— Не слишком ободряющее молчание, — разочарованно заметил Линкольн. — Насколько я понял, твой ответ мне вряд ли придется по душе.

Она не хотела мучить его молчанием или долго держать в неведении. Просто ей вдруг пришло в голову, что ее дядюшки снова не дадут ему добиться цели. Что, если прошлое вновь оживет? Неужели он снова вызовет их на бой из-за этого? Нет, теперь они взрослые, а взрослые не решают дела кулаками. По крайней мере так полагается.

— Не стану лгать тебе, Линкольн. Я ни разу в жизни не ослушалась моего па. Не хотела, да и ни к чему было. Обычно я без разговоров подчиняюсь ему, — Обычно?

— Но на этот раз следует принять в расчет мои чувства. Кроме этого, иногда мама умеет заставить его изменить мнение.

— А что, если она будет склонна согласиться с братьями? — возразил он.

— Вряд ли, — усмехнулась Мелисса. — Она воспитывалась в Англии, где со старшими не спорят, но все, кто младше, считаются законной добычей. А так получилось, что все они моложе ее.

— Мне, вероятно, следовало бы не согласиться, — хмыкнул он, — поскольку меня тоже растили англичане.

— Давай, издевайся надо мной, тем более что с самого начала считал, будто старше меня на двадцать лет!

Линкольн улыбнулся, вспомнив, как весело они подшучивали над ее возрастом при первой встрече. И эта улыбка подействовала на Мелиссу самым невероятным образом. Заставила ее покраснеть и… растопила сердце. Ей почти хотелось, чтобы он не был так красив! Странно, что внешность мужчины может так растревожить ее.

Оказалось, что и он не остался равнодушен. Ее реакция на его улыбку — явная, слишком явная — тоже повлияла на него. Выражение его лица смягчилось, во взгляде блеснуло чувственное восхищение. Ей довольно недвусмысленно напоминали, что они одни. Совсем одни. Ах, лучше бы не думать о таком…

Поэтому Мелисса поспешно вернулась к прежней теме:

— Отец — человек справедливый. Это всем известно. Он был главой клана Макгрегоров еще до моего рождения и принимал решения, от которых зависело много людей. Мои же дяди — люди импульсивные. Они сначала ударят, потом начинают объясняться. Отец совершенно иной. Возможно, из-за своего роста и размеров он старается прежде всего обдумать свои поступки.

— И хорошо ладит с твоими дядьями?

— Скажем, терпит их, — хмыкнула она. — Можешь себе представить, что это такое — быть женатым на сестре Макферсонов, которую они поклялись защищать и оберегать! Сколько стычек было между ними и отцом, и не только словесных!

— Вот это ободряющие новости! Мелисса состроила гримаску.

— Не думай, будто тебе это что-то даст! Я уже сказала, что он сначала выслушает и только потом действует. И на этот раз выслушает все, что у них есть сказать о тебе, и можешь быть уверен, это не намного больше того, что изложил мне ты сам.

— Я ничего не утаил. Если о чем-то не упомянул, то лишь потому, что не помню.

— Вот и прекрасно, — кивнула она. — Поскольку Йен Первый уже коротко поведал мне, как было дело, не думаю, что остались еще какие-то страшные тайны. Вероятно, больше всего их тревожит твоя вспыльчивость, поскольку ты, очевидно, не мог с собой совладать и показался им безумным. А с тех пор у тебя случались подобные припадки?

Линкольн покачал головой:

— С тех пор я научился сдерживать свои чувства.

Мелисса нахмурилась:

— Это не всегда хорошо… впрочем, не важно. Думаю, ты сумеешь убедить мою семью в том, что вовсе не сумасшедший, и, поскольку так оно и есть, тебе это будет несложно.

— Ты так уверена?

Она отметила его ухмылку и непременно отвесила бы оплеуху, будь они ближе знакомы. Еще несколько встреч, и она не поколебалась бы.

— Видишь ли, они действуют, основываясь на своих впечатлениях, и, вне всякого сомнения, постараются подвергнуть тебя испытаниям. И поскольку твой нрав стал яблоком раздора, не сомневайся, за тобой будут пристально следить. Я заметила, что ты, рассказывая мне о случившемся, ни разу не повысил голоса и только угрюмо на меня посматривал. Поэтому я и считаю, что ты перерос все жестокие порывы, которые одолевали тебя в детстве. Но я не пыталась тебя спровоцировать, а вот мои дяди попытаются. И как ты будешь действовать при пожаре?

— Постараюсь запастись водой. Мелисса непонимающе подняла брови, но тут же разразилась смехом.

— Да, ничего не скажешь, мистер Шотландец превратился в аристократа-англичанина. Думаю, у тебя все будет хорошо, при условии, что снова ступишь на мой порог и даже войдешь в дверь. Можешь быть уверен, я поговорю с дядюшками, и вряд ли им понравится то, что они услышат о своих выходках. Но чувствую, что они будут стоять на своем решении, пока не приедет па. Ну а пока…

— Пока, — перебил он, подавшись вперед и ставя локти на колени, — пока я не знаю, как продолжать ухаживать за тобой, не опасаясь твоих невыносимых дядьев. Разве что похитить тебя?

— Похитить? Почему эта мысль не кажется мне пугающей?

Линкольн усмехнулся и нежно погладил ее по щеке.

— А ты хотела бы, чтобы тебя… похитили?

Теперь она поняла, что он имел в виду не похищение, а нечто гораздо более интимное, и ее сердце тревожно забилось, словно он прямо признался, что имеет в виду. Каким-то образом он оказался совсем рядом. Она ощущала его запах, видела золотистые блестки в карих глазах, что делало их необыкновенно прекрасными. И хотя пальцы обжигали ее щеку, он их не убрал.

Мелисса не знала, что будет делать, если он неожиданно ее поцелует. Но тут же поняла. Нет и не может быть никаких вопросов: она целовала его в ответ.

Как и в первый раз, она была потрясена, но наслаждалась еще больше, ощущая вкус его губ и не боясь, что их застанут. Она расслабилась, опьяненная и счастливая.

Но долго это не продлилось. Его язык, коварный, настойчивый, проникал все глубже в ее рот. И возбуждал слишком много эмоций.

Теперь они сидели рядом, и он прижимал се к себе. Она не думала, что такое случится: слишком много всего им следовало обсудить. И хотя они успели поговорить, ничего еще не было решено. И не будет, пока ее родители не появятся в городе.

Оставалось только надеяться на лучшее, но кто знает, будет ли она с этим человеком. Она хотела, очень хотела. Но шансов на это было не много. И тут ей пришла озорная, грешная мысль: если отдаться Линкольну, эти шансы, несомненно, увеличатся, особенно когда ее родители об этом узнают. Не слишком честный способ, довольно мерзкий, не говоря уже о позоре, но отчаянная ситуация требует отчаянных мер.

Но сейчас не время думать об этом. Оба они забыли обо всем, сгорая от желания в объятиях друг друга.

У Мелиссы кружилась голова от его касаний, сначала невинных: он ласкал ее щеки, руки, но когда она забылась в поцелуе, стал гладить грудь. Сначала она ничего не заметила, но потом… Как поразительно: она могла дотронуться до собственной груди и ничего не почувствовать. Но стоило ему просто положить руку на теплый холмик, и сердце готово было проломить ребра. А когда он слегка стиснул пальцы, внизу живота сладко потяжелело…

Мелисса задыхалась. Чувственное напряжение становилось все острее. Она вцепилась в его волосы одной рукой, ногти другой впились в шею. Возможно, ему не требовалось другого поощрения, чтобы передвинуть ладонь в более интимное место. Ее длинная юбка незаметно вздернулась до пояса, и неожиданный обжигающий жар его прикосновения к обнаженному бедру заставил ее затрепетать.

Но тут он неожиданно отстранился.

Она не сразу осознала, что он застыл и отпустил ее. Она стала дышать ровнее, хотя мысли продолжали метаться.

Она сделала что-то не то?

Может, ее неопытность оттолкнула его?

И хотя краска смущения покрывала ее щеки, она все же спросила:

— Почему ты остановился?

— Потому что хочу, чтобы твой отец считал меня порядочным человеком, а не стремился свернуть шею, — с деланной беспечностью пояснил он, хотя сам еще не совсем отдышался.

— Это единственная причина? — не выдержала она.

— Нет. Я хочу сделать это как полагается. А украсть твою невинность, не убедившись, что мне позволено сделать тебя своей, — это худший вид подлости. Я хочу жениться на тебе, Мелисса, а не обесчестить, если случится немыслимое и нас разлучат.

Ее сердце наполнилось таким теплом, что ей хотелось стиснуть его, крепко, до боли. Если случится немыслимое.

Что же, она попросту этого не допустит.