Действие романа происходит в конце 80-х годов XIX века в Америке. Речел, дочь содержательницы борделя, ненавидит ремесло матери и решает строить свою жизнь самостоятельно. На ее газетное объявление о поисках порядочного мужа неожиданно откликается английский аристократ Люсьен Эшфорд. Подписав брачный контракт, Речел обнаруживает, что в действительности вышла замуж не за графа, а за его брата-близнеца Генри, отвергнутого обществом...

– У меня не было выбора… – тихое монотонное бормотание напоминало пение лютни. Слова звучали так жалобно, словно больная пыталась вымолить у Бога последнее прощение и с этим покинуть земной ад. – Не было семьи… выбора… надежды…

Речел молчала, негодуя от собственного бессилия. Много раз она слышала подобные речи от девушек, так и не сумевших выйти замуж и вынужденных торговать собой.

Такие же откровения она услышала вчера от одной из новых обитательниц дома терпимости мадам Розы.

Как раз во время этого разговора где-то рядом раздались грубые ругательства и отчаянный визг. А когда прогремел выстрел и наступила жуткая тишина, все бросились к дверям комнаты Лидди. Но тут же в коридоре появилась невозмутимая мадам Роза и приказала любопытным поумерить пыл:

– Все в порядке! Клиент подвыпил и немного пошутил. Занимайтесь своими делами. Джентльмены… Леди…

Публика послушно разошлась, так и не узнав о кошмаре, случившемся в комнате номер три.

Через минуту в соседних комнатах уже раздавались смех и скрип кроватей. Все как обычно.

– Там не может быть хуже, Речел.

– Где, Лидди?

Речел беспомощно следила за тем, как судорожно поднимается и опускается грудь Лидди.

– В аду.

– Нет, Лидди!

– Меня зовут Лидия Мэри Бентли, – отчетливо и с гордостью произнесла девушка. – Пожалуйста, Речел! Пусть на могиле напишут мое имя. Это все, что у меня осталось.

Часы в гостиной пробили три раза. В такое время на улице было совсем темно, и одиночество соседствовало с отчаянием. Речел едва могла смотреть на свою подругу. Она боялась думать о том, что когда-нибудь сама окажется на месте Лидди, – жалкой, измученной, жестоко избитой юной девушки, чьи тонкие черты огрубели, румянец навсегда исчез с лица, а голубые глаза, которые слишком часто видели лишь темную сторону жизни, потухли.

Хотя сейчас Речел ничем не напоминала Лидди, она понимала, что, если останется в доме своей матери, то сохранит одно только тело, которое будет служить оболочкой для мертвой души. Все «девочки мадам» со временем становятся похожи одна на другую.

Речел проглотила комок, застрявший в горле.

– Я обещаю, – твердо сказала она. Лидди закрыла глаза и улыбнулась.

– Лидия Мэри Бентли… – произнесла она шепотом. – Благородное имя. У всех нас когда-то было достоинство, Речел.

– Нет, Ли… Лидия Мэри Бентли, – возразила та. – У некоторых его никогда не было.

Лидди взяла подругу за руку и, собрав остаток сил, легонько сжала ее.

– У тебя оно будет, Речел. Это красивый сон.

– Да, Лидди, – ответила Речел, не выпуская холодные пальцы девушки.

– Возьми деньги, которые я скопила. Все готово… Письмо написано… Это шанс для тебя, Речел. Обещай мне, Речел… Пожалуйста… Сделай это ради нас двоих. Подари мне эту последнюю надежду.

– Я обещаю, Лидди, – ради нас двоих. Лидди еще сильнее стиснула руку подруги.

– Я буду следить за тобой, Речел… Увижу тебя… Счастливой… Свободной…

Последние слова прозвучали совсем тихо. Из груди Лидди вырвался глухой стон, словно душа ее покинула тело и отправилась на поиск нового пристанища.

А Речел осталась сидеть у изголовья, сжав застывшие пальцы Лидди и слушая, как где-то в соседней комнате скрипит кровать, раздаются стоны и грубый хохот.

– Ты хотела меня видеть, мама?

Глядя на дочь, Роза прищурилась. Обращение «мама» не нравилось ей, и Речел знала об этом. Подобные слова раздражали мужчин, напоминая о женах и дочерях, занимающихся домашним хозяйством, в то время как сами они отдыхают от семейных забот.

Большинство посетителей дома терпимости знали, что Речел – дочь хозяйки, и потому старались не обращать на нее внимания. Некоторые даже боялись узнать в ее облике собственные черты, хотя Речел была зачата еще до того, как Роза открыла свое заведение. Этот страх возможного кровосмешения стал своего рода защитой для Речел, и мадам Розу только радовало, что клиенты не требуют ее дочь.

Но времена менялись. Поселок разрастался. Каждый день Роза встречала новых «гостей»: золотоискателей, направляющихся в горные районы, богачей с честолюбивыми планами, ковбоев и бродяг, ищущих работу, выпивку и женщин. Они уже не раз спрашивали про Речел. Ей было семнадцать. В доме теперь появилась свободная комната, а у Речел – шанс хорошо заработать. Не будет же она вечной помощницей на кухне и в прачечной?

Роза покачала головой, стараясь прогнать подобные мысли. «Господи, почему у нас почти нет выбора?». Она внимательно посмотрела на дочь. Во взгляде Речел появилось то, чего не было раньше – гордость и вызов. Мать вспомнила, что Речел совсем недавно брала у нее нож, чтобы вырезать имя Лидди на деревянном кресте, поставленном на свежевырытой могиле. Наивно и глупо. Куда бы Лидди ни попала – в ад или в рай, – тот, кто ее там встретит, все равно узнает, кто она и кем была, эта Лидия Мэри Бентли.

– Пора решать, Речел, – сказала Роза. – Девушка с такой внешностью, как у тебя, не может жить в этом доме и не работать. Я не могу себе позволить подобное… неудобство.

– Завтра утром я уеду отсюда.

– Я уже наслышана о тех планах, которые вы строили с Лидди…

Если Речел и была удивлена тем, что ее мать знает о мечте Лидди, то не выказала этого. Разве могут проститутки и их дочери позволить себе показывать что-либо, кроме своего тела?

– Тогда нет необходимости объяснять.

– Я полагаю, ты не настолько глупа, чтобы всерьез в это верить.

Речел пожала плечами.

– Все равно мы с Лидди договаривались, что весной отсюда уедем. – Голос ее дрогнул, и она тихо добавила: – Еще несколько месяцев, и нас бы здесь не было. И Лидди снова носила бы свое собственное имя.

– Она всегда жила в мире иллюзий, потому что была безмозглым созданием, – произнесла Роза сквозь зубы. – Будь она проклята!

Речел метнула на мать гневный взгляд, сжала кулаки и отвернулась к окну. Роза улыбнулась, заметив этот всплеск эмоций. Хотя у Речел был тяжелый характер, она очень редко выходила из себя.

– У тебя какие-то тайны, Речел? Поделись со мной. Я помогу, если буду уверена, что ты просишь за себя, а не за кого-нибудь другого.

Роза пристально посмотрела на дочь, ожидая ответа. Речел повернулась и скрестила руки на груди. В глазах ее уже не было ни гнева, ни сожаления. Одно безразличие.

– У тебя ясная голова, сильная воля. И я поделюсь с тобой кое-чем. – Роза снова улыбнулась. – Ты могла бы затмить любую из моих девочек, Речел…

Та удивленно посмотрела на мать, пытаясь понять, насколько серьезны ее слова. Затем поежилась, передернула плечами и спросила вполголоса:

– Ты действительно об этом мечтаешь?

– Я уже давно ни о чем не мечтаю, – устало произнесла Роза.

Она выдвинула нижний ящик письменного стола и вынула кожаный мешочек, туго набитый деньгами. Этот подарок ей сделал шериф сегодня утром – в награду за убийство мужчины, который избивал Лидди. От рук этого негодяя пострадало немало несчастных, среди которых были не только проститутки, но и вполне добропорядочные женщины.

– Куда ты собираешься ехать? – поинтересовалась Роза, взвешивая мешочек на ладони.

– На дедушкину ферму. Я хочу выкупить ее.

Странно было слышать из уст Речел слово «дедушка», как будто оно что-то значило, как будто он был частью ее жизни. Сама Роза смутно помнила отца и братьев, которые однажды отправились на охоту и не вернулись, оставив ее одну в маленькой хижине, стоящей в глуши. Поначалу Роза кое-как сводила концы с концами, но в четырнадцать лет попала в объятия своего первого мужчины, который случайно заехал к ней в гости.

В этом возрасте Роза легко верила любым комплиментам и всем обещаниям, которые слышала. Ей не составило труда убедить себя, что она влюбилась. Но обещания оказались пустыми словами, и вскоре Роза осталась одна с грудным младенцем на руках. А как только перебралась в поселок, ей не потребовалось много времени, чтобы понять, что единственный способ прокормиться – предложить мужчинам свои услуги, поставив при этом свои условия.

Роза перестала об этом думать. Воспоминания о прошлом, так же, как и мысли о будущем, всегда расслабляли ее.

– Чем ты там будешь заниматься?

– Устраивать свою жизнь.

– Такую же, как и здесь? Надеюсь, ты понимаешь, что мы не можем жить по своему усмотрению? У нас прав ровно столько, сколько позволяют иметь мужчины. Черт возьми, нас и людьми назвать нельзя!

– У нас есть право голоса. Роза презрительно фыркнула:

– Да, женщинам нашего маленького поселка разрешили голосовать, потому что Эстер Моррис устроила вечеринку, напоила чаем каких-то политиканов и уговорила их дать нам это право. Его в Вайоминге уже однажды отбирали. Вероятно, скоро еще раз отберут…

– Здесь я не останусь, мама!

– Ты знаешь, как мне тяжело одной управляться? Все, кто мне помогают, – это или калеки, или бывшие уголовники. Грэйс уже стара, к тому же испортила себе репутацию, застрелив нескольких клиентов. Я тоже скоро стану такой, как Грэйс. Но она хоть умела командовать прислугой, а тебе это вряд ли удастся…

Речел продолжала молчать. Роза тяжело вздохнула. Она вспомнила высокую, тучную Грэйс – мадам, которая продала ей бордель и уехала обрабатывать земельный участок Розы в Биг-Хорн Бэйсин. Грэйс решила, что лучше гнуть спину в глуши, чем сживать со свету юных девиц.

– …У тебя лучше получается смотреться в зеркало, чем ползать на коленках в огороде.

– Разве я ничему не научилась в этом доме? – спросила Речел.

– Если у тебя нет жизненного опыта, девочка, то эти уроки ничего не значат.

Увидев горькую усмешку на губах Речел, Роза подумала о том, что ее дочь и так слишком часто сталкивалась с темной стороной жизни.

– Одной тебе будет тяжело.

– Я не буду одна.

Роза удивленно уставилась на дочь:

– Ты не сможешь найти мужа, Речел! Если какой-нибудь мужчина из нашего штата и захочет быть вместе с дочерью мадам Розы, то только ради ночных удовольствий.

– Я найду мужа, когда придет время.

– Вечно пьяного пастуха? Бродягу? – резко спросила Роза. – Или ты надеешься встретить порядочного мужчину?

Речел кивнула головой и уверенно произнесла:

– Порядочного. И без предрассудков.

Роза глубоко вздохнула, стараясь прогнать меланхолию, которая все чаще и чаще овладевала ею в последнее время. Сожалеть о решении Речел не имело никакого смысла – так же, как и горевать о смерти Лидди. Роза думала лишь о том, что ее дочери понадобится много денег и, кроме того, толстая кожа и побольше мозгов.

Но мозгов у Речел всегда было достаточно, и она знала о жизни больше, чем многие женщины, остававшиеся одни, без поддержки, которую дает семья или кошелек. В любом случае, все эти сомнения не играют никакой роли. Речел сделала свой выбор, и если она на самом деле хоть что-нибудь понимает в жизни, то уйдет подальше от этого дома и ни разу не обернется назад.

Вздохнув, Роза отдала Речел позвякивающий мешочек.

– Это приданое – пять тысяч долларов от мужей и отцов, которые обманывали и обирали свои семьи. На первое время хватит… – презрительная улыбка скользнула по ее губам и тут же исчезла. – Кроме того, у тебя есть деньги, которые скопила Лидди. Ты уверена, что идешь по правильному пути? – спросила Роза, ненавидя саму себя за эти слова. – У нас не так уж и плохо жить…

Речел выпрямилась и в упор посмотрела на Розу:

– Может быть, мама. Но я не хочу умирать так, как умирают здесь.