Перескакивая через две ступеньки, Руби взбежала по лестнице на третий этаж и прошла по тускло освещенному коридору к двери с металлической табличкой, висевшей на одном шурупе – «кварт. G-3». Яркий разноцветный коврик у облупившейся двери выдавал оптимистическую натуру Лизы. Руби собралась было постучать, но ее рука непроизвольно опустилась. Руби боялась этого визита. Но Лиза всегда встречала проблемы лицом к лицу, и самое меньшее, что могла сделать Руби, это постараться вести себя так же. Она решительно постучала. Дверь открыла Элизабет, дневная сиделка, и впустила ее.

– Лиза? Это ты, дорогая? – раздался голос Кэтрин, в котором прозвучала надежда.

– Нет, миссис Стоун. Это я, Руби, – отозвалась гостья, проходя по коридору из крохотной гостиной в спальню.

Руби опустилась в кресло у постели Кэтрин, не зная, с чего начать. Машинально поправив наполовину законченный килт, висевший на подлокотнике кресла, она не могла представить, как сообщит маме Лизы последние новости. Кэтрин и так смертельно больна, и вдруг у нее исчезла дочь. Как же сообщить ей такую ужасную новость?

– Что сказал директор музея? – нетерпеливо спросила Кэтрин.

Руби поправила волосы и поерзала в кресле.

– Хотите чаю, миссис Стоун? – предложила она. Кэтрин взглянула на нее изумрудными глазами, такими же выразительными, как и у дочери, напоминая Руби, что она еще не умерла и не сошла с ума.

– Что ты узнала, Руби? И не отвлекай меня чаем. Кто-нибудь видел мою дочь?

Руби осторожно, чтобы не испортить косметику, потерла усталые глаза. Она не спала почти всю ночь и в десятый раз спрашивала себя, как Лиза умудрялась работать на двух работах так долго. Клуб уже закрывался, когда Руби получила сообщение от миссис Стоун о том, что Лиза исчезла вчера ночью. Руби немедленно позвонила в полицию и пошла в музей, чтобы узнать, выходила ли Лиза на работу этой ночью, – оказалось, что нет, – и потом, поговорив с этим ослом Штейманном, направилась прямо в полицейский участок.

Там быстро заполнили заявление об исчезновении Лизы Стоун, которое через несколько часов заменили ордером на ее арест.

– Никто не видел ее со вчерашней ночи. Последний раз камеры видеонаблюдения зафиксировали Лизу у кабинета Штейманна.

– Значит, мы хотя бы знаем, что вчера ночью она была на работе. А чуть раньше ты видела ее на автобусной остановке. А камеры сняли, как Лиза выходила из музея?

– В том то и дело, что нет, и это очень странно. Ее плащ остался на вешалке, и ни на одной записи не видно, как и когда Лиза ушла. В кабинете директора камер нет, по Штейманн заявил, что Лиза могла вылезти в окно.

Он заявил еще кое-что, обвинив Лизу в том, чего она (и в этом Руби была абсолютно уверена) никогда бы не сделала. Но как это доказать, и куда подевалась Лиза? Руби не сказала Кэтрин, что второй раз ходила в полицию и обзвонила все больницы и морги в радиусе шестидесяти миль, искренне надеясь, что неизвестные женщины к ним не поступали. И действительно, таких не было.

– Но ведь кабинет директора находится на третьем этаже, – удивилась Кэтрин.

– Да, но Штейманн вспомнил, что Лиза в свое время занималась скалолазанием. Она, наверное, писала об этом в анкете, – Руби собралась с духом. – Миссис Стоун, из музея пропал ценный экспонат...

– И они обвиняют в этом мою дочь, – закончила за нее Кэтрин. – Ты это хотела мне сказать?

– Ее... исчезновение подлило масла в огонь. Если верить Штейнманну и его пленкам, они с коллегой зашли в кабинет через несколько часов после Лизы. Дверь была незаперта, и сначала он подумал, что она просто не смогла закрыть ее. Но теперь директор музея полагает, что Лиза пряталась в кабинете во время его беседы с коллегой, а потом взяла экспонат и вылезла в окно.

– А что за экспонат?

– Они не говорят. Похоже, они и сами не уверены, что именно это было.

– Моя дочь не воровка, – твердо сказала Кэтрин. – Я пойду и поговорю с ними.

– Кэтрин, давайте это сделаю я. Вам нельзя вставать...

– У меня есть кресло-каталка. – Кэтрин вцепилась в края кровати худыми руками и попыталась встать.

– Кэтрин, дорогая, мы найдем ее, я обещаю. – Сердце Руби просто разрывалось от жалости к матери Лизы. – И добьемся, чтобы с нее сняли это нелепое обвинение. Мы ведь обе знаем, что Лиза на такое не способна, и мы найдем способ доказать это. – Руби попыталась осторожно разжать руки Кэтрин, вцепившиеся в простыни.

– Моя дочь никогда бы не совершила кражу, а уж тем более не бросила бы меня! – Кэтрин обессилено замерла после вспышки эмоций, но потом снова заговорила: – Этот человек... Штейнманн... Он что, заявил на Лизу в полицию? И, наверное, уже есть ордер на ее арест, да?

– Да, – едва слышно ответила Руби.

Кэтрин закрыла глаза и молчала так долго, что Руби подумала, будто она уснула, но Кэтрин вдруг снова заговорила, и в голосе у нее зазвучали стальные нотки непоколебимой уверенности.

– Моя дочь ничего не крала. Похоже, она попала в серьезную переделку. Лиза слишком ответственная, чтобы не вернуться домой. Значит, с ней что-то случилось.

Кэтрин открыла глаза.

– Руби, мне бы не хотелось беспокоить тебя еще раз, но...

– Никаких «но», – решительно ответила Руби. – Вы же знаете, что я люблю Лизу, как сестру. Пока она не вернется, а она обязательно вернется, и все выяснится, – я буду проводить здесь все свое свободное время...

– Но у тебя, наверное, есть какие-то дела, – растроганно возразила Кэтрин.

Глаза Руби были полны слез. Кэтрин сильно сдала с тех пор, как она видела ее последний раз. А ведь это было совсем недавно. Руби взяла руку Кэтрин в свою.

– Мы обязательно найдем Лизу, а пока я буду рядом. И тут не о чем спорить. Мы найдем ее.

«Если только она еще жива», – мысленно добавила Руби и молча помолилась, чтобы это действительно было так.