На следующее утро Хани поспешила к Нельсонам проведать Синтию и малышку. По пути ей повстречался Джош.

— Куда ты ходил так рано? — удивилась девушка.

— Я хотел посмотреть на новорожденную, — ответил мальчуган.

— Я тоже иду к Синтии, — сказала Хани.

— Девочка такая малюсенькая. Тетя Синтия почему-то сказала, что нам с Амиго надо уйти из-за того, что она собирается кормить ее. Ничего не понимаю, — возмущался Джош. — Подумаешь, она будет есть! Все-таки девочки какие-то другие, не такие, как мальчишки.

Наклонившись к ребенку, Хани обняла и поцеловала его.

— Не девочки, мое золотко. Все младенцы едят не так, как взрослые.

— Ах да! Чуть не забыл! Я буду крестным у малышки! — расхвастался Джош. — Вот здорово, Хани!

— Боже мой! Это очень большая честь, Джош!

— Хани, а кто такой крестный отец? — поинтересовался мальчик.

— М-м-м… Крестный отец должен сделать все для того, чтобы ребенок приобщился к Богу, — пояснила девушка.

Джош почесал затылок:

— Ты хочешь сказать, я должен буду водить ее в церковь?

— Только если что-нибудь случится с тетей Синтией и дядей Дугом.

— То есть если они умрут, как умерла моя мама?

— Да, мой золотой.

— Но как же они могут умереть? — продолжал расспросы ребенок. — Ведь доктор Нельсон умеет лечить все-все болезни!

— Знаешь, малыш, иногда бывают несчастные случаи. Человек может упасть с лошади или с лестницы. — Хани намеренно не упоминала об огнестрельных ранениях.

— Ох! — вздохнул мальчик. — Не хотел бы я, чтобы они умерли, а я стал бы настоящим крестным отцом.

— Ничего плохого не случится, — заверила его Хани, — так что давай и не думать об этом. Я посмотрю на малышку, а потом мы пойдем с тобой в магазин, и ты сможешь купить ей куклу.

— Куклу? — изумился Джош. — А почему не лошадку, как у меня?

— Маленькие девочки любят кукол, Джош. А теперь беги домой и подожди меня там. Я обязательно зайду за тобой.

Подойдя к дому Нельсонов, девушка постучала. Дверь отворил Дуг и с обычной теплотой поздоровался с Хани.

— Доброе утро, милая леди! Вы уже завтракали? Девушка кивнула.

— А я как раз заканчиваю есть. Жена и дочь — в спальне.

Отдохнувшая и посвежевшая за ночь Синтия сидела в постели и кормила малышку.

— Синди, к тебе гости! — крикнул Дуг, провожая Хани в спальню. — Вот бы меня кто-нибудь покормил так же, как ты кормишь нашу дочку, — засмеялся он.

— Твоя дочка, между прочим, опять заснула. Похоже, она совсем не ценит того, как ее кормят.

— Да уж, не ценит, — подмигнув ей и проводя рукой по груди жены, промолвил Нельсон.

— Ду-уг! — укоризненно произнесла Синтия.

— Хани своя, — усмехнулся доктор. Поцеловав жену, он взял на руки малышку. — Иди к папе, сахарок!

— Сахарок! — засмеялась Синтия. — Нет, подумать только! Кто же называет ребенка «сахарок»? Хани приподняла брови.

— Дорогая моя, ты еще задаешь такие вопросы человеку, которого прокляли именем Хани! Женщины расхохотались.

— Хани, побудешь с моими девочками, пока я схожу к себе в приемную за медицинским журналом? — спросил Дуг, укладывая младенца в колыбельку. — У меня еще не было времени прочесть его.

— Конечно.

— Я быстро, — пообещал Дуг. Хани присела на край кровати.

— Я только что видела Джоша, — сообщила она подруге. — Он очень гордится, что ты попросила его быть крестным отцом девочки.

— А тебя мы просим быть крестной матерью, — сказала Синтия.

— Синтия, я же не могу быть примером ребенку, — удивленно заметила Хани.

— Мы с Дугом иного мнения и думаем, что лучшей крестной для девочки нам не найти. На глазах девушки навернулись слезы.

— Но горожане Стоктона терпеть меня не могут! — воскликнула она. — А у вас с Дугом все-таки определенное общественное положение, о котором вы не можете не думать.

— Ты наш добрый друг, Хани. Для нас это важнее, чем какое-то общественное положение. Скажу тебе по секрету, что Дугу предложили место хирурга в больнице Сиэтла. Он пока не дал ответа, но, кажется, склонен принять предложение.

— Как же вы уедете из Стоктона? — спросила Хани.

— Мне не хочется расставаться с семейством Маккензи и с тобой, ведь я так полюбила вас обоих. Но зато я буду рядом с отцом, а моя дочка — рядом с дедушкой. Так что, наверное, надо ехать в Сиэтл. Разумеется, ты тоже можешь приехать туда.

— А как же другие члены твоей семьи? Ты уверена, что не обидишь их, если поселишься недалеко от отца?

— Мама умерла пять лет назад — она попала в катастрофу, и отец женился второй раз в том же году. Теперь у меня есть трехлетняя сводная сестра. Правда, мне нелегко ладить с мачехой Кэтрин. Больше того, по-моему, Дугу она вообще не нравится.

— Дугу? — изумилась Хани. — Добродушному Дугу? Не могу даже представить себе, что Дугу кто-то не нравится!

— Дуг считает, что она… алчная и вышла за отца только из-за денег. — Синтия пожала плечами. — Надеюсь, что это не так. Мне даже думать не хочется о том, что папа может быть несчастлив. — Помолчав, она довольно усмехнулась. — Но погоди, вот услышит папа, что у него появилась внучка! Надеюсь, Дуг не забыл отправить ему телеграмму. Ах, надо было ему напомнить перед уходом! — Молодая мать сжала руку подруги. — Но ведь ты не откажешься быть крестной? А Люк и Джош будут крестными отцами.

— Для меня большая честь стать крестной матерью для твоей дочери, Синтия. — Хани улыбнулась сквозь слезы.

— А ты сможешь спеть на церемонии? Дуг слышал твое пение в «Лонг-Бранче». Он говорит, что у тебя чудесный голос.

Хани попыталась возразить, но Синтия и слышать ничего не захотела:

— Пожалуйста, Хани. Нам будет очень приятно.

— Ну хорошо. Вот только, наверное, понравится мое пение лишь тебе да твоему мужу.

Скрестив руки на груди, Синтия улыбнулась:

— А теперь решим, как пройдет обряд крещения.

— Да, кстати. Я принесла подарок. Не девочке, конечно, а тебе, — заявила Хани, вытаскивая из кармана яркий сверток.

Увидев подарок, Синтия ахнула от восторга:

— Господи! Тот самый веер! О, Хани, какой он красивый! Обязательно возьму его в церковь, когда будем крестить малышку.

— Я подумала, что потом ты сможешь отдать его… — Хани остановилась на полуслове. — Синтия, а как же ты назовешь девочку?

— Мы решили назвать ее в память моей мамы — Мелисса Диана. Вряд ли оно придется по нраву Кэтрин, — усмехнулась женщина.

Тут девочка проснулась. Синтия снова стала кормить ее, а Хани принялась мыть посуду. Вскоре доктор вернулся, и Хани оставила Синтию на его попечение.

В субботу почти все горожане собрались в церкви, чтобы присутствовать на церемонии крещения новорожденной Мелиссы Дианы Нельсон.

Пока пастор Райт крестил малютку, Хани слышала за своей спиной зловещий шепот возненавидевших ее дам. Девушка высоко держала голову и старалась не обращать на них внимания. Когда Хани вернулась на свою скамью, Поуп О'Леари тайком пожал ей руку в знак поддержки.

Но вот наступил момент, когда девушка должна была петь. Расправив плечи, она поднялась со скамьи и направилась к органу. Нэнси Райт даже не посмотрела в ее сторону, заиграв первые аккорды «Прекрасного мечтателя» — песни, которую захотела услышать Синтия.

Хани допевала лишь первую строку куплета, когда Клара Вебстер громко сказала:

— Гирам, что-то здесь очень душно. Выйдем на свежий воздух.

Мэр с женой поднялись и направились к выходу. За ними последовали Миртлили и Делмер Куинн. Проходя мимо Люка, могильщик робко улыбнулся.

Маккензи стиснул кулаки и держался с показным равнодушием, когда за первыми двумя парами двинулись другие прихожане. «Ты многих оскорбила в этом городе, Хани», — подумал шериф, восхищаясь тем не менее выдержкой девушки, которая продолжала петь, несмотря на шушуканье и движение вокруг нее.

Нэнси Райт перестала было играть, но, встретив свирепый взгляд мужа, снова тронула клавиши. Доиграв мелодию, она вскочила и тут же бросилась вон из церкви.

На скамейках остались лишь Нельсон, Джош да Поуп О'Леари. Их оставила даже фрау Фрик. Сухо поблагодарив Хани и кивнув Люку, пастор Райт поспешил вслед за женой.

Хани не проронила ни единой слезинки, твердо решив не давать местным сплетникам повода для новых пересудов.

— Мне очень жаль, что я испортила церемонию крещения, — пробормотала она.

— Какой вздор, — заявила Синтия, обнимая ее, — и тебе прекрасно это известно. Ничего ты не испортила — а пела восхитительно.

— Да, дорогая, — поддержал докторшу Поуп О'Леари. — Я уверен, что в этой церкви не звучало голоса лучше.

— Верно, — подхватил доктор Нельсон, тоже обнявший девушку. — Мы с Синди очень ценим твою помощь, Хани. Ты так много сделала для нас. Стоять здесь перед сплетниками было нелегко, но у тебя достало на это смелости. Поверь, мы навсегда запомним день крещения Мелиссы и будем с гордостью рассказывать о тебе нашим внукам.

— Что ж, чтобы не разогнать ваших гостей, я, пожалуй, пойду, — заявила Хани. — Сегодня такой важный день в жизни малышки. Празднуйте без меня.

— Не уходи, пожалуйста, Хани, — взмолилась Синтия. — Останься на пирог и кружечку пива. Я предпочитаю веселиться в компании друзей, а не местных лицемеров.

— Мне надо работать, — соврала Хани.

— Почему же? — вмешался в спор Джош. — Ты ведь не работаешь по субботам.

— Да, но сегодня я пообещала Сэму поработать. Мне надо идти. — Хани поцеловала новорожденную в щечку и обняла Джоша.

— Я пойду с тобой, дорогая, — сказал Поуп. Проходя мимо шерифа, девушка задержалась:

— А ты-то что здесь делаешь? — спросила она дерзким голосом. — Уж кому-кому, а тебе лучше других известно, какая я великая грешница. — С этими словами девушка вышла из церкви.

— Мы еще увидимся, и я верну вам пять долларов, — сказала Хани единственному игроку, припозднившемуся в «Лонг-Бранче».

Некоторое время незнакомец задумчиво постукивал монеткой по столу. Хани обратила внимание на его руки — изящной формы, загорелые, с длинными пальцами и ровными, чистыми ногтями. «Можно подумать, — пришло ей в голову, — что он вообще ничего не делает».

Наконец молодой человек бросил монету на середину стола.

— Хорошо, мисс, я зайду в салун. — У него был низкий голос и легкий техасский акцент.

Хани заметила незнакомца сразу же, как только он вошел в «Лонг-Бранч». Худощавый, невысокого роста, он был каким-то уж слишком чистеньким. Держался молодой человек весьма уверенно, хотя и казался немного застенчивым. Он сразу же занял место за игральным столом.

Заглянув ему в глаза, Хани увидела, что они серебристые, а кончики ресниц — светлые, с золотистым отливом. Тонкие, правильные черты лица незнакомца придавали его внешности какой-то неземной вид. Густые, шелковистые волосы лежали на голове аккуратными, как у античной статуи, кольцами. И если бы не ровная щеточка усов, человек этот показался бы слишком красивым для мужчины.

— Тузы — все, — заявила Хани, поворачивая голову.

На лице молодого человека застыла улыбка.

— Что ж, мэм, сдаюсь, — промолвил он. Собрав оставшиеся на столе монеты, он встал из-за стола. — Рад был познакомиться с вами, мисс… — Он восхитительно приподнял аристократические брови.

— Хани, — ответила девушка. — Просто Хани. Незнакомец широко улыбнулся, обнажив ряд ровных белых зубов.

— Очень приятно, «просто Хани». Хани почувствовала неловкость под взглядом его светящихся глаз.

— Надеюсь, мы еще встретимся, — продолжил юноша. — А теперь позвольте откланяться — у меня важная встреча.

Девушка видела, как незнакомец подошел к Лили и, взяв ее под руку, повел наверх.

Через несколько минут Хани решила, что в этот день с нее довольно покера.

— Я больше не играю, мальчики, — сказала она остальным игрокам и направилась в угол салуна, где за столом сидел грустный Поуп О'Леари. — Надоело мне все, — пожаловалась она старику.

— Почему ты вышла сегодня к гостям? — спросил Поуп. — У тебя же выходной.

— Мне просто не хотелось сидеть в комнате, — ответила девушка.

— Надеюсь, это не старые кумушки вывели тебя из равновесия, дорогая?

— Нет, конечно, Поуп. Мне наплевать на их пересуды.

Хани прекрасно понимала, что ей не удалось обмануть старика. О'Леари совсем опечалился.

— Если в этом городе и есть истинная леди, так это ты! — горячо воскликнул Поуп. — Ты, а не все эти болтуньи, вместе взятые. Что ты здесь делаешь? Что? Тебе здесь не место!

— Я одинока, Поуп. Мне надо где-то жить, надо зарабатывать.

— Да, но это место не подходит для тебя, моя дорогая.

Хани похлопала его по руке.

— Не читай мне, пожалуйста, нотаций, Поуп. С меня довольно и шерифа, который неустанно учил меня жить.

— Чего бы ты ни хотела в жизни, дорогая, тебе не найти этого в «Лонг-Бранче».

— Да, я знаю, — согласилась со стариком девушка, в голосе которой послышались горькие нотки. — Я хочу совсем иной жизни, но за дверями салуна меня поджидают так называемые порядочные женщины, и я устала от них, честное слово! Я устала от того, что никак не найду себя, от того, что женатые мужчины не спускают с меня похотливых глаз, а их жены проклинают их за это. Я хочу иметь дом, хочу… ребенка…

— Так отправляйся на поиски того, что тебе так необходимо, дорогая, иначе ты кончишь так же, как Лили, или сопьешься, как я.

Вздохнув, Хани проговорила едва слышно:

— Видишь ли, Поуп, я хочу сразу все. Я хочу, чтобы меня полюбили по-настоящему. А что выходит? Как бы я ни любила его, я не могу завоевать его любовь. Он сам, понимаешь, сам должен понять, что любит меня, Поуп.

— И когда же, по-твоему, шериф поймет это? Девушка удивленно посмотрела на старика:

— А кто говорил о шерифе?

— Но ведь именно его ты имела в виду, не так ли? — моргая, спросил О'Леари.

— Ну как только подобная мысль могла прийти тебе в голову? Ах, Поуп, я с самого начала заподозрила, что в тебе есть что-то дьявольское.

— Раз уж мы заговорили о дьяволе, дорогая, то вот и он сам… — О'Леари кивнул на дверь, возле которой стоял Люк Маккензи.

Увидев Хани, шериф направился к их столику.

— Ну что, шериф Маккензи, — язвительно спросила девушка, — получили удовольствие, лакомясь пирогом и пуншем в компании добропорядочных граждан?

Люк заломил шляпу на затылок.

— Довольно, Хани. Право же, ты сама напросилась. Думаю, ты понимаешь, что путь от салуна до церкви Спасителя не пройти за один день?

— Ты слышишь, Поуп? — обратилась девушка к О'Леари. — А шериф-то наш, оказывается, большой философ.

Старик подмигнул ей в ответ.

Тут Хани увидела, что по лестнице вниз спускаются Лили и незнакомец, игравший с нею в карты. Бледная и растерянная Лили на прощание даже не улыбнулась кавалеру, как обычно.

— С тобой все в порядке? — спросила Хани, подойдя к проститутке.

— Да, все хорошо, — с горечью промолвила Лили. Схватив со стойки стакан виски, она одним глотком опустошила его. — Знаешь, никто не поймет мужчину лучше женщины, переспавшей с ним. — Лили украдкой глянула на стол, за которым сидели Поуп и Люк.

С тяжестью на сердце Хани вернулась к своим собеседникам.

— Люк, — спросила она, — а ты знаешь вон того блондина, который только что сел играть в покер? Люк посмотрел на незнакомца.

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Не знаю даже. Мне что-то в нем не нравится, не пойму только, что именно.

— Он что, начисто обыграл тебя?

— Нет, если хочешь, я скажу, что все дело в женском чутье. Слишком уж он хорош да красив! К тому же тебе следует знать, что если Хани садится за игру, то она выигрывает. По-иному я не играю. — Девушка встала. — Мне пора петь.

Хани направилась к пианино и взяла у Фингерза гитару.

— Почему ты так суров с нею, Люк? — спросил Поуп, провожая девушку взглядом. — У нее сердце и душа святой.

— Что-то я не слыхал о такой святой, — пробормотал шериф.

— Тогда должен сказать, шериф Маккензи, — заявил Поуп О'Леари, — что вы плохо знаете женщин.

— Не стану спорить с тобой, Поуп, — пожал плечами Люк. — Но я был бы счастлив встретить женщину, которая бы согласилась стать моею.

Поуп удивленно заморгал:

— А скажи-ка мне, приятель, слыхал ли ты когда-нибудь о неотшлифованных бриллиантах?

Маккензи хотел было что-то сказать, но тут Хани запела, и внимание присутствующих мгновенно переключилось на нее.

Люк замер на месте, не сводя с девушки глаз. Когда песня закончилась, он ждал, что Хани, как обычно, закроет глаза. В этот момент он чувствовал необычайное возбуждение.

Хани подняла голову и улыбнулась. Подняв руки, прося тишины, она сказала:

— Пожалуй, спою-ка я что-нибудь повеселее. Что скажете насчет «Желтой техасской розы»? Ответом ей послужил гул одобрения.

— Мне надо продолжить обход, — сказал Люк Поупу. — Еще увидимся.

Задержавшись в дверях, Маккензи еще раз обернулся и поглядел на Хани. Распевая забавную песенку, девушка грациозно двигалась между столами. Встретив его взгляд, она многозначительно улыбнулась, и Люк, удовлетворенный тем, что прочел в ее глазах, распахнул дверь и вышел на улицу.