Я понятия не имела, сколько просидела.

Мне казалось невозможным измерить время в этом месте.

Я сидела посреди Зала Всех Дорог (с подобранными ногами, глядя на золотой пол, потому что если я начинала оглядываться, то чувствовала себя маленькой и у меня кружилась голова), пытаясь критически оценить ситуацию.

Проблема: где-то там, в реальном мире, в моей гостиной в Эшфорде, штат Джорджия, ГМ до сих пор удерживает моих родителей.

Я представляла, как сильно он был взбешен.

Моей вины в этом не было. Именно он настоял на том, чтобы я показала ему камни. Я его предупреждала. Но винить себя было неуместно, как неуместно было и находиться в этом бескрайнем и равнодушном месте, откуда берут начало все возможные дороги.

У него до сих пор были мои родители. Вот что являлось существенным.

Надеюсь, Бэрронс прямо сейчас мчится через перенастроенное Зеркало в его кабинете, а его приятели прорываются через зеркало на ЛаРю, 1247. Надеюсь, этот скользкий розовый туннель, который слишком уж напоминал мне некоторую часть женской анатомии, чтобы мне было в нем комфортно, до сих пор был невредим, и я всего лишь была изгнана его родовыми схватками, и надеюсь, что через несколько мгновений мои родители окажутся в безопасности.

На мой вкус было слишком много «надеюсь».

Неважно. Я была эффективно нейтрализована. Вырвана из числового множества и заброшена в квантовый зал с переменными величинами, ни одна из которых не могла быть вычислена с помощью единственного уравнения, которое я понимала и которое меня волновало.

Вокруг меня были миллиарды зеркал. Миллиарды порталов. А я-то переживала, выбирая между пятнадцатью оттенками розового!

Через некоторое время я взглянула на часы. Они замерли на 13:14.

Я выскользнула из плаща и начала раздеваться, засунув мешочек с камнями за пояс. В Зале было слишком тепло для всех этих надетых на меня слоев одежды. Я стянула свитер и вязаную кофту с длинными рукавами, завязала их вокруг талии, потом снова надела плащ.

Я устроила инвентаризацию предметов, которые были при мне.

Один нож – древний шотландский кинжал – о котором ГМ не знал, утащенный из раздела «Сувениры» книжного магазина Бэрронса, прикрепленный к моему левому предплечью.

Одна баночка из-под детского питания с извивающейся плотью Невидимого в левом кармане.

Два раздавленных протеиновых батончика, засунутых во внутренний карман.

Один МакНимб, застегнутый под подбородком ремнем.

Один мобильник.

Я провела инвентаризацию того, чего у меня не было.

Нет ни батареек, ни фонариков.

Нет воды.

Нет копья.

Здесь я остановилась. Это было плохо само по себе.

Я вытащила из заднего кармана сотовый и набрала номер Бэрронса. Я так привыкла к его неуязвимости, что ждала, что он зазвонит, а когда он этого не сделал, у меня был шок. Даже если у его сотового оператора были зоны отсутствия приема, и если он не заработает где-нибудь снова, я могла понять, почему он не действовал здесь. Даже если бы у меня было имя В’лейна, я сомневалась, что и оно сработало бы в этом месте.

Даже мой собственный разум тут не функционировал. Чем дольше я сидела, тем чуднее себя чувствовала.

Зал был не только местом слияния бесчисленных проходов в альтернативные места и времена. Множество порталов заставляли Зал жить и дышать, наступать и отступать. Зал был самим временем. Он был юным и древним, прошлым, настоящим и будущим одновременно.

BB&B излучал ощущение искаженного пространства из-за скрытого в кабинете Бэрронса одного-единственного Зеркала.

Эти миллиарды зеркал, открывающиеся прямо в зал, создавали растущий в геометрической прогрессии эффект, одновременно пространственный и временной. Время здесь было не прямолинейным, оно было… Мой разум не мог на нем сосредоточиться, но я была его частью, и я совершенно не могла с этим разобраться. Я не имела значения. Я была неотъемлемой частью. Я была ребенком. Я была высохшей старухой. Я была смертью. Я была истоком созидания. Я была Залом, а Зал был мной. Казалось, что малюсенькая часть меня изливается кровью в каждую дверь.

Двойственность – не то слово, чтобы описать это. Как и само место, я была всем возможным. Самое ужасное чувство из когда-либо мной испытанных.

Я попробовала набрать ЕНММД.

Нет сети.

Долгое время я смотрела на ЕТУ.

Риодан говорил, что сам меня убьет, если я воспользуюсь им без нужды.

Моей первой мыслью было: хотелось бы мне увидеть, как он сюда попадет и попытается это сделать. Второй мыслью было то, что я не хотела бы это выяснять, потому что тогда он тоже будет здесь и вполне вероятно убьет меня.

Я не могла даже представить убедительный аргумент в пользу того, что я умираю. Мне могло не нравиться текущее положение дел, но бесспорно, я была совершенно здорова, и моей жизни напрямую ничего не угрожало. Хотя мне казалось, что я все больше… запутываюсь.

Воспоминания моего детства начали метаться в моей голове, они казались слишком яркими и волнующими для обычных воспоминаний.

Я легонько перепрыгивала через них, пока не обнаруживала то, что мне понравилось.

Мой десятый день рождения: мама с папой приготовили для меня вечеринку-сюрприз.

Стоило мне сосредоточиться на нем, как оно разрослось со всем драматизмом. Там были мои друзья, они смеялись и держали подарки, настоящие, такие настоящие, ждали, когда я присоединюсь к ним в столовой, там, где они смогут съесть торт и мороженое. Я видела, как все происходило, прямо здесь на расплавленном золоте пола, там, внизу, куда я смотрела. Я провела пальцами по видению. Золото покрылось рябью под кончиками моих пальцев. Я трогала стол в нашей столовой, почти погружаясь внутрь, проскальзывая внутрь моего десятилетнего тела в кресле, смеясь над чем-то, что мне говорила Алина.

Алина была мертва. Это происходило не сейчас. Это не было реальным.

Я оторвала взгляд от видения.

Передо мной в воздухе начало сплетаться новое воспоминание: моя первая поездка за покупками в Атланту вместе с моими тетушками. Она произвела на меня неизгладимое впечатление. Мы были в Блумингдейле. Мне было одиннадцать. Я заблудилась там, глядя на все эти прелестные вещички, не замечая больше ни золотых стен, ни зеркал.

Я закрыла глаза, встала и сунула мобильник в задний карман.

Мне нужно выбираться из этого места. Оно играло с моим разумом.

Но куда?

Я открыла глаза и начала двигаться. Как только я это сделала, воспоминания растворились в воздухе, и мой разум прояснился.

В голове возникла одна мысль. Нахмурившись, я прошла несколько метров и остановилась.

Воспоминания вернулись.

Папа аплодировал моей первой – и последней – игре в софтбол. Он купил мне розовую перчатку с малиновым узором. Мама вышила на ней мое имя и цветы. Мальчишки смеялись надо мной и моей перчаткой. Я бежала, чтобы поймать катящийся по земле мяч, чтобы доказать, насколько я крутая. Он подскочил и стукнул меня по лицу, расквасил мне нос и выбил зуб.

Я содрогнулась.

Они засмеялись еще больше, тыча в меня пальцами.

Я воздействовала на воспоминание, перемотала его, поймала мяч, бросилась на основную базу обгонять раннера и на бегу «заземлила» мяч на базе, чтобы кетчер мог обойти раннера на третьей.

Мальчишки благоговели перед моей техникой владения мячом.

Мой отец раздулся от гордости.

Это была ложь, но такая сладкая.

Я снова пошла.

Воспоминание рассыпалась пылью цвета моей розовой перчатки прямо на пол.

Останавливаться в Зале было опасным, возможно, даже смертельным.

Мое подозрение подтвердилось спустя короткое время, когда я прошла мимо скелета, который сидел со скрещенными ногами на полу, прислонившись к золотой стене между зеркалами. Его поза не говорила ни слова о перенесенных страданиях, не давала даже намека на смертельную агонию. Лицо скелета – насколько оно могло быть у черепа – сохранило умиротворенный вид. Он умер от голода? Или прожил сотню лет, потерявшись в мечтах? Я не испытывала чувства голода, а должна была, учитывая, что я пила только кофе вчера в полдень, много часов назад. Нужна ли еда вообще там, где время было вовсе не тем, чем можно было ожидать?

Я начала смотреть в зеркала, мимо которых проходила.

Какие-то создания отвечали мне взглядами, выглядя смущенными и пораженными. Казалось, некоторые из них видят меня столь же отчетливо, как я видела их.

Я оказалась перед необходимостью сделать выбор, и суда по всему, лучше сделать это раньше, чем позже. Я начала думать, что золотой – наиболее умиротворяющий, правильный и совершенный цвет, какой я когда-либо видела. А пол такой заманчивый! Теплый, гладкий. Я могла бы вытянуться на нем и дать немного отдохнуть глазам… чтобы собраться с силами для моего бесспорно самого тяжелого путешествия.

Первейшая опасность Зала Всех Дорог: если вы можете мысленно прожить любой день – и прожить его правильно – зачем вообще жить? Здесь я могла спасти свою сестру. Спасти мир. И через какое-то время даже не заметила бы разницы.

Вторая опасность Зала Всех Дорог: если возможно все, как же выбрать?

Тут были растянувшиеся на мили вереницы тропических белых пляжей, с такими чистыми морскими волнами, что коралловые рифы всех цветов радуги переливались под ними, ярко сияя под солнцем, а изящные сребристые рыбки ныряли и играли в этой ряби.

Тут были улицы со сказочными дворцами. Пустыни и громадные равнины. Древние чудовищные рептилии на зеленых лугах и в постапокалиптических городах. Подводные миры и Зеркала, открывающиеся прямо в открытый космос, черный и глубокий, со сверкающими звездами. Там были двери в галактические туманности и даже одна, которая вела прямо в пределы черной дыры. Я пыталась постичь разум, который захочет шагнуть туда. Бессмертный, который уже все совершил? Эльф, который не может умереть и который захочет узнать, каково это – быть поглощенным одной из них? Чем больше я видела в Зале Всех Дорог, тем лучше я понимала, что я абсолютно не понимаю бессмертную расу, которая создала это место.

Здесь были зеркала, которые открывали картины столь ужасные, что я отводила взгляд, как только ловила проблеск того, что там происходило. Мы уже делали кое-что из этого. Вероятно другие существа из иных миров, тоже. В одном из них меня увидел человек, проводящий ужасающий эксперимент, он ухмыльнулся и ринулся ко мне. Я в ужасе отпрыгнула от Зеркала с колотящимся сердцем и бежала, не останавливаясь, долго-долго. В конце концов, я оглянулась. Я была одна. Я сделала вывод, что то Зеркало, должно быть, было односторонним. К счастью! Я задумалась, а были ли все Зеркала в Зале такими же, или некоторые из них все еще работали в обе стороны. Если я шагну в одно из них, смогу ли я немедленно вернуться, если мне не понравится мир? Из того, что мне рассказывал Бэрронс, непредсказуемость была одним из имен местной игры.

Как я попала в Зал? Что сотворили камни, чтобы вырвать меня из туннеля из сети Зеркал и забросить меня в омут главной сети? Сработали ли они в качестве радиомаяка, или когда я открыла их, они в любом случае привели бы меня сюда?

Я шла. Я смотрела. Я отворачивалась.

Боль, удовольствие, восторг, мука, любовь, ненависть, смех, отчаяние, красота, ужас, надежда, печаль – все было доступно здесь, в Зале Всех Дорог.

Здесь были зеркала с сюрреалистическими ландшафтами в стиле Дали, так похожими на его картины, что я задумалась: а вдруг их повесили тут, а потом оживили. Здесь были двери в фантастические ландшафты столь чуждые, что я не могла дать название тому, что я видела.

Я смотрела в зеркало за зеркалом со всевозрастающей неуверенностью. Я не имела представления, действительно ли хотя бы один из этих порталов открывается в мой мир. Были ли это другие планеты? Иные измерения? Как только я войду в одно из них, не совершу ли я рискованное путешествие в непроходимый лабиринт?

Миллиарды. Там были миллиарды вариантов. Как я вообще собиралась искать дорогу домой?

Я шагала, как мне казалось, уже несколько дней. Кто знает? Наверное, так и было. Время не имело значения в Зале. Ничто не имело значения. Малюсенькая я и огромный коридор. Попавшийся мне скелет – единственный человек в этом месте. Тишина, и только звук моих ботинок на золотом полу. Я начала петь. Я пропела все песни, которые только знала. Я смотрела в Зеркала и от некоторых пускалась наутек.

Перед одним из них я встала как вкопанная.

Я уставилась туда.

– Кристиан? – воскликнула я, не веря собственным глазам.

Он шел через темный лес спиной ко мне, но луна в зеркале была довольно яркой, и нельзя было ошибиться – это были его телосложение и его походка. Эти длинные ноги в линялых джинсах. Темные волосы, собранные в хвост. Широкие плечи и уверенная походка.

Он повертел головой. Сбоку его шеи спускалась вниз линия черно-красных татуировок – их не было там, когда я видела его в последний раз.

Мак? Его губы шевельнулись, но я его не слышала. Я шагнула ближе.

– Это на самом деле ты?

Очевидно, он меня слышал. Восторг и облегчение боролись с беспокойством в прекрасных глазах Шотландца. Он уставился на меня, наклонился поближе, выглядя растерянным, а затем покачал головой.

– Я не знаю, как вернуться.

– А ты не видишь?

Он покачал головой.

Мне пришлось заставить его повторить это несколько раз. Я не лучший чтец по губам. Слово «кактус» привело меня в замешательство. Я не видела ни одного кактуса в этом лесу.

– Я в Зале Всех Дорог.

Не задерживайся там! Он пудрит тебе мозги, – его тигриные глаза вспыхнули.

– Ну, я вроде это поняла. – Секундой раньше на моей руке появились розовая перчатка, и я услышала звуки бейсбольного стадиона. Я начала бег на месте. Но Зал я не обманула. Перчатка оставалась на моей руке. Я пробежала круг перед зеркалом. Перчатка и воспоминания исчезли.

– Издеваешься? – я просто взбесилась.

Если я зайду на тропический пляж, не попаду ли я в результате в нацистскую Германию со своими весьма неподходящими черными волосами?

Так было с тем, которое выбрал я. С тех пор я скачу по измерениям, пытаясь попасть в местечко получше. Некоторые из Зеркал истинны, а некоторые нет. Сказать точно, какое из них истинное, невозможно.

– Но ты же детектор лжи!

Это не срабатывает в Зале, девушка. Это работает только вне его, да и то не всегда. Я сомневаюсь, что там действует хотя бы одна из твоих способностей ши-видящей.

Продолжая делать небольшие круги, я зажмурила глаза и поискала то место в центре своего разума. Покажи мне истину, приказала я. Открыв глаза, я взглянула на Кристиана. Он все еще стоял в темном лесу.

– Где ты?

В пустыне. Он одарил меня горькой улыбкой. Тут четыре солнца и нет ночи.Я сильно обгорел. Я давно ничего не ел и не пил. Если я как можно быстрее не найду переход в другое измерение, я… в беде.

– Переход в другое измерение? – я спросила, не имеет ли он в виду МЭВ, и объяснила, что это такое.

Он кивнул.

Их полно. Но здесь их совсем не полно. Он сказал «полноооо».

Хотя зеркало показывало мне совершенно опрятного, хорошо отдохнувшего мужчину, теперь, имея представление, чего ожидать, я могла заметить его истощение и напряженность. Более того, я уловила совершенно отчетливую… мрачную обреченность. У Кристиана МакКелтара? Да никогда.

– Насколько ты плох, Кристиан? – сказала я. – И не лги мне.

Он улыбнулся. Кажется, я припоминаю, как говорил тебе нечто подобное. Ты спала с ним?

– Долгая история. Отвечай на мой вопрос.

Это означает «да». Ох, девушка. Какое-то время тигриные глаза напряженно, изучающее всматривались в мои. Плохо, произнес он, наконец.

– Ты действительно сейчас стоишь там? В смысле, на своих ногах? – было ли то, что я видела, хотя бы отдаленно похоже на правду?

Нет, девушка.

– Ты сможешь стоять, если захочешь? – сказала я резко.

Не уверен.

Я не стала больше терять ни секунды.

Я шагнула в зеркало.