Было уже почти совсем темно, когда Штефан нашел наконец подходящее место для ночевки. Они свернули с дороги, которая вела через поля к дому какого-то плантатора. Таня поняла, что они не хотят проситься на ночлег к чужим людям из-за нее. Конечно, ей уже никто не доверяет. Причем настолько, что придумали довольно хитроумный способ отпускать ее в кусты по необходимости.
Прикупили длинную веревку, конечно, идея Штефана, потому что именно он привязывал ее к Таниной руке, отпуская прогуляться, а сам держал другой конец. Конечно, она уходила из поля зрения, но должна была с ним переговариваться. Хорошо, что петь не заставили, или, как она предложила в припадке отчаяния, мычать или блеять. Только Лазарь, как всегда, посмеялся ее печальной шутке. Штефан был серьезен, главной его заботой оставались любые, даже крайние меры предосторожности. Тане пришлось подчиниться и выполнять все его требования.
Она отказалась разговаривать, а считала вслух. Громко — число, тихо — какое-нибудь ругательство в адрес своих мучителей. Оказалось, что он и это слышит. Девушка могла бы и перерезать веревку, но вряд ли ей удалось бы убежать от этих четверых, им ничего не стоит догнать ее, да еще верхом. Но она уже решила, что ночью совершит побег, прихватив коня. Только бы удача улыбнулась ей! Она точно не знала, каким образом осуществить задуманное, но больше ждать не могла. Готова даже убрать с дороги всякого, кто будет караулить этой ночью. Убить? Нет, но ранить запросто. Лазаря и Андора калечить не хотелось бы, они ей сочувствуют, и потом, оба просто выполняют приказания кузенов. Василия — с радостью. Штефана? Она еще не придумала, что можно сделать с ним…
Таня увидела, что на земле расстелили одеяла. Андор стал разжигать костер, а Лазарь — доставать из сумки еду: ветчину, печеный картофель, несколько батонов хлеба. Это была небольшая часть уже готовой пищи, которую они купили на той ферме. Остальное требовалось потом либо варить, либо зажаривать. Еды-то полно, хватит на целую неделю, да еще есть ружья — можно подстрелить дичь, но из разговоров Таня поняла, что никто из них не умеет готовить. Они нарочно обсуждали это при ней, чтобы поняла — завтрак придется готовить ей. Нет уж, обойдутся! К завтраку она надеялась уже покинуть честную компанию.
Все расселись на своих одеялах, Танино оказалось уж очень близко к Штефану. Поели, и вдруг Штефан попросил ее потанцевать для них. Эта просьба так поразила ее, что она не сразу нашлась. Какое неслыханное нахальство — весь день издеваться над ней, то оскорблять, то задумать проучить ее довольно гадким способом, то водить ее на веревочке, а потом — танцуй? Какой цинизм, однако. Будет ли он считаться с ней когда-нибудь? Таня никак не могла понять, какие мотивы движут желаниями этого странного человека. Неужели он снова хочет унизить ее? Конца нет его причудам. Она не удивится, если, получив ее согласие, он попросит ее раздеться.
Таня ужасно разозлилась, настолько, что ответила заносчиво:
— Для всех вас не буду. Только для короля, если он хорошо попросит!
Ей пришло в голову сказать так, чтобы досадить Штефану, кроме того, она была уверена, что Василий не будет настаивать, хотя бы даже от скуки. Несмотря на то что ему понравился ее танец тогда, в таверне, он не выносит Таню, один ее вид его бесит.
Ответ Штефана был неожиданным — он криво усмехнулся, но остался невозмутимым, довольно сухо вымолвив:
— Наш король слишком устал, чтобы быть благодарным зрителем, не правда ли, ваше величество?
Василий как-то странно глянул на Штефана и сказал:
— До этого момента не устал, а теперь очень.
Он улегся и отвернулся, собираясь спать.
Таня услышала, как Лазарь сдавленно хихикнул. Она взглянула в ту сторону, но он тут же улегся на одеяло, Андор последовал его примеру. Значит, Штефан остается первым в карауле. Таня повернулась к нему — тот спокойно лежал на боку, подперев голову рукой, и наблюдал за ней.
— Может, передумаешь? — спросил он, не сбавляя напряжение этим, казалось бы, простым вопросом.
Тане вдруг пришла в голову странная мысль: а не станцевать ли для него? Вдруг он снова проявит к ней прежний интерес после этого? Но неужели она действительно хочет быть желанной для него?
Ну о чем это она думает? Только отрицать очевидное невозможно: несмотря на то что Штефан охладел к ней, ее все-таки тянет к нему. Он обладает какой-то притягательной силой, чертовски привлекателен, особенно сейчас, когда вот так смотрит на нее, растянувшись на одеяле в непринужденной позе. Он снял и сюртук, и жилет, остался в рубашке, расстегнутый ворот которой обнажает крепкую шею. Прядь черных волос упала на лоб, в карих глазах играют отблески огней костра… Он не отводит от нее взгляда, ждет ответа.
Тане не хотелось говорить, поэтому она просто покачала головой. Она хорошо понимала, что они больше не увидятся, завтра ее уже не будет с ним, но жалеть не о чем. Штефан, возможно, единственный человек, который волнует ее, которому она отдалась бы, но именно поэтому так опасно продолжать с ним какие бы то ни было отношения. Ему нет места в ее будущем, там вообще нет места мужчине, а этому, с его причудами, грубостью, враньем — и подавно. Просто она позволила себе на время маленькое сумасшествие…
На ее молчаливый отказ Штефан только пожал плечами. Потом сел на одеяло и позвал ее:
— Иди сюда!
Таня подозрительно уставилась на него: она и так достаточно близко.
— Это еще зачем?
— Я тебя приготовлю ко сну, — ответил Штефан, доставая веревку. — Весьма сожалею, что приходится проделывать все это, Таня, но всем хочется спать. Никому не придется бодрствовать, если я тебя привяжу немножко.
Услышав эту дурацкую тираду, Таня едва не расхохоталась: связать ее на ночь и спокойненько заснуть всей компанией! Да они сами предоставляют ей отличную возможность сбежать! Слава Богу, нож еще при ней, никто его не видел, поэтому перерезать эту чертову веревку не составит труда. Пока удалые молодцы будут смотреть свои сладкие сны про короля и принцессу Кардинии, она покинет их навсегда! Сердце ее радостно забилось в предвкушении долгожданной свободы, но она быстро справилась с собой — Штефан не должен ничего заметить.
Таня перебралась к нему на одеяло и решила немного заупрямиться для видимости.
— Вот еще! — фыркнула она. — Это что, так уж необходимо?
— Вне всякого сомнения.
— А нельзя ли как-нибудь по-другому?
— Разве что ты будешь спать подо мной! — изрек Штефан.
Эти слова, тем более произнесенные с явной издевкой, должны были рассердить, задеть, обидеть Таню. Но вместо этого она только почувствовала легкое головокружение: эта мысль не была ей противна.
И вдруг она решила посмеяться над Штефаном. И вместо того чтобы послать его ко всем чертям, вдруг сказала с ухмылочкой на губах:
— Ну, я не знаю, мне-то не привыкать, когда на меня наваливаются всей тяжестью, а вот каково придется тебе? Ты же привык к удобствам.
Вот это был удар, что называется, под дых! Штефан стиснул зубы так, что желваки заходили, его взгляд стал злым и колючим. Интересно, почему упоминание о ее якобы легкомысленных отношениях с мужчинами приводит его в такое бешенство? Черт возьми, до чего он непонятен! Она никогда не понимала, что у него на уме. То он домогался ее изо всех сил, то вел себя отчужденно и злобно. Сам придумал, что Таня — проститутка, и сам же впадал от этого в ярость. Правда, в первый вечер, тогда, в таверне, он готов был оплатить ее услуги и не гнушался иметь дело со шлюхой, даже, казалось, был рад этому.
Вот бы доказать обратное! Узнал бы, как он заблуждался, и ему стало бы стыдно. И всем остальным тоже — считают ее черт знает кем! Но Таня даже испугалась собственных грешных мыслей. И откуда у нее в голове берется такое? Только ей не хватало напоследок познать сполна радости, куда более ощутимые, чем страстные поцелуи и объятия!
Штефан не принял протянутую ему руку, он смотрел на нее и ждал, когда она протянет вторую. Таня со вздохом подчинилась и смотрела, как он ловко обмотал веревку вокруг запястий, потом крепко-накрепко завязал хитрым узлом. Сам-то смог бы потом развязать? Второй конец веревки Штефан обвязал несколько раз вокруг собственной талии.
Этого Таня не ожидала, но не теряла надежды, что еще не все потеряно. Между ней и Штефаном оставалось около метра веревки, вполне достаточно, чтобы потихоньку, подтянув колени к животу, достать нож из ботинка и при этом не потревожить спящего «сторожа». Правда, ей придется лежать лицом к Штефану, если только ему не вздумается перевернуться на спину — тогда он подтянет ее руки кверху. Что делать тогда? Да просто заставить его вернуться в прежнее положение. Теперь остается только подождать, пока он заснет.
Таня улеглась и тут же обнаружила самое главное неудобство — невозможность подложить руку под голову.
Она валяется, словно бревно, и если бы на самом деле собиралась спать, то глаз бы не сомкнула. Да еще Штефан с нее глаз не сводит. В его глазах не видно больше никаких огоньков, просто два темных зрачка. Правда, в темноте многое не различишь, черты его лица размыты, но она слишком хорошо знает, каков он. Ей показалось, что Штефан хочет что-то сказать или ждет от нее каких-то слов. Ясно, что они оба спать не хотят, несмотря на все приготовления ко сну.
Таня, решив проверить, так ли это, спросила:
— Ты что, собираешься наблюдать за мной всю ночь? Смотришь, не испарилась ли я вдруг?
— Скажи, а ты когда-нибудь поверишь, что ты настоящая принцесса? — задал Штефан свой вопрос. «Начинается!»
— Спокойной ночи, Штефан!
— Ты хочешь узнать историю своей семьи? Таня закрыла глаза. Она поборола желание ответить утвердительно, искушение услышать подробности о родных было слишком сильным. Только разве можно верить тому, что он ей наплетет?
— Не стоит, — ответила она с горечью, — Айрис обычно рассказывала мне сказки перед сном, когда я была маленькая. Доббс заставил ее прекратить эти глупости. Он не хотел, чтобы я выросла мягкосердечной и мечтательной.
— Поэтому ты стала жесткой и…
— Практичной.
— Я бы сказал еще, и скептичной.
— Да, это тоже есть.
— А недоверчивой?
— Пожалуй, да. Жизнь заставляет. Ну, меня мы разобрали, а ты какой?
— Заносчивый, — ответил он, не колеблясь ни секунды.
— Ты признаешь это?
— — Я прекрасно знаю все свои недостатки. Эта черта еще не самая худшая.
— А много у тебя недостатков?
— Будто ты сама не знаешь!
— Нет. Могу только предполагать… Но я привыкаю к твоим недостаткам. Например, к вспышкам гнева…
Ну зачем она сказала это? Сразу и у нее, и наверняка у него в памяти всплывут картины их страстных объятий, и захочется заниматься любовью. У него, кстати, руки не связаны… Дернул же ее черт за язык!
— Спокойной ночи, Таня.
Голос его прозвучал на удивление спокойно. Значит, ему не до этого. Ну и слава Богу! Таня закрыла глаза и тяжело вздохнула.