По мере взросления я всегда четко осознавала свои возможности. Я была достаточно миловидна, чтобы один из спортсменов в моем классе пригласил меня на танцы, но я бы никогда не охмурила квотербека.

У меня хватило мозгов, чтобы пролезть в колледж, но я никогда бы не смогла стать нейрохирургом.

Я могла достать свой собственный велосипед с алюминиевой рамой с верхней полки нашего гаража, но ни за что не сдвинула бы с места велосипед отца, который остался у него со времен юридической школы.

Когда знаешь пределы своих возможностей, это успокаивает. Это зона надежности и комфорта. Многие люди находят свою, забираются в нее и остаются там на всю жизнь. Я думала, что проживу именно такую жизнь.

Есть тонкая грань между глупостью и осознанием того, что тебе придется испытать свои пределы, если ты вообще хочешь жить.

Это была та грань, на которой я и балансировала в данный момент.

Синсар Дабх лежала открытой у моих ног.

С того момента, как она коснулась тротуара, я старалась на нее не смотреть.

– Не смотри вниз, не смотри вниз, – повторяла я, как мантру.

Не успев полностью открыться, Книга испепелила О’Банниона. А если я посмотрю на ее раскрытые страницы, что тогда случится со мной?

Я то ли прошептала, то ли прошипела имя Бэрронса, и только потом поняла всю глупость своего поступка. Неужели я думала, что если не буду шуметь, Книга меня не заметит?

Приехали! Она уже заметила меня. Собственно говоря, я была ее единственной целью. Она играла со мной с того момента, как я засекла ее сегодня ночью. Потому что это была именно я? Или она играла со всеми, кто попадался ей на пути?

– Бэрронс! – закричала я, – где тебя черти носят?

Моим единственным ответом было эхо, отражающееся от кирпичных домов в зловещей тишине улицы. Я смотрела прямо перед собой и пыталась найти штуковину у моих ног с помощью центра силы ши-видящей в моей голове.

Есть! Но она… бездействовала.

Я не получала от нее никаких сигналов. Может, это из-за камня в руке? Или она притворялась передо мной так же, как и перед всеми остальными? Маскировалась под нечто, не представляющее важности?

Это было очень даже возможно. Слишком много неясного. Я ошибалась. Я не балансировала между глупостью и проверкой своих возможностей. По обе стороны от линии, на которой я стояла, на целые мили простиралась беспросветная глупость.

Я должна была пойти назад, двигаясь только по этой узкой дорожке, прикладывая огромные усилия, чтобы не свалиться ни в одну сторону.

Мне надо было подождать Бэрронса. И не рисковать.

Я сделала шаг назад, потом еще один. Затем третий, мои каблуки наткнулись на что-то твердое, я запнулась и начала падать.

Это был основной инстинкт – расправить руки для равновесия и посмотреть на землю.

– Вот дерьмо! – вырвалось у меня, и я подняла голову.

Но было уже слишком поздно. Я увидела страницы и не могла не посмотреть на них еще раз.

Я упала на колени и склонилась над Синсар Дабх.

Я упала перед ней на колени, потому что на ее постоянно меняющихся страницах, я успела увидеть блондинку с ледяными глазами – ту самую женщину, что стояла на страже и не давала мне войти в одну из важнейших библиотек Хэйвена. Я видела, как она перемещается в Книге с одной картинки на другую.

Мне необходимо было узнать, кто она такая, чтобы понять, как пройти мимо нее. Мне необходимо было знать о ней все, что было известно о ней книге. Откуда она ее знала?

– Вамнеобходимобылознать, – позже высмеял бы меня Бэрронс, – разве это не то, что Ева сказала Адаму, срывая ваше яблоко?

– Это не мое яблоко, – возразила бы я, – ты тоже пытался сорвать его. Разве не все мы гоняемся за одним и тем же, думая, что нам «необходимо» то, что скрывается на страницах Книги? Скажи мне, Бэрронс, давай начистоту – как долго ты охотишься за ней и почему?

Разумеется, он бы не ответил.

Как я и говорила – по обеим сторонам от линии, на которой я стояла, на мили простиралась глупость.

Но сейчас, упав перед ней на колени, я была абсолютно уверена, что нахожусь на пороге прозрения. И эти по-настоящему полезные, доступные знания были в минуте, даже в секунде от меня. Знания, с помощью которых я сама буду управлять своей жизнь, смогу победить врагов; знания, которые прольют свет на тайны, что я не могла разгадать, научат меня как руководить, как достичь успеха, дадут мне то, чего я хотела больше всего.

Пока я исследовала эти две постоянно изменяющиеся страницы, меня достало какое-то насекомое, жужжавшее у меня над ухом. Я постоянно от него отмахивалась, но оно не улетало. Я была занята. Здесь было то, что мне было необходимо узнать, просто я не могла пока это осознать. Все что мне было нужно – просто перестать сопротивляться, перестать беспокоиться. А узнавать, впитывать, быть. И все будет хорошо.

Через какое-то время жужжание превратилось в вой. Вой стал воплем. Вопль перешел в рев, пока я не поняла, что это вовсе никакое не насекомое, а кто-то на меня рычит. Говорит обо мне. Говорит, кто я и кем я не была. Чего я хотела.

И чего я не хотела.

– Отойди! – прогремел голос, – встань, Мак. Сейчас же уноси оттуда свою задницу! Или я приду и убью тебя собственными руками!

Я подняла голову и всмотрелась в улицу. Я прищурилась. Бэрронс появился в поле зрения. На его лице было выражение ужаса. Но его взгляд был направлен не на Книгу, лежащую у моих ног, и не на меня. Он смотрел на что-то позади меня.

Я почувствовала озноб. Что же заставило ужаснуться Иерихона Бэрронса?

Что бы это ни было, оно дышало мне в шею. Теперь, когда я вышла из транса, я чувствовала это, нечто злобное, оно насмехалось, забавлялось и смеялось у меня над ухом.

– Что ты такое? – прошептала я, не оборачиваясь.

– Бесконечность. Вечность, – услышала я звук лезвий пилы, на своей щеке почувствовала дыхание, пахнувшее машинным маслом, металлом и гнилью. – Никаких ограничений. Свобода.

– Испорченность. Мерзость, которая не должна существовать. Зло.

– Две стороны одной монеты, Мак, – сказал голос Риодана.

– Я никогда не переметнусь на другую сторону.

– Может, с тобой что-то не так, младшая, – сказало нечто, голос был мягкий и нежный – голос Алины.

Бэрронс пытался добраться до меня, молотя кулаками по невидимой стене.

Я повернула голову.

Позади меня склонился О’Баннион, его истощенное тело прижалось к моему, нас окружил запах смерти, и эти отвратительные лезвия пилы находились в дюйме от моего лица.

Он проскрежетал зубами и рассмеялся.

– Сюрприз! Попалась, да?

Мне не надо было оглядываться, чтобы узнать, что на тротуаре нет Книги. И никогда не было.

На самом деле я ее не видела. Это была иллюзия, чары. А это означало, что СинсарДабх каким-то образом просканировала мою голову и извлекла оттуда образы, чтобы привлечь меня, удержать мое внимание. Наверняка, часть меня продолжала думать о той женщине, гадая, как пройти мимо нее завтра.

Она показала мне отрывки того, что я хотела увидеть, чтобы я продолжала искать нечто неуловимое – призрачные образы, только обещания и ничего существенного.

В то время как на самом деле она склонилась надо мной, занимаясь… чем? Что она делала, пока я глазела на страницы, которых там и не было?

– Знакомилась с тобой. Пробовала тебя. Узнавала тебя, – рука О’Банниона, с лезвиями, погладила меня по плечу.

Я стряхнула ее.

– Сладкая. Такая сладкая, – О’Баннион дышал мне в ухо.

Я собрала всю волю в кулак, рванулась вперед и попыталась отползти от него подальше.

– Я СКАЖУ, КОГДЫ МЫ ЗАКОНЧИМ!

Я рухнула на асфальт, скорчившись от боли. И тогда я поняла, что это не камни защищали меня и не мои усилившиеся способности. Это Синсар Дабх избавила меня от боли и могла вернуть ее в любой момент, когда захочет.

Она захотела сейчас.

Она возвышалась надо мной, растягивалась, превращаясь в Зверя, расписывала мне в деталях, что именно я могу сделать с этими ничтожными маленькими камешками. И что только глупец мог верить в то, что они смогут окружить, ослабить, или даже просто надеяться на то, что они смогут хотя бы прикоснуться к бесконечному величию и такому безграничному совершенству, как она. Она раздирала меня докрасна раскаленными клинками ненависти и ледяными черными ножами отчаянья.

Я горела в агонии. Я не могла бороться, не могла спастись. Я могла только лежать там, скованная болью, и хныкать.

Когда я пришла в себя, мне потребовалась несколько секунд, чтобы понять, где я нахожусь. Я моргнула от неяркого света и, сохраняя неподвижность, быстро оценила свое состояние. Я испытала облегчение от того, что боль постепенно проходит. Моя голова была одним сплошным ушибом. Я чувствовала себя так, будто мне сломали все кости, затем наложили шину, и они только начали срастаться.

Завершив внутреннюю проверку, я решила осмотреться снаружи.

Я была в книжном магазине, лежала на своем любимом диване перед камином в задней части магазина. Я промерзла до костей и была укутана в одеяла.

Бэрронс стоял напротив камина, спиной ко мне, его высокая, сильная фигура была окружена пламенем.

Я с облегчением выдохнула, издав едва различимый звук в огромной комнате, но Бэрронс тут же повернулся, в его груди возник рокочущий звук, гортанный, звериный. От него моя кровь застыла в жилах.

Это был один из самых нечеловеческих звуков, что я когда-либо слышала. У меня в крови подскочил уровень адреналина. Я поднялась на четвереньки, не слезая с дивана, как будто сама была диким существом, и уставилась на него.

– Что, черт побери, вы такое? – прорычал он. Его глаза горели древним огнем, а лицо светилось холодом. На его щеках была кровь. Кровь была и на его руках. Мне стало интересно, не была ли эта кровь моей. И почему он не потрудился ее смыть? И как долго я была без сознания? Как я вернулась обратно? И вообще, который час? И что книга со мной сделала?

А затем я вникла в суть его вопроса. Я отбросила волосы с лица и рассмеялась.

– Что я такое? Что я такое?

Я все смеялась и смеялась и не могла остановиться. Я обхватила себя руками. Может, это звучало немного истерично, но после всего, через что я прошла, мне кажется, у меня было право на легкое помешательство. Я смеялась так, что стало трудно дышать.

Иерихон Бэрронс спрашивал меня, что я такое!

Он снова издал этот звук – словно гигантская гремучая змея предупреждающе хлестнула в его груди хвостом. Я прекратила смеяться и взглянула на него. От этого звука меня бросало в озноб так же, как и от Синсар Дабх. Это навело меня на мысль, что кожа Иерихона Бэрронса могла служить обивкой для кресла, причем такого, которое мне никогда не захочется увидеть.

Вот дерьмо! Он применил Глас!

И он сработал!

Я свалилась с дивана на ворох одеял и встала на колени, сжимая зубы. Я думала, что теперь невосприимчива к Гласу! Глас Гроссмейстера ведь не сработал! Но, видимо, Бэрронс лучший во всем.

– Что вы такое? – прорычал он.

– Я не знаю! – выкрикнула я. Я и не знала, но уже начала строить предположения. Я стала все чаще вспоминать замечание В’лейна в ту ночь в аббатстве: «Они должны бояться тебя, – сказал он, – ты только начала понимать, что ты такое».

– Чего от вас хочет Книга?

– Я не знаю!

– Что она с вами делала, пока держала там на улице?

– Я не знаю! А сколько она меня там держала?

– Больше часа! Она превратилась в Зверя и как-то заслонила вас. Проклятье, я не мог до вас добраться! Черт побери, я даже не видел вас! Что она делала?

– Знакомилась со мной. Пробовала меня. Узнавала меня, – я заскрежетала зубами, – это то, что она сказала. Хватит использовать на мне Глас!

– Я прекращу использовать Глас, когда вы сможете меня остановить, мисс Лейн. Встаньте.

Я резко поднялась, мои ноги дрожали, тело все еще болело. В тот момент я его ненавидела. Не было нужды пинать меня, когда я и так чувствовала себя разбитой.

– Боритесь со мной, мисс Лейн, – прорычал он, не применяя Глас. – Возьмите нож и порежьте свою ладонь.

Я взглянула на кофейный столик. Нож был с рукояткой из слоновой кости со страшным зазубренным лезвием, в котором отсвечивалось пламя камина. И я с ужасом обнаружила, что тянусь к нему. Со мной такое уже было. Именно так он пытался обучать меня в прошлый раз.

– Боритесь!

Но, как и в прошлый раз, я продолжала тянуться к ножу.

– Вашу мать! Загляните внутрь себя! Возненавидьте меня! Боритесь! Боритесь изо всех сил!

Мои руки остановились. Подались назад. Снова потянулись вперед.

– Сделайте глубокий порез, – прошипел он, используя Глас, – сделайте себе чертовски больно.

Мои пальцы сжались вокруг рукоятки ножа.

– Вы натуральная жертва, мисс Лейн. Ходящая, говорящая Барби, – издевался он. – Только посмотрите: сестру Мак убили. Мак изнасиловали. Мак отымели. Мак скрутила на улице Книга. Мертвая Мак валяется в куче мусора на заднем дворе.

Я резко втянула воздух, ощутив боль.

– Возьмите нож!

Я рывком схватила его.

– Я побывал внутри вас, – насмехался он. – Я знаю вас вдоль и поперек. Внутри вас ничего нет. Сделайте нам всем одолжение и умрите, чтобы мы начали разрабатывать другой план и прекратили думать, что, возможно, вы повзрослеете и, черт возьми, станете на что-то способной.

Ну все, хватит!

– Ты не знаешь меня вдоль и поперек, – прорычала я, – может, ты и побывал внутри меня, но ты никогда не бывал в моем сердце. Давай, Бэрронс, заставляй меня нарезать из себя кубики и ломтики. Давай, играй со мной в свои игры. Издевайся надо мной. Лги мне. Запугивай меня. Будь таким же неизменным придурком, как обычно. Продолжай ходить тут весь такой задумчивый, раздраженный и таинственный, но насчет меня ты ошибаешься. Есть что-то внутри меня, чего тебе лучше опасаться. И ты не сможешь затронуть мою душу. Ты никогда не затронешь мою душу!

Я подняла руку, отвела ее назад и метнула нож. Он полетел, разрезая воздух, прямо ему в голову. Он уклонился от него со сверхъестественной грацией, почти незаметным движением, ровно настолько, чтобы его не задело. Рукоятка вошла в дерево декорированной каминной доски прямо за его головой.

– Так что, имела я тебя, Иерихон Бэрронс, и не так как тебе это нравится. Иди ко всем чертям – ты не сможешь даже прикоснуться ко мне. Никто больше не сможет.

Я толкнула на него стол. Он врезался ему в ноги. С края стола я подняла лампу и бросила ему прямо в голову. Он снова увернулся. Я схватила книгу. Она отскочила от его груди.

Он рассмеялся, его темные глаза сверкали от возбуждения. Я кинулась на него, врезав по лицу кулаком. Я услышала соответствующий хруст и почувствовала, как что-то треснуло у него в носу.

Он не пытался дать мне сдачи или оттолкнуть. Он только обхватил меня руками и крепко прижал к своему телу, удерживая мои руки на уровне своей груди. Затем, когда я уже подумала, что он может просто стиснуть меня до смерти, он наклонил голову к впадинке между моим плечом и шеей.

– Вы соскучились по нашему траху, мисс Лейн? – промурлыкал он мне в ухо. Его Глас резонировал в моем черепе, заставляя ответить.

Я была высокой, сильной и гордилась собой. Никто не будет мне хозяином. Больше я не должна была отвечать на вопросы, если сама того не хотела.

– Ты же не просто так интересуешься? – промурлыкала я в ответ. – Ты хочешь от меня большего, не так ли, Бэрронс? Я глубоко забралась к тебе под кожу. Надеюсь, ты успел ко мне привыкнуть. Я была дикаркой, разве нет? Готова поспорить, что за все время твоего существования у тебя не было такого секса, правда, о Древнейший? Готова поспорить, что я поколебала твой идеально упорядоченный маленький мирок. И надеюсь, тебе адски больно хотеть меня!

Внезапно его руки больно сжали мою талию.

– Есть только один вопрос, который имеет значение, мисс Лейн, тот, который вы никогда не зададите. Люди способны принять разные виды правды. Большинство проводит всю свою жизнь, создавая сложную паутину лжи, а затем убеждают себя в том, что это правда. Они делают все, чтобы чувствовать себя в безопасности. У того, кто живет по-настоящему, бывает всего лишь несколько бесценных моментов, когда он в безопасности, он учится выживать при любом шторме. Вот та леденящая кровь правда, которая делает вас тем, кто вы есть. Слабым или сильным. Живым или мертвым. Испытайте себя. Как много правды вы сможете вынести, мисс Лейн?

Я чувствовала, как его разум соприкасается с моим. И это было потрясающе чувственное ощущение. Он пробирался в мои мысли так же, как я в его, только он соблазнял меня распахнуть свое сознание, заставлял меня раскрыться, как цветок под его солнцем, заманивая меня в свои воспоминания.

Я уже не была в книжном магазине, я была на волосок от того, чтобы убить или – кто, черт побери, его знает? – поцеловать Иерихона Бэрронса, я была…

Я поднял руку с его сердцем перед своим лицом, сжал его, позволяя крови стекать…

Он пытался запугать меня этим кровавым зрелищем. Заставляя меня видеть каждую мельчайшую деталь происходящего. Но там было что-что еще. Что-то за этой кровавой сценой.

И это было то, что я хотела увидеть.

Я собрала всю свою волю, подалась назад и ринулась в то воспоминание, куда он силой меня направлял. Оно прорвалось по центру, как полотно экрана в кинотеатре, и за ним появился новый экран.

Еще больше кровавой резни. Он рассмеялся.

Я потянулась к тому темному зеркальному озеру в моей голове, что было центром силы ши-видящей. Я не стала призывать то, что покоилось в его глубинах. Я просто взяла у него немного силы. И, чем бы оно ни было, оно с охотой предложило мне ее, накачивая силой мускулы моего разума.

Я разрывала экран за экраном, пока их больше не осталось, и тогда я рухнула на колени в мягкий песок в…

Образы прекратились. Я вновь оказалась в книжном магазине. Меня колотила дрожь. Горе было открытой раной в моей груди. Сердце обливалось кровью из-за ребенка, которого я только что потеряла, из-за Алины, из-за всех людей, которые погибли в этой войне, которую мы не смогли предотвратить.

Я дернулась и посмотрела на него. Если он думал, что таким образом он отплатит мне за мое вмешательство, то он ошибся.

С меня будто содрали кожу. Я была не в себе. Если он прикоснется ко мне прямо сейчас, я буду с ним нежной. Если он будет нежен со мной, то я сама прикоснусь к нему.

Его лицо было бесстрастным, глаза – безжизненно черными, руки были сжаты в кулаки с обеих сторон его тела.

– Бэрронс, я…

– Спокойной ночи, мисс Лейн.