В весеннем воздухе разносился колокольный звон, перемежаемый пушечной канонадой, ружейной стрельбой и бурными криками радости. Толпа, собравшаяся под Деревом Свободы, не в силах вместить радостных эмоций, выплеснулась на улицы города.

Алекс отстранил жену подальше от мостовой и прикрыл собой, положив для верности руку на уже округлившийся живот. Эвелин, по случаю теплой погоды и своего нового положения, была одета в просторное полотняное платье, нескрывавшее линии ее располневшей фигуры.

— Наверное, хочется побежать вместе с ними, — проговорил он на ухо Эвелин, сопровождая взглядом толпу, устремившуюся к зданию Законодательного собрания.

— Говорят, там построили огромную пирамиду, уставленную разными фигурами. Есть король с королевой, хотя Сэм Адамс стоит выше их. Вокруг — сотни ламп! А на самой вершине устроен фейерверк. Ты и не видел такого у себя в Лондоне.

— Я много чего не видел в Лондоне и никогда не давился в толпе ради того, чтобы посмотреть… Вот, теперь из ружей принялись палить. А ты подумала, что может случиться, если огонь из ламп попадет на фейерверк?.. Янки все свои праздники отмечают так безрассудно и с опасностью для жизни?

Эвелин засмеялась и потерлась щекой о его рукав.

— А мы все делаем с опасностью для жизни. Так устроен мир…

— Надо запомнить.

Алекс повернул ее к себе и зарылся рукой в роскошные волны волос, рассыпанные по плечам. Глаза Эвелин сверкали торжеством, а буйное шествие с флагами и факелами было лучшим фоном для нее. Он нежно погладил волосы Эвелин.

— Теперь ты счастлива?

Она знала, что этот вопрос не имеет никакого отношения к торжествам по поводу отмены Почтового закона. Алекс не имел в виду и того, что после ареста Хэндерсона дело ее в суде было улажено. Он спрашивал совсем о другом. Положив ладони ему на грудь, Эвелин встала на цыпочки, чтобы поцеловать мужа в жесткий подбородок.

— Счастливее, чем когда-либо в жизни. А ты?

— Об этом обязательно спрашивать?

Алекс приподнял ее, и губы их встретились. И сразу они остались одни среди разноголосого гула веселой толпы. Алекс с сожалением опустил ее на землю.

— Но еще счастливее ты была бы здесь. Это твой дом. И я никогда не собирался лишать тебя этого…

Эвелин просунула пальцы в его ладонь и повлекла в бархатную темноту узкого переулка, который начинался у них за спиной. Шум толпы быстро катился к центру города. А Эвелин повернула в сторону Коммон-стрит, в сторону своего дома. Во всех домах по случаю веселого праздника горели свечи. Почти как на Рождество. Эвелин глубоко, с наслаждением, вдыхала прохладный вечерний воздух.

— Ты — мой дом. Я счастлива только там, где ты. Никогда не думала, что может быть так.

Где-то вдалеке начал взрываться фейерверк, восхищенные крики гулко разнеслись в воздухе. Но Алексу не нужно было видеть разноцветных огней в воздухе. Эти огни расцветали у него в душе. Он поднял Эвелин на руки и прижал к себе, зарываясь лицом в шелковое облако волос.

— Я тоже никогда не думал, милый мой тиран… Не думал, что свяжу свою жизнь с маленькой стервозной особой, у которой вместо языка бритва. — И прежде чем жена сгребла его за волосы, добавил: — Не думал, что найду в ней прекрасную женщину, способную понять и простить все… И полюблю ее. Кстати, куда мы направляемся? Домой?.. Может, придумаем что-нибудь получше, чем флаги и факелы, чтобы отметить праздник?

Эвелин погрузила пальцы в его волосы, покрепче сжала и притянула голову мужа к себе. Слов сейчас было не нужно. Ее губы, ее язык сказали все вполне отчетливо.

Алекс сдавленно застонал, потом, еще сильнее прижав ее к себе, почти вприпрыжку направился к тихому дому на улице Тремонт.

Молли поставила свечи в окнах и ушла, чтобы посмотреть на празднества. Алекс распахнул дверь, потом схватил жену и понес по лестнице в спальню, где для них прямо на полу была брошена перина. Это, конечно, не их роскошная резная кровать в Лондоне, но все же гораздо лучше, чем тесная корабельная койка, которую им приходилось делить во время плавания. Алекс осторожно уложил жену на покрывало и прилег рядом.

Он стащил ленту с ее волос, которые тут же рассыпались шелковистыми кольцами по подушкам, и, склонившись, стал покрывать поцелуями ее лицо. Эвелин отозвалась с таким пылом, что его руки почти сразу же стали искать завязки на ее платье. Пальцы все настойчивее тащили вверх юбку, собирая в складки. Эвелин застонала и выгнулась ему навстречу. Алекс ощутил знакомый жар, огненной лавой растекающийся по телу.

К тому времени, когда шум на улице стих, они лежали голые в объятиях друг друга. Тела их были покрыты чуть серебрившимися в полумраке каплями пота. Наконец Алекс потянул на себя одеяло: они оба ощутили, как прохладно в комнате.

— Я люблю тебя, — прошептала она, ощущая, как сокращаются мышцы у него на руке, словно по ним провели пером.

Приподняв ее с постели, Алекс положил голову жены себе на плечо и замер, погрузившись в ощущение ее тепла у себя под боком. Эвелин пошевелилась, ее стройная нога просунулась между бедрами Алекса, и она стала целовать мужа там, куда могла дотянуться.

— Теперь ты настолько часть меня, что я не могу представить, как может быть иначе. Я ощущаю твою радость и хочу, чтобы ты всегда была счастлива. Что я должен сделать для этого?

Неожиданно всколыхнулись былые страхи, всплыли тревожные мысли, но Эвелин постаралась отогнать их.

— Никогда не оставляй меня, и я всегда буду счастлива. Скоро я стану толстая, неповоротливая и буду тебе совсем не пара, мне нужно будет найти себе занятие на то время, пока тебя не будет дома. Но я и против этого не возражаю, потому что знаю, что все равно ты будешь приходить домой, ко мне.

Алекс стал гладить жену, наслаждаясь мягкостью и теплом се кожи. Груди Эвелин уже потяжелели, а до небольшого пока холмика на животе он не рисковал дотронуться. Алекс улыбнулся, и рука скользнула ниже, к другому его любимому месту.

— Не думаю, что оставлю тебя в ближайшие месяцы без присмотра. Я хочу, чтобы мой наследник родился в моем собственном доме, а не на корабле контрабандистов или на лондонской улице. Так что тебе придется видеть меня даже чаще, чем ты хочешь. К тому времени, когда мы сплаваем на Барбадос, к дочери Эверетта, и вернемся в Англию, ты уже достаточно растолстеешь. Вот тогда я и помещу тебя среди скал Корнуолла, откуда ты не сможешь убежать, а будешь заниматься там исключительно домашними делами. Дел хватит. Тем временем и ребенок родится, так что это привяжет тебя еще на несколько месяцев. И продлится наше прекрасное уединение, пока… не наступит пора отдавать в школу нашего третьего или четвертого ребенка.

Его слова были словно теплый, ласковый поток, омывавший ее. Чувствуя прикосновения мужа, Эвелин теснее прижалась к нему и стала гладить жесткие завитки волос на груди, целуя плечо и шею. Она не сомневалась, что еще до того, как минет ночь, они опять будут вместе, и Алекс опять войдет в нее, и станет ее частью, как и ребенок. Его ребенок, который рос внутри… Но предвкушение тем и хорошо, что его можно воплотить в жизнь. Пальцы Эвелин стали нежно поглаживать плоский и твердый живот мужа.

— Ты ведь сам знаешь, что лжешь. Почти каждый день будут приходить тревожные вести из парламента, и ты будешь сломя голову мчаться в Лондон. А потом возникнет возможность расширить дело, и ты будешь все вечера пропадать на встречах с нужными людьми. Кроме того, есть другие заботы, например — вложения Элисон и Рори, за которыми тоже нужно присматривать. Думаю, нам очень повезет, если у тебя найдется время на троих или четверых детей… И вообще, почему ты думаешь, что это будет наследник? Я лично рассчитываю на дочь.

— Это вряд ли. — Он поцеловал ее в щеку. Нежные поглаживания Эвелин уже делали свое дело, но пока Алекс хотел только этой нежности. Хотя, через несколько минут, кто знает… — Элисон сказала мне по секрету, что в семье, кроме Маргарет, будет еще только одна девочка. Так что готовься — пока в доме не появится целая армия маленьких разбойников, я не остановлюсь.

Эвелин рассмеялась и обняла его за шею, целуя в подбородок.

— Я буду ездить в Лондон вместе с тобой и выпускать свору Хэмптонов на ничего не подозревающих граждан. Так что ты сам, от греха подальше, будешь спешить домой.

Алекс со смехом притянул ее к себе и звучно поцеловал в губы.

— Иди-ка сюда, маленькая разбойница. Сейчас тебя посетят более приятные мечтания.

Уже через минуту Эвелин трепетала от восторга. У нее не было особых иллюзий насчет будущего — будут и ссоры, будут победы и поражения. Но все войны должны кончаться миром.

А их любовь будет бесконечной.