рассуждать как реалист:

– Да на что вообще я надеюсь? Ведь у меня никогда не было ни малейшего шанса".

– Лара…, вы же его почти не знаете! «Я знала его всю свою жизнь».

– Я не хочу, чтобы вы сделали ошибку, – не унимался он.

– А я и не собираюсь. Я… – Зазвонил телефон, по которому она разговаривала с Полом Мартином. Лара взяла трубку:

– Привет, Пол.

– Привет, Лара. Во сколько мы сегодня ужинаем? В восемь?

Она вдруг почувствовала себя виноватой.

– Пол… Боюсь, что сегодня вечером я занята. Появились срочные дела. Я как раз собиралась тебе звонить.

– Правда? Надеюсь, ничего серьезного?

– Нет-нет, все в порядке. Просто тут кое-какие люди прилетели из Рима. – По крайней мере хоть это было правдой. – Я должна с ними встретиться.

– Мне не везет. Значит, в другой раз.

– Конечно.

– Я слышал, ты получила «добро» на отель в Рино.

– Да.

– Что ж, это чудесное место.

– Я надеюсь. Мне очень жаль, что так получилось с сегодняшним вечером. Завтра я тебе позвоню.

Линия разъединилась.

Лара медленно положила трубку.

Келлер в упор уставился на нее. На его лице она могла прочитать осуждение.

– Что-нибудь не так?

– Да, – проговорил Говард. – Вся эта проклятая современная аппаратура.

– Что вы имеете в виду?

– Думаю, что у вас в кабинете слишком много телефонов. С ним шутки плохи, Лара.

– Человек, с которым «шутки плохи», – холодно сказала Лара, – уже несколько раз спасал наши шкуры, Говард. Есть еще вопросы?

– Нет. – Келлер покачал головой.

– Ну и ладно. Тогда займемся делом.

Когда Лара приехала в «La Cote Basque», Филип уже был там. Сидевшие в ресторане люди, как всегда, стали с любопытством оборачиваться в ее сторону. Филип встал, чтобы поприветствовать Лару, и она почувствовала, как замерло ее сердце.

– Надеюсь, я не опоздала, – проговорила Лара.

– Вовсе нет. – Он восхищенно посмотрел на нее. Его глаза излучали тепло. – Вы выглядите сегодня просто превосходно.

Она перемерила полдюжины нарядов, не зная, что надеть – что-нибудь поэлегантнее или посексуальнее, и в конце концов остановилась на строгом платье от Диора.

– Благодарю вас.

Когда они сели, Филип сказал:

– Я чувствую себя настоящим идиотом.

– Да? Почему же?

– Я как-то не сразу сообразил, что вы та самая Камерон.

– Какой ужас! – рассмеялась Лара.

– Господи! Ведь вы – это гостиничные комплексы, кварталы жилых домов, здания офисов. Путешествуя по стране, я повсюду вижу ваше имя.

– Ну и хорошо. – Она улыбнулась. – Это напоминает вам обо мне.

Он заглянул ей в глаза.

– Не думаю, что мне нужны напоминания. Скажите, вам, наверное, надоело слышать, как все вокруг говорят, что вы безумно красивая?

Лара хотела сказать: «Я рада, что вы считаете меня красивой», – но вместо этого выпалила:

– Вы женаты? – Она готова была откусить себе язык. Он улыбнулся:

– Нет. Я не могу жениться.

– Но почему? – На мгновение она затаила дыхание. «Ведь он же не…»

– Потому что большую часть своего времени я провожу в гастрольных поездках. Сегодня я в Будапеште, завтра в Лондоне, послезавтра в Париже или Токио.

– Ах! – Лара сразу почувствовала облегчение. – Филип, расскажите мне о себе.

– А что бы вы хотели узнать?

– Все.

Он засмеялся:

– На это уйдет не больше пяти минут.

– Нет, я серьезно. Мне правда очень интересно. Он глубоко вздохнул.

– Ну что ж, мои родители жили в Вене. Отец был дирижером, а мама – преподавателем игры на фортепиано. Спасаясь от Гитлера, они уехали в Бостон. Там я и родился.

– А вы всегда знали, что станете пианистом?

– Да.

– Да. Я всегда знал, что стану пианистом, – сказал Филип.

– А где вы научились играть?

– До четырнадцати лет меня обучала мама, а потом родители послали меня учиться в Филадельфию.

– Вам там понравилось?

– Очень.

Ему только-только исполнилось четырнадцать лет, когда он оказался один, без друзей, в огромном городе. Филадельфийское музыкальное училище было расположено в четырех корпусах постройки начала века. Оно явилось американским эквивалентом Московской консерватории, из стен которой вышли такие музыканты, как Виардо, Егоров и Торадзе. Среди выпускников этого училища были Сэмюэл Барбер, Леонард Бернстайн, Джан Карло Менотти, Петер Серкин и десятки других блестящих исполнителей.

– А вам не было там одиноко?

– Нет.

Он чувствовал себя просто жалким. Прежде ему никогда не доводилось уезжать из родного дома. Его прослушали на вступительных экзаменах, и только когда его приняли, он по-настоящему осознал, что начинается новая жизнь, что домой он не вернется уже никогда. Профессора мгновенно распознали скрытый в этом мальчике талант. Его учителями стали Изабелла Венгерова и Рудольф Серкин, под руководством которых Филип усердно изучал теорию музыки. В свободное от занятий время он вместе с другими студентами играл в камерном оркестре. Фортепиано, на котором его силой заставляли играть с трехлетнего возраста, теперь сделалось своеобразным центром его жизни. Из этого волшебного инструмента пальцы Филипа научились извлекать звуки, передающие целую гамму человеческих чувств – и любовь, и страсть, и гнев. Филип словно говорил на особом, понятном для всех, универсальном языке.

– Свой первый сольный концерт я дал с Детройтским симфоническим оркестром. Мне тогда было восемнадцать лет.

– Вы сильно волновались?

Он был в ужасе. Он понял, что играть для друзей – это одно, а предстать перед огромной аудиторией людей, заплативших за то, чтобы его послушать, – это совсем другое. В волнении Филип выхаживал взад-вперед за кулисами, пока директор театра не взял его за руку и не сказал: «Пора. Ваш выход». До сих пор Филип не мог забыть чувства, охватившего его, когда он вышел на сцену и публика начала ему аплодировать. Он сел к роялю, и все страхи мгновенно улетучились. А потом его жизнь превратилась в один сплошной концертный марафон. Он объездил всю Европу и Азию, и после каждого турне его слава становилась все громче. Его импресарио стал знаменитый Уильям Эллерби, и два года спустя Филипа Адлера буквально завалили предложениями со всех концов света.

Он посмотрел на Лару и улыбнулся:

– Да. Я и сейчас перед началом концерта не нахожу себе места от волнения.

– А интересно ездить на гастроли?

– По крайней мере скучать не приходится. Однажды я давал концерты с Филадельфийским симфоническим оркестром. По пути в Лондон мы сделали остановку в Брюсселе. Но из-за тумана брюссельский аэропорт закрыли, и тогда нас посадили в автобус и повезли в аэропорт Шифоль, в Амстердам. А там нам объяснили, что заказанный для нас самолет слишком мал и мы можем взять с собой либо только чемоданы, либо только инструменты. Естественно, все выбрали последнее. В Лондон мы прилетели перед самым началом концерта, и нам пришлось выступать в джинсах, кроссовках, да еще и небритыми.

– Держу пари, публике это понравилось, – засмеялась Лара.

– Да, очень. А в другой раз я приехал на гастроли в Индиану, но оказалось, что рояль заперт в чулане и никто не знает, где ключ. И тогда мы выломали дверь.

Лара хихикнула.

– А в прошлом году я должен был исполнять концерт Бетховена в Риме, и один музыкальный критик написал:

«Выступление Адлера оказалось на редкость скучным, а его интерпретация финала оставляет желать лучшего. Темп исполнения совершенно не соответствовал присущему этому произведению ритму».

– Какой ужас! – искренне сочувствуя, воскликнула Лара.

– Самое ужасное – это то, что я этого концерта так и не дал. Я опоздал на самолет!

– Расскажите еще что-нибудь, – попросила Лара.

– Ну, однажды в Сан-Паулу во время исполнения фортепианного концерта Шопена у рояля сломались педали.

– И как же вы вышли из положения?

– Доиграл до конца без педалей… Когда Филип рассказывал о своей работе, в его голосе чувствовалось воодушевление.

– Я счастливый человек, – проговорил он. – Ведь это так прекрасно, что твоя музыка трогает людей, помогает им перенестись в другой, чудесный мир, мир грез. Иногда мне кажется, что музыка – это единственное светлое и здоровое начало в нашем безумном мире. – Он застенчиво улыбнулся. – Простите, я не хотел бы вам показаться чересчур высокопарным.

– Нет-нет, вы же дарите радость миллионам людей. – Лара вздохнула. – Когда я слушаю, как вы исполняете «Viles» Дебюсси, мне чудится, что я иду по одинокому пляжу и вижу вдали мачту плывущего корабля…

– Да, то же самое кажется и мне, – улыбнулся Филип.

– А когда вы играете Скарлатти, я уношусь в Неаполь, слышу ржание лошадей и скрип телег, вижу гуляющих по улицам людей… – Лара не могла не заметить, с каким нескрываемым удовольствием слушал ее Филип.

Она вспомнила все, что получила на уроках профессора Мейера.

– А вместе с Бартоком вы заставляете меня почувствовать себя в какой-то деревушке Центральной Европы, среди венгерских крестьян. Вы словно рисуете картины, я растворяюсь в них…

– Право, вы преувеличиваете мои способности.

– Нисколько. Все, что я сказала, – чистая правда. Они приступили к ужину, который состоял из chateaubriand с печеными яблоками, салата «Уилдорф», спаржи и фруктового пирога на десерт. К каждому блюду подавалось соответствующее вино.

– Лара, – сказал Филип, – что-то мы все говорим обо мне. А расскажите-ка о себе. Интересно, что чувствует человек, возводящий по всей стране громадные здания.

Лара с минуту помолчала.

– Это трудно описать, – начала она. – Вы творите руками, я же творю головой. Я не строю дома в прямом смысле этого слова, но я создаю условия для того, чтобы они строились. Я вынашиваю мечту из стали, стекла и бетона и воплощаю ее в жизнь. Я создаю рабочие места для сотен людей: архитекторов и каменщиков, дизайнеров и плотников… Все они и их семьи существуют благодаря мне. Я даю людям прекрасные и удобные жилища и красивые магазины, где они могут купить все, что только душе угодно. Можно сказать, что я строю будущее. – Она смутилась. – Ей-богу, я не собиралась произносить речь.

– Вы замечательная женщина, – восторженно прошептал Филип. – Вы сами-то это знаете?

– Я рада, что вы так считаете.

Это был чудесный вечер, и к тому времени, когда он подошел к концу, Лара поняла, что она первый раз в жизни влюблена. А ведь она так боялась, что ни один мужчина на свете не способен и приблизиться к созданному в ее воображении образу. И вот она встретила наконец своего Лохинвара.

Когда Лара приехала домой, она была слишком взволнована, чтобы сразу идти спать. Вновь и вновь она мысленно возвращалась к прошедшему вечеру. Филип Адлер был самым замечательным мужчиной, которого ей когда-либо доводилось встречать. Зазвонил телефон. Лара улыбнулась и сняла трубку. Она уже начала говорить:

«Филип…» – когда услышала голос Пола Мартина.

– Я просто хотел убедиться, что ты благополучно добралась до дома.

– А-а, – выдавила из себя Лара.

– Как прошла встреча?

– Отлично.

– Я рад. Давай завтра вечером где-нибудь поужинаем. Лара заколебалась.

– Хорошо, – наконец проговорила она, думая про себя: «Неужели у меня могут возникнуть неприятности?»