После того чудесного вечера «У Дельмонико» Элизабет стала встречаться с Дэйном Кертэном регулярно. Элизабет льстило его внимание, кроме того, ей доставляло удовольствие открывать для себя этот огромный загадочный город в компании Дэйна.

Он показал ей тот Нью-Йорк, которого она доселе совсем не знала и о существовании которого могла только догадываться. Дэйн водил ее в лучшие театры Бродвея.

У входа в знаменитый Театр Уолака среди шикарно одетой, изысканной публики сновали цветочницы. Дэйн подозвал одну из них, купил у нее все цветы и преподнес их Элизабет – та засмеялась от удовольствия.

Однажды прохладным субботним днем они отправились в музей восковых фигур, где были выставлены изображения известных преступников и всевозможных монстров. Элизабет с поистине детским ужасом смотрела на восковые статуи, заполнившие небольшой темный зал. Напуганная зловещими, совсем как живыми фигурами жестоких убийц и жутких вампиров, она судорожно вцепилась в руку Дэйна. Он приобнял Элизабет и, подтрунивая, сказал, что ее нужно приводить сюда каждый день.

Дэйн возил ее по лучшим магазинам Нью-Йорка: на Кэнэл-стрит, Юнион-сквер и на Бродвей. Побывали они и в роскошном мраморном дворце Стюарта – чопорные служители приветствовали Дэйна как старого знакомого. А когда молодые люди зашли к «Лорду и Тейлору», Элизабет зарделась от смущения, увидев тончайшее нижнее белье. Она не могла оторвать глаз от белоснежного пеньюара, расшитого золотыми нитями. Ездили они и к «Тиффани», славящемуся своими изысканными украшениями из золота и бриллиантов.

Дэйн подвел Элизабет к одной из витрин и настойчиво упрашивал ее принять от него в подарок золотую безделицу. Он выбрал изысканную брошь в виде бабочки и попросил продавца записать покупку на свой счет. Продавец растерянно развел руками, однако не посмел в присутствии леди напомнить Дэйну Кертэну, что он не сможет воспользоваться кредитом, пока не оплатит старые счета.

Дэйн рассчитывал на безупречную выучку этого опытного клерка и чувствовал себя в полной безопасности. Он с гордостью прикрепил золотую брошку на высокий кружевной воротничок белой блузки Элизабет, нежно погладил крохотное крылышко бабочки и проговорил:

– Это только начало, Элизабет.

– Дэйн, вы слишком щедры ко мне, – ответила она.

Он снисходительно улыбнулся.

– Когда-нибудь я засыплю вас драгоценностями, – сказал он, и его охватило возбуждение при мысли о том, что он будет играть в «охоту за сокровищами» не с Анной Бишоп, а с Элизабет.

Однажды тихим воскресным днем они катались по Пятой авеню, время от времени останавливаясь у витрин магазинов. Когда они подъехали к алому ковру, лежавшему у входа в отель «Пятая авеню», Дэйн, чуть замешкавшись, спросил:

– Вы когда-нибудь бывали в этом отеле?

– Нет, никогда.

– Тогда, может быть, мы…

Элизабет встревожилась. «Неужели Дэйн Кертэн каким-то образом узнал о моем прошлом? Не потому ли он добивался моего расположения и настаивал на том, чтобы мы вместе проводили вечера? Может быть, ему сказали, что я не та леди, за которую себя выдаю? Неужели до него дошли слухи о моем позоре в Шривпорте?»

– Дэйн, – проговорила Элизабет, стараясь не терять самообладания, – как вы могли предложить мне такое?

– О, нет, моя дорогая. – Улыбнувшись, Дэйн покачал головой. – Вы меня неправильно поняли, и в том моя вина. – Он нежно приобнял Элизабет за талию. – Я всего-навсего хотел предложить вам осмотреть вестибюль первого этажа. Здесь великолепные интерьеры, полагаю, они вам понравятся.

Элизабет облегченно вздохнула и засмеялась:

– Ну что ж, я бы с удовольствием взглянула.

Войдя в вестибюль отеля «Пятая авеню», Элизабет поняла, что такое люкс: расписные стены, красное дерево, изумрудно-зеленые папоротники, роскошные ковры, одетые в униформу юноши, готовые услужить в любую минуту.

Директор отеля стоял у высокой стойки из черного дерева и наблюдал за тем, как разряженные гости расписывались в регистрационной книге.

– Вы когда-нибудь ездили на лифте? – спросил Дэйн.

Глаза Элизабет загорелись любопытством.

– А что, можно, Дэйн?

– Пойдемте, – ответил он.

Очутившись в лифте, Элизабет вцепилась в руку Дэйна. Минуя этаж за этажом, лифт быстро поднимался наверх. На шестом этаже лифт остановился и пошел вниз. Когда они вернулись на первый этаж, Элизабет с явной неохотой вышла из лифта и умоляюще посмотрела на Дэйна. Он засмеялся и сказал:

– Говорят, что когда принц Уэльский приезжал сюда несколько лет назад, он использовал каждую свободную минутку, чтобы покататься в лифте.

Дэйн и Элизабет прокатились еще несколько раз, и Дэйн сказал:

– В ресторане отеля можно отведать лучший в Нью-Йорке персиковый пудинг. Как вы на это смотрите?

– Что ж, прекрасно!

И молодые люди отправились в ресторан.

Неожиданно жизнь Элизабет вновь стала радостной, и девушка была благодарна Дэйну за это. Теперь ей казалось, что во время их первой встречи она недооценила его. У Дэйна не было ничего общего с его несговорчивым племянником Дэниелом. Он относился к Элизабет с уважением, был предупредителен и вел себя как истинный джентльмен.

Когда отец Элизабет умер и она не находила себе места от горя, Дэйн всячески старался утешить и подбодрить ее. Элизабет была искренне тронута его заботой, сочувствием и пониманием.

Дэйн вызвался помочь девушке разобрать те немногие вещи, что остались после смерти ее отца. Пока Элизабет аккуратно складывала чистые пижамы отца в большую корзину, Дэйн подошел к обшарпанному шкафу и принялся освобождать его верхние полки.

Закончив, он направился в крохотную спальню Элизабет и подошел к комоду. На белоснежной салфетке рядом с маленьким флакончиком духов лежали кружевной платок, золотая бабочка и пара коричневых перчаток.

Дэйн собрался было уходить, как вдруг его внимание привлекла маленькая медная пуговица.

Он взял ее в руки и поднес к глазам. На пуговице была выдавлена буква А. Дэйн не воевал, но на кителе его брата Эдмунда, служившего в артиллерии, были точно такие же пуговицы.

– Элизабет, – позвал Дэйн, – помнится, вы говорили, что во время войны ваш отец служил в кавалерии.

– Да, это так, – ответила Элизабет, укладывая в корзину пару заштопанных носков.

Дэйн подошел к Элизабет и протянул ей пуговицу.

– Дорогая, эта медная пуговица лежала на вашем комоде.

У Элизабет подкосились ноги.

– Да, это… от папиного кителя, – солгала она.

– Элизабет, на пуговицах кавалеристов стоит буква К. А на этой – А. – Дэйн взглянул ей прямо в глаза. – А – значит «артиллерия».

– Правда? Я никогда не задумывалась над этим. – Элизабет взяла пуговицу из рук Дэйна. – Должно быть, отец одолжил китель у кого-нибудь из артиллеристов.

– А… понятно, – протянул Дэйн. – Ну что ж, пожалуй, я начну выносить корзины к экипажу…

– Хорошо, – согласилась Элизабет и поспешно засунула пуговицу в глубокий карман шерстяной юбки.

– Что это? – спросил Дэйн, беря в руки длинный кожаный свиток.

– А, это… Сейчас покажу, – с улыбкой сказала Элизабет.

Она взяла кожаный свиток, развязала перетягивавшую его серую ленточку и разложила на небольшом обеденном столе ветхую карту из воловьей кожи и несколько листочков пожелтевшей от времени хрупкой бумаги.

– Мой отец бережно хранил это всю свою жизнь, – сказала Элизабет. – Он даже брал это с собой на войну.

– Семейная реликвия? – заинтересовался Дэйн.

– Пожалуй, для отца эти документы были дороже любой реликвии. Много лет назад один старик отдал их отцу в благодарность за то, что тот спас ему жизнь. – Элизабет указала на зияющую посреди карты дыру величиной с ладонь. – Где-то здесь должен быть тайник с золотом.

Не скрывая любопытства, Дэйн подошел к столу, склонился над картой и бросил как бы невзначай:

– Наверное, старик не сказал, какая часть страны изображена на карте.

– Отчего же? Отец говорил, что это территория Нью-Мексико. Юг Нью-Мексико. Он еще упоминал какие-то длинные пещеры, глубоко под землей. – Немного помолчав, она с грустью добавила: – Отец так и не собрался на поиски своих сокровищ.

Дэйн пропустил мимо ушей последнюю фразу Элизабет – он увлекся изучением пожелтевших бумаг. Одна из них оказалась заявкой на участок земли под разработку недр, а другая – документом на владение золотым прииском. Он был оформлен на имя Томаса С. Монтбло.

В то время как Дэйн внимательно рассматривал документ, его мозг лихорадочно работал. Он знал, что во время войны Элизабет потеряла всех родственников и теперь, после смерти отца, она осталась единственной представительницей семейства Монтбло. Элизабет была единственной наследницей своего отца.

– Эти бумаги представляют какую-то ценность? – нарушила размышления Дэйна Элизабет.

Молодой человек сочувственно улыбнулся:

– Нет, дорогая, я так не думаю.

Дэйн с безразличным видом положил бумаги поверх кожаной карты и начал сворачивать ее в трубочку. Он перевязал свиток серой ленточкой и положил его на прежнее место.

– Тогда я их выброшу? – спросила Элизабет.

– Нет! – чересчур громко крикнул Дэйн и тотчас попытался исправить свою оплошность, проговорив: – Возможно, когда-нибудь вам захочется показать их своим детям.

Элизабет понравился его ответ.

– Хорошо, – сказала она, – я сохраню эти документы для своих детей.

Дэйн подошел к Элизабет, привлек ее к себе и, касаясь губами ее мягких рыжих волос, пробормотал:

– Я хочу, чтоб у нас было не менее полдюжины детей, а вы?

Она обняла Дэйна и, прижавшись щекой к его груди, застенчиво прошептала:

– Не меньше.

Дэйн наклонился и поцеловал Элизабет в губы. Она так дорожила этим человеком, так хотела любить его и быть любимой, что вложила в этот поцелуй всю свою нежность.

Когда их губы наконец разомкнулись, Дэйн судорожно вздохнул и едва сдержал себя, чтобы не опрокинуть ее на кровать и не овладеть ею. В этот момент он пожалел о том, что Элизабет – невинная, утонченная молодая леди, сердце которой надо терпеливо завоевывать долгими ухаживаниями.

Элизабет тоже боролась с собой. Однако в отличие от Дэйна ей не нужно было сдерживать свою страсть. Наоборот, она пыталась заставить себя почувствовать к нему хоть что-нибудь. Она прижималась всем телом к этому высокому стройному мужчине, изо всех сил стараясь ощутить хотя бы сотую долю того неукротимого желания, что охватило ее в ту апрельскую ночь четыре года назад в объятиях бородатого незнакомца.

Элизабет тяжело вздохнула. Дэйн прекрасно сложен, строен, мускулист. Хорош собой: классические черты лица, золотистые волосы, изумрудно-зеленые глаза.

Кроме того, он весьма умен и безумно богат. О таком мужчине могла мечтать любая женщина. Элизабет не сомневалась, что очень нравится Дэйну и что не за горами тот день, когда он сделает ей предложение. Не принять его предложение было бы в высшей степени глупо.

Элизабет взглянула на Дэйна. Его глаза пылали страстью, однако он не пытался силой овладеть ею. Они были одни в квартире Элизабет. Далеко не каждый мужчина не воспользовался бы этим. Но только не Дэйн. Он – джентльмен. Он уважает ее.

К вечеру они закончили все дела и отправились поужинать в маленькое тихое кафе на Юниор-сквер, а к девяти часам вернулись в квартирку Элизабет. Дэйн сказал ей, что рано утром у него назначена встреча и, извинившись, отправился домой.

Элизабет улыбнулась, достала из корзины старинную карту и вручила ему с просьбой сохранить в каком-нибудь надежном месте.

– Можете на меня положиться, – заверил ее Дэйн, и она почувствовала, что действительно может рассчитывать на него. Ей было приятно осознавать это.

Отбросив все сомнения, Элизабет нежно проговорила:

– Дэйн, я хочу сказать вам, что вы – один из лучших людей, с которыми мне доводилось встречаться.

– Дэйн Кертэн, вы самый большой подлец из тех, что я когда-либо знала.

– Хорошо же вы разговариваете со своим суженым.

Дэйн раскрыл свои объятия, и Анна Бишоп со вздохом приблизилась к нему. Не прекращая ругать его за то, что вместо восьми часов он пришел в половине десятого, эта тайно помолвленная с Дэйном женщина закинула свои короткие полные руки ему на шею.

– Ты так скверно поступаешь со мной, Дэни, мне это не нравится.

– Скверно поступаю с тобой? Что за глупости ты говоришь?

– Никакие не глупости. Почему ты не разрешаешь мне рассказывать о нашей помолвке? – Она вскинула голову и посмотрела Дэйну в глаза.

Он одарил ее ослепительной улыбкой.

– Потому что в любой тайне есть свое очарование. Ты не находишь, дорогая? Вспомни нашу «охоту за сокровищами»…

– Да, наверное, ты прав, – с грустью промолвила Анна. – Но сегодня нам не удастся поиграть в нашу игру.

– Отчего же?

– Днем неожиданно вернулись мои родители. – Ее двойной подбородок улегся на грудь.

Весьма оживившись, вместо того чтобы расстроиться, Дэйн поддел пальцем ее подбородок, чуть приподнял его и прошептал:

– Черт их побери! Весь день я мечтал о вечере, который мы проведем наедине!

– Правда, Дэни? – Ее глаза вспыхнули. – Знаешь, давай поедем кататься в парк, и я разденусь и…

– Это исключено, любовь моя. Не думаешь ли ты, что я стану рисковать своей репутацией? А если нас кто-нибудь увидит?

– Ты прав. Это слишком опасно, – с досадой проговорила она. – Да, кстати, ступай в гостиную, поздоровайся с моими родителями.

– Дэйн Кертэн, ты – самый отъявленный негодяй из тех, что я когда-либо встречал в своей жизни.

– Зачем ты так, Эдмунд? Ведь я твой единственный брат!

Эдмунд стоял, повернувшись спиной к камину, в просторной гостиной своего дома на Пятой авеню. Он взглянул на Дэйна и уселся на длинный, обитый парчой диван.

Пробыв у Анны Бишоп всего несколько минут, Дэйн приехал к Эдмунду, чтобы показать старую карту Элизабет.

– Она хочет, чтобы я сохранил это у себя, – сказал Дэйн, наливая бренди в сияющий хрустальный бокал. Улыбаясь, он добавил: – В следующем месяце мы с Томом Ланкастером отправимся в Нью-Мексико, чтобы осмотреть наши прииски. Эта карта может нам пригодиться.

Спокойные глаза Эдмунда смотрели с неодобрением.

– Дэйн, мне все это не нравится. Я имею в виду твои отношения с Элизабет. Это как-то нехорошо. А вдруг она влюбится в тебя?

Дэйн сделал глоток бренди.

– И что же?

– Мне бы не хотелось, чтобы ты причинял боль этой милой женщине. Она только что потеряла отца, осталась совсем одна. Каково ей будет узнать, что ты обручен с наследницей Бишопа?

Дэйн не переставал улыбаться.

– Конечно, ей это не понравится, и поэтому она ни о чем не узнает до тех пор, пока не влюбится в меня так сильно, что остальное уже не будет иметь для нее никакого значения. – Он осушил бокал. – Пойми, Элизабет много значит для меня, но я не могу жениться на женщине, у которой совсем нет денег. Боже мой, она думает, что мы богачи. Она понятия не имеет о том, что рынок акций может лопнуть в любой момент.

– Ради Бога, Дэйн, тише. Ты хочешь, чтобы Луиза услышала нас? – встревожился Эдмунд.

– Эдмунд, мы оба знаем, что, если Джиму Фиску и Джею Галду удастся загнать нас в угол, – рынок лопнет. И тогда мы пропали. – Зеленые глаза Дэйна вспыхнули гневом. – Черт бы побрал этих алчных, гнусных воров! Они не думают ни о чем, кроме своего обогащения.

Эдмунд взволнованно пробормотал:

– Я знаю, знаю. Но ты не должен уподобляться этим беспринципным…

– Эдмунд, а что скажет твоя расточительная жена, узнав, что мы банкроты? – Увидев в глазах старшего брата страх, Дэйн продолжил: – Если Луиза согласится остаться с тобой, она будет несчастна без той роскоши, которая всегда ее окружала. Надо смотреть правде в глаза. Мы не можем жить как нищие, а мы станем ими, если рынок лопнет. Не только ради себя, но и ради тебя я должен буду жениться на Анне Бишоп. У нас нет выбора.

Эдмунд пожал плечами:

– Но тогда оставь в покое Элизабет.

Дэйн встал, подошел к столику с напитками и налил себе еще бренди.

– Я не могу этого сделать. Мне нужна эта женщина. После того как я женюсь, Элизабет станет моей любовницей. Я куплю ей прекрасный особняк, и он станет моим настоящим домом.

Эдмунд покачал головой.

– Деньги – все для тебя. Это единственное, что тебя интересует.

Глаза Дэйна блеснули.

– А что в этом плохого?