Виконту Эвероду не было и шестнадцати, когда он поддался чарам своей мачехи, прекрасной, но безнравственной Жоржетты. Десятилетняя племянница Жоржетты невольно стала свидетельницей их тайного свидания и рассказала обо всем отцу Эверода, графу Уоррингтону. Застав любовников на месте преступления, граф в порыве гнева едва не убил своего сына. Эверод отправляется в изгнание. Отныне им владеет одно желание — отомстить вероломной мачехе и ее племяннице…

Ненависть.

Коварное это чувство, будто червь, вползло в его нутро. Нашептывая соблазнительные обещания мести, оно мало-помалу поглотило всю его душу. Таунсенд Эллиот Лидсоу, виконт Эверод, не ведал до конца темных глубин своей натуры до тех пор, пока его исполненный злобы взгляд не остановился на маленьком бледном красивом личике Мауры Кигли. По милости этой десятилетней девчонки он теряет свою семью!

Хрупкая девочка, вся дрожа, стояла между младшим братом Эверода, тринадцатилетним Роуэном, и их отцом. Даже в злобе своей виконт не мог не признать, что Маура прекрасна: безупречно белая, как алебастр, кожа, упрямо вздернутый носик, по которому он не единожды с удовольствием щелкал, и роскошные локоны густых темно-русых волос, с особым изяществом обрамлявшие ее личико. В эту минуту ее носик и щечки пылали, а глаза цвета морской волны покраснели и опухли от слез. Кого она жалела — его или себя? Эверод неустанно размышлял над этим вопросом последние семь недель — с того мгновения; когда она намеренно выдала его. Каждую ночь, в поздний час, когда им обоим полагалось давно уже видеть сны, он слышал приглушенные рыдания Мауры.

Проходя через беломраморный зал сельской усадьбы, которая принадлежала вот уже трем поколениям его семьи, Эверод нарочно потрогал повязку на шее. Прекрасное личико предательницы Мауры страшно побледнело. Она пошатнулась и, чтобы не упасть, схватилась за руку его брата. Ее страдание согрело виконта, словно теплое вино в зимний вечер.

Рана едва не оказалась смертельной. Клинок вошел как раз под левым ухом и прочертил безобразную извилистую дорожку поперек горла до самой ключицы. Не ухитрись Эверод извернуться в самый момент удара — отцу наверняка удалось бы обезглавить его.

Ведь граф тогда горел одним желанием — убить своего старшего сына.

А где же очаровательная мачеха, леди Уоррингтон? Графиня так старалась добиться его изгнания из семьи! Эвероду казалось странным то, что она не пожелала собственными глазами увидеть трагическую развязку.

Виконт остановился прямо перед отцом, Роуэном и Маурой.

— Скажешь что-нибудь на прощание, отец? — спросил он и сам не узнал своего тихого охрипшего голоса. — Быть может, благословишь меня и пожелаешь пути быстрого и спокойного?

От этой дерзости лицо графа побагровело. Он несомненно бросился бы на своего наследника, если бы двое лакеев и младший сын не схватили его за руки.

— Вероломный подлец! Я желаю тебе скорейшего пути в преисподнюю! — воскликнул Уоррингтон, кипя от гнева и все еще пытаясь освободиться из рук, удерживавших его ради его же блага. — Я буду рад, когда услышу о твоей смерти!

— Как и я — о твоей, батюшка. Сколь бы ни желал ты лишить меня наследства, ты не сможешь помешать мне получить то, что принадлежит мне по праву. Наступит день, и твои титул и состояние станут моими, как семь недель назад — твоя прелестная покладистая женушка.

— Негодяй!

Эверод принужденно усмехнулся в ответ на оскорбление. Если он и вправду негодяй, что ж, ему по душе упиваться своим бесчестьем. Стоит немного постараться — и он сможет стать одним из самых прославленных негодяев в Лондоне!

Под испепеляюще-надменным взглядом его янтарных глаз девочка сжалась. Теперь, когда он был на расстоянии вытянутой руки, Маура боялась смотреть на него. А виконт ощущал такое искушение схватить ее за горло и душить до тех пор, пока она не запросит у него пощады, что пальцы его скрючились.

— Хотя прощание наше причиняет мне боль, — резко бросил Эверод, рассеянно поглаживая рукой перевязанное горло, — пусть вас утешит мысль о том, что мы непременно встретимся.

Его холодный взгляд скользнул по всем троим и задержался на Мауре. Почувствовав его пристальное внимание, она нерешительно подняла ресницы и увидела, как в огненно-желтых глазах разгорается злоба.

— Непременно!