Супружество - это опасная болезнь. По моему мнению, куда лучше удариться в пьянство.

Дуглас не успел войти в дом, как Александра принялась кричать на мужа:

– Иногда мне хочется пристрелить тебя своими руками! Посмотри на себя: шагаешь по улице, помахивая тростью и насвистывая! И не отпирайся! Я все видела из окна! И ни одного приятеля рядом! Нет, я сама всажу в тебя пулю!

Не переставая сыпать упреками, она пролетела через холл и бросилась в его объятия. Дуглас едва успел подхватить ее, сжать, чмокнуть в макушку, прежде чем тихо признался:

– Полагаю, это было не слишком благоразумно, милая, но я так устал осторожничать и волноваться. Опасаться теней и таящейся повсюду угрозы.

Александра подняла на него глаза и прижалась еще крепче.

– Хотел, чтобы убийца вышел и прикончил тебя?

– Что-то в этом роде.

Он сунул руку в карман и вытащил маленький серебряный пистолет.

– Он двухзарядный. А в трости спрятана шпага; Я вполне подготовлен к встрече, Алекс.

Он снова обнял ее и легонько провел пальцем по бровям. Она закрыла глаза и подвинулась ближе. Это был их давний обычай общаться без слов.

– Проклятие, я хочу, чтобы это кончилось, пробормотал он наконец.

– А я хочу, чтобы ты нигде не появлялся без друзей.

Слышишь, Дуглас?

– Что? Все мы вот-вот ноги протянем от старости.

И ты желаешь, чтобы они везде меня сопровождали?

– Мне все равно, даже если они ноги еле волочат: их присутствие поможет уберечь тебя.

Они вошли в библиотеку, и Дуглас плотно прикрыл за собой дверь.

– Боюсь, что сейчас примчится Уилликом, а я жажду немного покоя.

– Уилликом принимает угрозу твоей жизни куда ближе к сердцу, чем ты сам. Он спросил меня, нельзя ли на время нанять его племянника, способного вбить гвоздь в стену ударом кулака. Разумеется, я согласилась. У нас теперь еще один лакей и охранник. Этот Реми дежурит от полуночи до трех, а Роберт - от трех до шести.

Дуглас взял бутылку бренди и налил себе и жене.

– Я много думал об этом, Алекс, и, клянусь, не могу вспомнить никого, кто ненавидел бы меня с такой силой. Все это кажется мне таким театральным: месть, выстрелы… Если нити тянутся к Жоржу, могу сказать, что действительно встречался с, ним несколько раз после восемьсот третьего года, когда мы оставили его в Этапле. Поскольку ему не удалось убить Наполеона, он обратил свой взор на его генералов и сподвижников и расправился с шестерыми еще до сражения при Ватерлоо. Но все это было пятнадцать лет назад, Алекс. Пятнадцать лет! Он умер как раз после Ватерлоо, в начале восемьсот шестнадцатого года.

– Когда мы узнаем, есть ли у него дети?

– Надеюсь, скоро.

– Я вот тут подумала, Дуглас. Помнишь ту миссию, с которой тебя отправили во Францию в начале восемьсот четырнадцатого года? Ты все твердил, что это не опасно и что тебе поручили переправить кого-то в Англию.

Дуглас вдруг словно стал моложе и принял чрезвычайно самодовольный вид.

– Ничего не скажешь, это мне удалось скрыть от тебя.

– Кто это был, Дуглас?

– Джентльмен, обеспеченный и предложивший военному министерству достаточно ценную информацию, чтобы заслужить безопасное убежище в Англии. Я поклялся никогда не выдавать его имени.

– Значит, у него не было причин ненавидеть тебя?

В конце концов ты его спас.

– Совершенно верно.

– Скажи, Жорж имел какое-то отношение к человеку, которого ты привез из Франции?

– Милорд, сейчас очередь Реми дежурить.

Дуглас едва не уронил свое бренди, но тут же круто развернулся, сунув руку в карман, где лежал пистолет.

Однако никого не увидел, кроме стоявшего на пороге Уилликома.

– Какого черта вы появляетесь как из-под земли?

Господи, Уилликом. Я же мог пристрелить вас!

– Но сначала нужно услышать мои шаги, а это, смею сказать, почти невозможно, потому что я скольжу, как тень, в истинной манере Холлиса. Осмелюсь также заверить, что, почувствуй вы мое присутствие, все ваше существо было бы наполнено теплом и сознанием собственного благополучия. Поэтому вы никогда не пристрелили бы меня, милорд.

– Вы правы, Уилликом, - улыбнулась Александра. - Даже Холлис не смог бы передвигаться более бесшумно, чем вы. Где расположился Реми на ночь?

– Он бродит, миледи, повсюду, от чердака до подвала, и добирается до конюшни. Маячит в тени, прочесывая дорожки, и даже заглядывает в парк.

Видит и слышит все. Поверьте, милорд, он стоит каждого пенни, которое вы ему платите.

– Что же, звучит ободряюще. Уже поздно, Уилликом.

– Да, милорд. Простите, вы узнали что-нибудь о злодее, замышляющем укоротить вашу жизнь?

– Пока еще нет. Ложитесь спать, Уилликом.

Когда Уилликом осторожно выбрался из библиотеки, прикрыв за собой дверь, Дуглас повернулся к жене:

– Я уже говорил тебе, что сегодня ты выглядела на редкость привлекательно, если не считать, что твои груди были выставлены на обозрение каждого лондонского распутника.

Александра кокетливо посмотрела на него из-под ресниц:

– До чего же хорошо иметь мужа, который все еще замечает твои…, как бы это выразиться, самые выдающиеся достоинства.

– Тут нет ничего смешного, Александра. Я был вынужден удалиться в игорную комнату, боясь, что выхвачу пистолет и пристрелю каждого развратника, который посмел раздевать тебя взглядом.

Жена улыбнулась, обняла его, приподнялась на цыпочки и пробормотала, едва касаясь губами его щеки:

– Ты видел, какой неотразимой была Корри сегодня вечером? То платье, которое ты ей выбрал, очень ей шло.

– Ну разве не поразительно? А я считал, что она совсем плоскогруда. Боюсь только, что она тоже выставила себя напоказ. - Губы Дугласа недовольно сжались. - Я сказал ей и мадам Журден… Немедленно прекрати смеяться, Алекс, или я заставлю тебя об этом пожалеть!

– Я понятия не имела, Дуглас, что она такая хорошенькая. И настолько приветливая, что даже злейший враг не устоит перед тем, чтобы не улыбнуться ей.

– Да кому это интересно? Пойдем в спальню. Я старый человек, а часы только что пробили полночь. На мою долю осталось так мало чудес…

– И не говори, - посочувствовала жена, беря его под руку.

Весьма немногие мужчины способны оставаться спокойными, когда женщина указывает им на вполне очевидные истины.

– Ты, Джеймс Шербрук, - болван стоеросовый.

Проваливай, пока я не огрела тебя кочергой по голове!

– И не подумаю.

Он едва успел поймать ее руку, прежде чем она схватилась за кочергу, и даже тряхнул негодницу как следует.

– Вы немедленно скажете мне правду, мадам. Я желаю точно знать, что произошло между вами и Девлином Монро прошлой ночью.

Корри выпрямилась, откинула голову и с привычной издевкой объявила:

– Не случилось ничего такого, что пришлось бы мне не по вкусу.

– Ты выпила слишком много крюшона, верно? Попробовав его, я убедился, что десяткам девушек предстояло прошлой ночью потерять невинность.

– Вздор У большинства девушек гораздо более крепкие головы, чем тебе кажется. Да, я выпила два стакана этого восхитительного, отупляющего мозг крюшона. Но Девлин показал себя идеальным джентльменом. Слышишь? Идеальным. Кстати, может ли вампир быть джентльменом? Впрочем, не важно. Главное, что я согласилась сегодня днем покататься с ним в парке.

Ровно в пять, если не будет дождя, хотя, судя по всему, дождь будет.

Джеймс отступил, боясь, что сейчас схватит ее, перекинет через колено и снова отшлепает, хотя при таком количестве нижних юбок она вряд ли что-то почувствует.

– Сколько на тебе нижних юбок?

– Что?

– Сколько нижних юбок под этим платьем?

– Погоди…, дай подумать… - Корри постучала кончиком пальца по подбородку. - Панталоны, сорочка, знаешь, она доходит почти до колен. Из мягкого белого муслина, с кружевом по вырезу…, что с тобой? Почему у тебя глаза разгорелись? Ты спросил…

– Только о юбках. Ни о чем больше. Ради Бога, Корри, прекрати рассуждать о панталонах, а также о белых муслиновых рубашках! Болтать о таких вещах, да еще в присутствии мужчины!

– Согласна, поскольку не слишком хочу знать, что ты носишь под брюками. Так о чем это мы…, ах да. Всего одна фланелевая юбка, чтоб сохранять меня в подогретом состоянии, хотя на улице и без того жарко. Поверх нее четыре полотняных плюс очень миленькая батистовая. И если ветер поднимет подол моего платья, даже самые строгие ревнительницы этикета увидят, что под ним я достаточно строго одета. А вот насчет того, что подумают джентльмены, скажешь мне ты. Ну вот, доволен? Какого черта тебе понадобилось знать о моих юбках?

– Ты мне больше нравилась в бриджах. Тогда я точно знал, что с тобой делать. И какая ты на самом деле…

– Это еще что значит?

– Я мог ясно видеть твою попку. Ну…, не совсем: чертовы бриджи вечно отвисали сзади.

Они сидели в гостиной. Дядя Саймон корпел над бумагами в кабинете, не более чем в двадцати футах от них, а вот тетя Мейбелла… Господи, да она наверняка подслушивает под дверью!

– Не смей рассуждать о моей попке, Джеймс! Это неприлично!

– Ты права, и я извиняюсь.

– И пожалуйста, забудь о моих бриджах. Ты и без того вечно над ними подтруниваешь. Лучше скажи, тебе нравится мое платье? Его выбрал твой отец. Белоснежное, можно сказать, девственное.

– Еще немного побудешь в обществе Девлина Монро, и в твоей голове не останется ни одной невинной мысли. Не говоря уже обо всем остальном.

– Теперь ты обвиняешь меня в том, что я раздевалась перед мужчиной, которого едва знаю, и стаскивала одну задругой чертовы нижние юбки?!

– Я видел, как ты пила крюшон. Опасная штука и совсем не подходит для молодых леди. И ты дважды вальсировала с ним, Корри. Твоя тетушка не должна была позволять такое.

– Она в это время флиртовала с сэром Артуром. Я увидела, что ты прекрасно проводишь время с мисс Лоример, которая, по словам тетушки, считается лучшей партией в Лондоне. Ну не жалость ли, что она появилась в тот самый момент, когда приехала я? Тебе она понравилась, Джеймс?

– Джульетта…

– Как? Ее зовут Джульетта? Как обреченную на смерть подружку Ромео? Меня так и подмывает…

– Только не плюйся в гостиной своей тетки!

Глаза Джеймса блеснули. Она не могла разглядеть, фиолетовые ли они сейчас или того оттенка синего, от которого у нее все внутренности переворачивались, но видела, что они блеснули. И поэтому пустилась во все тяжкие:

– Да, она, несомненно, прелестна. Но знаешь, Джеймс, я слышала, она большая оригиналка, как и Девлин Монро, и не думаю, что с твоей стороны мудро проводить с ней слишком много времени. Окажешься без штанов, и это будет достаточно шокирующим зрелищем.

Джеймс, открыв рот, воззрился на нее. Он не находил слов. В голове не было ни единой мысли.

– Что ты имеешь в виду? Ты считаешь мисс Лоример легкомысленной?

– Могу ли я назвать ее порочной? Как Девлина Монро?

– Я никогда не называл его порочным, черт возьми, - А я никогда не упрекала мисс Лоример в испорченности. Просто сказала, что она предпочитает иного рода развлечения, вот и все.

– Какие именно?

Идиотские слова сорвались с языка еще до того, как он успел сообразить, что она водит его, как камбалу на леске, медленно подтягивая к себе, и он, как последний дурак, послушно идет за наживкой. Болван!

– Нет, забудь об этом и успокойся.

– Но тебе ведь интересно, верно, Джеймс? Хочешь знать, что нравится молодым леди, таким, как я. Склонным к распутству. Признай это.

Он кретин, которого она подцепила на крючок.

Она подошла ближе - крайне неосмотрительно с ее стороны, потому что у него руки чесались свернуть ей шею, - и прошептала:

Говорят, Джульетта любит играть неприличные роли в пьесах. Вроде "Лисистраты" Аристофана, той греческой комедии, где женщины говорят мужчинам, что они отныне не могут…

Он смотрел в это лицо, черты которого знал так же хорошо, как своего. Та часть его, которая все еще оставалась беспомощной камбалой, пробормотала:

– Откуда тебе знать об этом?

Она подалась вперед, едва не касаясь его носа своим.

– Подслушала, как девушки сплетничали в дамской комнате. И поскольку меня интересует Девлин Монро и его странные предпочтения, я поговорила с мисс Лоример и объяснила, что тоже люблю играть на сцене, особенно если речь идет о персонажах с не слишком высокими моральными принципами. Она согласилась со мной, заметив, что это и ее любимые герои. И добавила, что хорошие люди на редкость скучны, а вот чуть-чуть свернуть с дороги - штука волнующая. Интересно, что происходит, когда она чуть-чуть сворачивает с дороги?

Корри подступила ближе. Ощутила его дыхание на своей щеке, - Я подумала, что можно запачкать подол платья, а после этого первого шага, возможно, и растерять шпильки из волос. Как по-твоему, Джеймс?

Леска лопнула. Джеймс схватил ее за плечи и стал трясти.

Его так и подмывало поколотить ее. Но этому не бывать, особенно здесь, в гостиной ее дяди. Может, в следующий раз, когда они оба будут дома, он снова потащит ее на ту скалу, сдернет бриджи с округлых бедер и…

– Послушай, Корри, с меня довольно. Забудь Аристофана и все, что делали женщины в его пьесе, смысл которой, разумеется, ты понять не способна, несмотря на все разговоры насчет невысоких моральных принципов. И забудь мисс Лоример и ее роли. Тебе совершенно ни к чему играть в подобных пьесах да еще и сворачивать с дороги, чтобы пачкать подол платья.

– Почему нет?

– Потому что нет, и на этом точка. И я настаиваю, чтобы ты не имела ничего общего с Девлином Монро.

Напишешь записку, в которой объяснишь, что не сможешь с ним встречаться. Ясно?

– Почему ты так кричишь, Джеймс? Мне нравится Девлин, и, кроме того, он наследник герцогского титула. Подумай только, он уже граф!

– Довольно!

– А ты всего-навсего наследник графа.

Она снова подалась вперед.

– Подумай лучше, не может ли быть, что Джульетте нужны только твои деньги?

Нет, это уж слишком.

– Увижу еще раз с Девлином Монро, берегись! Не миновать тебе трепки!

Она ухмыльнулась. Открыто, нагло, безмерно издевательски. И чтобы еще больше позлить его, скрестила руки на груди и принялась насвистывать.

Джеймс с трудом овладел собой и, не удостоив ее ни единым словом, повернулся и выбежал из гостиной, едва не сбив с ног тетю Мейбеллу.

– Джеймс? Джейсон? - только и успела пролепетать она.

– Джейсон, мэм, и, простите, мне пора.

– Ну…я…до свидания, дорогой мальчик, - пробормотала Мейбелла, войдя в комнату и с удивлением заметив, что племянница стоит у окна, прислонившись лбом к стеклу. - Интересно, что здесь делал Джейсон? - спросила она, но ответа так и не дождалась.