«Лорелея», один из крупных двухпалубных пассажирских пароходов, курсировал по Миссисипи от Нового Орлеана до Нэтчеза и обратно. Каюты там были удобные и просторные, имелся ресторан, отдельный зал для игры в карты и даже маленькая библиотека.
Таню поместили в не очень большую, но приличную каюту. Для нее вообще все здесь было в диковинку: кровать, покрытая шелковым цветастым покрывалом, рядом столик с кружевной салфеткой, на нем лампа с абажуром из цветного стекла. Когда ее привели, свет был зажжен, но окон она не увидела. На полу лежал восточный ковер причудливой расцветки. Таня посмотрела в дальний угол и увидела там белоснежный фарфоровый умывальник, на котором красовался великолепный большой кувшин с водой. Рядом висели белые полотенца с монограммой "Л", что означало «Лорелея».
На просторной встроенной полке стояли два огромных чемодана. «Интересно, чьи они? И что в них находится?» — подумала Таня, но не прикоснулась к ним, а отошла к креслу у кровати. Она попробовала рукой, насколько оно мягкое, и улыбнулась: хорошо бы посидеть и почитать в этом кресле! Она вспомнила, что давно уже не брала книгу в руки. С тех пор как умерла Айрис, научившая ее читать, у нее на это не было ни сил, ни времени.
Дверь была из крепкого дерева, это она определила, когда попыталась открыть ее, — конечно, ее заперли. Таня подумала было, не начать ли колотить в нее кулаками, но решила не испытывать судьбу, так как тогда уже точно появился бы Штефан.
Она села в кресло и стала ждать у моря погоды, а от этого волноваться еще больше. Правда, она не потеряла присутствия духа, несмотря на все неприятности. Да, ее вторая попытка бежать провалилась, так же как и первая. Но если она будет в состоянии передвигаться после обещанного наказания, а Штефан, как ей сказали, способен «вытрясти душу», и если он не искалечит ее окончательно, она снова попытается сбежать. Она так была близка к успеху сегодня! А все этот Василий со своим дурацким чувством долга! Теперь она не питает никаких иллюзий на его счет, и полагаться больше не на кого. Она не станет повторять свои ошибки. Таня заблуждалась, думая, что они пожалеют оставленные на пароходе вещи и не станут преследовать ее. Нет сомнений, они рискнут всем ради поимки девицы, которую им с таким трудом удалось заполучить.
Таня все-таки не могла понять, почему они выбрали именно ее. Разве что какой-нибудь владелец борделя заказал им танцовщицу, исполняющую танец живота. Этим можно объяснить и небывалую настойчивость, и все уловки, к которым им пришлось прибегнуть, чтобы только заманить ее. Но неужели стоило так усердствовать ради одной-единственной девушки? Или у них есть еще пленницы, спрятанные в других каютах?" Те, которые пошли с охотой, поверив россказням этих пройдох?
Однако это еще предстоит выяснить, когда они прибудут в порт назначения… Нет, так долго ждать невозможно! Чем дальше они отходят от Нэтчеза, тем труднее ей будет вернуться туда.
Пока что из нее еще должны «вытрясти душу».
И гроза надвигалась. Об этом известили голоса за дверью. Иошка что-то громко сказал на непонятном языке, а в ответ коротко, по-английски ответил Штефан:
— Не сейчас, Иошка!
Дверь открылась, и Штефан вошел в каюту. Вошел, а не влетел, как она ожидала. Но утешительного в этом было мало. Пусть бы топал, хлопал дверью — это хоть как-то успокаивает. А тут — словно тигр подбирается к своей жертве…
Одного взгляда на Штефана было достаточно, чтобы понять его настроение. Он был просто разъярен, глаза сверкали как два раскаленных угля, руки сжаты в кулаки, его шрамы на перекошенном лице порозовели, придавая ему дикий, жуткий вид. Таня содрогнулась.
На Штефане не было ни сюртука, ни галстука, он стоял босиком в мокрой рубашке и брюках, через шею переброшено полотенце, которым он явно вытирал волосы — они были всклокочены. Рубашка плотно облегала мускулистое, тело, теперь явственно было видно, что он человек недюжинной силы, о чем раньше девушка только догадывалась. Она не сводила с него испуганного, но восхищенного взгляда, так он был строен, так чертовски мужественен, но так зол…
— Таня опустила глаза на его руки, огромные тяжелые кулаки. Ей представилось, как… «вытрясти душу»… Но что же на самом деле Василий имел в виду?
Она вдруг перепугалась не на шутку, щеки ее вспыхнули. Она вспомнила, как плотоядно улыбался Василий, как хихикал Иошка… Любовница… Ну, конечно! Таня вскочила и спряталась за кресло. Но это лишь подстегнуло Штефана. Он, очевидно, говорить не мог от ярости, нахлынувшей на него, поэтому молча кинулся к Тане, она и вскрикнуть не успела, как он отбросил кресло в сторону и схватил ее за руку. Потом она взлетела в воздух, секунда в сильных руках — и она летит вниз… Слава Богу, упала на кровать!
Но тут же поняла, что радоваться рано: в тот же момент на нее всей своей тяжестью навалился Штефан. Она оказалась полностью под ним, едва могла не то что двинуться, но дышать.
Таня была застигнута врасплох, она хотела было что-то сказать… Но он припал к ее губам жадным поцелуем. Нет, это был не тот поцелуй, что раньше, — Штефан просто кусал ее, рыча как зверь. Сжав ее бедра, он вдавливал ее в кровать. Таня была в панике, не зная, как освободиться.
Когда он подвинулся на ней, чтобы задрать ей юбку, и кровать стала сотрясаться от порывистых движений, она поняла, что имел в виду проклятый Василий — из нее вытрясут душу, но не кулаками, как она поначалу решила по своей наивности. Таня никогда в жизни не была еще так напугана, как сейчас. Штефан собирался овладеть ею в приступе злобы.
Она боролась из последних сил. Как ни было трудно, она все же била его кулаками, царапала и кусала. Это не возымело никакого действия: Штефан ничего не чувствовал — ни ударов, ни щипков. Она схватила его за волосы, готова была выдрать их, но он не дрогнул. Продолжал целовать ее сильно и страстно, от чего она то слабела, то снова, задыхаясь от ужаса, колотила по его спине, которая стала словно каменная. Но от этой борьбы она только теряла силы, а он, очевидно, рассчитывал, что когда она выдохнется окончательно…
Никогда еще Таня не испытывала такого страха. Она всегда старалась избегать подобных действий со стороны мужчин. Быть изнасилованной казалось ей самым страшным, что может случиться с ней. Теперь вот этот тип хочет взять ее силой, против ее желания, не считаясь ни с чем. Похоже, он даже не соображает, что делает; :Вот это и хуже всего. Он в порыве своей страсти, стремясь удовлетворить свое плотское желание, обращается с ней, как с вещью!
Он так разгорячен, что от его мокрой одежды почти пар идет. Ее блузка тоже промокла… Юбка вот-вот окажется на животе, его руки уже хватают ее обнаженное тело… «Господи, помоги!» — молилась Таня, едва не теряя сознание.
Вдруг корабль начало потряхивать — включилось колесо с лопастями. Неожиданно это привело Штефана в чувство. Он перестал целовать Таню, поднял голову, так что она увидела его затуманенные глаза. Теперь вроде бы можно и закричать… Но она не издала ни звука, оцепенев под его пронизывающим взглядом. Она боялась вообще пошевелиться, вдруг это заставит его снова наброситься на нее? О чем он думает, глядя на нее? Собирается добиться своего, овладеть ею или передумал и станет пороть ее?
Штефан перевел взгляд на свою руку, на которую были намотаны волосы Тани, потом, приподнявшись, — на другую руку, сжимавшую ее обнаженное бедро… Неожиданно он отодвинулся от нее и приказал ей охрипшим голосом:
— Уйди! Сейчас же уйди, пока…
Два раза повторять не пришлось. Таня не собиралась узнавать, что последует за этим «пока». Но для того чтобы встать, надо было освободить свою юбку, на которой он лежал, не собираясь сдвинуться с места. Таня потянула материю, она затрещала… Еще одна попытка, и можно спрыгнуть с проклятой кровати. Но не тут-то было! Штефан вдруг схватил ее за подол.
— Нет, черт возьми! — вскричал он. — Ты получишь по заслугам!
Она поняла это так, что сейчас все начнется сначала. Ей грозит быть замученной этой злобной любовью, свирепыми домогательствами… Тут ей впервые захотелось умереть.
Но умолять она не будет, просить пощады не в ее правилах. Это никогда не действовало на Доббса, даже наоборот. И она поклялась себе не унижаться больше никогда. Теперь она примет это наказание, ничего другого не остается. Но зато потом сделает все, чтобы сбежать с этого парохода, пусть даже придется переплыть всю реку.
Штефан продолжал тянуть ее к себе на кровать. Таня обернулась, снова увидела его искаженное лицо, и ей опять стало страшно при мысли о том, что он может с ней сделать в припадке гнева.
Она вспомнила о своем кинжале, схватилась за пояс и сообразила, что его там больше нет. Но зато оставался нож, спрятанный в ботинке. Он, конечно, не такой длинный, но достаточно острый, чтобы обороняться. Может, увидев его у нее в руке, он немного одумается? Таня наклонилась, и в этот момент Штефан перехватил ее руку.
Она так и застыла, ожидая в оцепенении, что будет дальше. Почему-то ей показалось, что он собирается ударить ее по лицу. Но Штефан резко сел, и в мгновение ока она оказалась перекинутой через его колено вниз головой. Такая поза уже говорила сама за себя.
Таня поразилась собственной догадке. Боже милостивый, так он действительно собрался отшлепать ее? Невероятно! И она так беспокоилась из-за этого? Вот Штефан задрал ей юбку. Ну и что! Подумаешь — всего-навсего. После того чем напугал ее Василий, это казалось парой пустяков. Что такое несколько шлепков по сравнению с тем, что ей угрожало?
Таня чуть не рассмеялась — такое облегчение испытала она наконец после ужасной сцены на кровати. Она продолжала улыбаться, когда ощутила первый удар. Теперь ей хорошо известно, как надо себя вести, чтобы было не так больно, — она расслабила все мышцы и стала думать о другом. Например, о том, как бы она издевалась над Василием, если бы он ей попался. Уж она бы отомстила ему за все! Тут она почувствовала, что Штефан слишком серьезно принялся за дело — ее ягодицы горели, и потом вообще пропала чувствительность. Но он теперь не остановится, пока из него не выйдет весь его гнев. Однако лучше пусть так вымещает злость, чем способом, на который намекал Василий. Она представила, что бы он вытворял с ней в постели, и ее передернуло от отвращения. Какие, однако, привычки у этого человека!