На следующий день опухоль почти спала.

– Кажется, – сообщил Джеймс за завтраком, с аппетитом заедая яичницу тостами, – я смогу скакать завтра на Бертраме.

– И не мечтай. Я этого не позволю, Джеймс.

– Но мне даже не придется уезжать раньше сегодняшнего вечера. Несколько лет назад Френсис, графиня Ротермир, работала с архитектором в Йорке и изобрела повозку. Благодаря этому скаковые лошади не утомляются во время долгого пути на ипподром.

– Гениально! – охнула Джесси, роняя вилку и выпрямляясь. – И на что она похожа?

– Небольшой фургон, который тянет по очереди пара лошадей. Главное, хорошенько привязать поводья коня к перекладине, чтобы он стоял смирно, и можно ехать. Верхняя часть фургона откинута, так что воздуха хватает.

– Господи, как мне хочется увидеть такой фургон! И все это идея женщины, Френсис Хоксбери?

– Да. И вопреки всеобщему убеждению ее муж вовсе не рассердился на то, что не ему пришла в голову эта мысль. Он с гордостью рассказывает об этом окружающим.

– Жаль, что я не настолько умна, чтобы придумать нечто подобное.

– Ты достаточно умна и без этого. Я подумываю заказать парочку таких фургонов, чтобы отвозить скаковых лошадей на ипподромы, скажем, Северной Каролины или Вашингтона.

– О Джеймс, это было бы чудесно! Я вспоминаю скачки на местных пони на Аутер-Бэнкс, недалеко от Окракока. Странно, но мы не наведывались туда с самого моего детства. Папа, должно быть, устал слушать жалобы матери на комаров, которые ей житья не давали. Они и Гленду кусали, а нас с Нелдой – нет. Правда, интересно?

– Комары любят сочную плоть.

– Наверное, Дачесс за такие слова швырнула бы в Маркуса тарелкой с зеленым горошком.

Джеймсу ужасно понравились кокетливые «ручейки», спускавшиеся почти до воротничка светло-желтого платья. Сегодня утром Джесси расцвела, как весенняя роза.

– Надеюсь, под этим платьем у тебя есть хотя бы сорочка, поскольку нынче я ни на что не способен?

Вилка Джесси лязгнула о тарелку. Упорно глядя на яичницу, она призналась:

– Нет. Я об этом не подумала.

У Джеймса перехватило дыхание. Боль в щиколотке не шла ни в какое сравнение с сотрясавшим тело вожделением.

– Ты терзаешь бедного, несчастного инвалида.

Джесси склонила голову набок и улыбнулась мужу кокетливой, дразнящей улыбкой, которую не задумываясь переняла бы Гленда, доведись ей стать свидетельницей столь ошеломляющего зрелища.

– Я думала, чем бы тебя развлечь. И решила взять тебя на прогулку в ландо. Мы пообедаем с Маркусом и Дачесс. Что ты на это скажешь?

Джеймс представил, какую тряску предстоит вынести его больной ноге за четыре часа путешествия в Чейз-парк и обратно, и кивнул.

– Замечательно, – объявила Джесси, отложила салфетку и поднялась.

Час спустя Джеймс прекрасно устроился в ландо. Нога, покоившаяся на подушках, была тщательно привязана к боковой стенке экипажа. Никакой тряски.

– Я вспомнила повозку Френсис. Джеймс лишь покачал головой, а Джесси, подобрав поводья Фантома, великолепного серого бербера, послала его вперед легким галопом.

Но они так и не добрались до Чейз-парка, поскольку, не проехав и двадцати минут, встретили двух всадников. Как оказалось, Маркусу и Дачесс пришла в голову та же счастливая мысль.

Среди смеха, приветственных возгласов, расспросов о здоровье Джеймса и замечаний насчет остроумного изобретения Джесси, сумевшей найти способ доставить мужа в Чейз-парк, Фантом неожиданно встал на дыбы, затряс огромной головой и попытался вырвать поводья из рук Джесси.

Джеймс перехватил поводья, умудрился встать и, проделав несколько крайне странных манипуляций, направил Фантома влево и тут же резко повернул вправо. Он повторил этот трюк трижды, прежде чем Фантом, оглушительно вздохнув, не встал с покорным видом посреди дороги.

– В чем дело?! Как ты посмел, Джеймс, вырвать у меня поводья? Почему? Что случилось?

Маркус протянул руку и погладил Фантома по холке.

– Хороший парень, – пробормотал он и обратился к Джесси: – Джеймс – настоящий грабитель. Фантом обошелся ему дешевле, чем Дачесс пара перчаток.

– Да, – подхватила Дачесс. – Почти украл из-под носа у сквайра, собиравшегося застрелить его за то, что бедняга едва не растоптал его племянника, отвратительного мальчишку, которому урок, возможно, пошел на пользу.

Джеймс рассмеялся:

– У старины Фантома вечно в глазах двоится. Увидев Маркуса и Дачесс, он посчитал, что перед ним четыре всадника, и решил, что он тут лишний. Я поворачивал его в разные стороны, чтобы он не видел лошадей.

– Это сработало, – одобрительно заметил Маркус. – Ну а теперь, поскольку мы с Дачесс уже проделали этот неблизкий путь, поедем в Кендлторп и развлечемся.

– Как вы узнали про ушиб Джеймса? – спросила Джесси, внимательно наблюдая за мужем, поворачивавшим Фантома.

Маркус и Дачесс предпочли ехать по обеим сторонам ландо.

– Вчера в Чейз-парк приезжал Джордж Рейвн. Энтони решил, что Эсме может стать превосходным компаньоном Чарльзу, и подложил ее в кроватку брату, пока тот спал. Эсме, съевшая целую форель, прижалась к малышу и тоже заснула. Чарльз проснулся и завопил от страха, да так громко, что его няня Молли вскочила, ринулась к нему, споткнулась и упала, ударившись головой и потеряв сознание. Она уже пришла в себя и вполне здорова, если не считать ужасной головной боли. Маркусу пришлось наказать Энтони.

– Каким же образом, Маркус? – осведомился Джеймс.

Граф, покосившись на жену, признался:

– Отшлепал его и заставил извиниться перед Молли, а затем отослал в спальню и сказал Спирсу, что не позволяю ему есть или играть последующие четырнадцать часов, никак не меньше.

– А потом мы уехали, чтобы Спирс спокойно смог изменить наказание по своему усмотрению, – сообщила Дачесс. – Ты это очень остроумно придумал, дорогой. Подозреваю, даже на Спирса произвела впечатление твоя стойкость.

– Хорошо, что меня нет дома: по крайней мере не знаю, как там Энтони, – вздохнул граф. – Кстати, Джеймс, что с тобой произошло?

– Джеймс давал Клотильде слабительное, и это ей не понравилось.

– И никому не понравится, – подтвердил Маркус. – Ни человеку, ни животному. Поделом тебе, Джеймс.

Дачесс осторожно сняла кокетливый черный цилиндр с ярко-красной лентой и довольно сильно ударила им мужа по руке.

– Думаешь, женщина исключение?

– Я говорил о человечестве вообще.

– Ха!

После того как оживленная перепалка наконец стихла, Джеймс почувствовал, что нога совершенно не болит.

Дачесс и Маркус не вернулись вечером домой. После ужина миссис Кэтсдор едва не лишилась дара речи от восторгов гостей по поводу вареной телячьей ножки и волованов со сливами. Остаток вечера гости и хозяева распевали куплеты Дачесс и играли в вист.

Ночью, когда Джеймс лежал в постели и наблюдал за Джесси, прошло немало времени, прежде чем он набрался мужества спросить:

– Джесси, ты не прочь испытать что-то новое?

– Что именно?

– Вдруг тебе захочется поцеловать меня?

– Не знаю, Джеймс, – прошептала она, с огромным интересом воззрившись на него. – По-моему, это не так уж мудро. Когда ты меня целуешь, сразу теряешь контроль над собой.

– Знаю, – с отчаянием умолял Джеймс, – но я надеялся, а вдруг ты рискнешь последовать моим наставлениям, и мы сможем не только целоваться. Собственно, ты могла бы сесть на меня, и...

– Сесть на тебя? Но зачем, Джеймс? С какой целью?

– Не просто сесть. Нет... ты... ты сожмешь меня в ладонях и...

Она смотрела на него с таким видом, словно Джеймс собирался привязать ее к дыбе и начать растягивать. Джеймс, мгновенно потеряв присутствие духа, осекся.

Джесси пожалела, что не дала ему договорить. Он хотел, чтобы она была сверху? Но она никогда не видела кобылу в таком положении. Мысль была явно интригующей, но опухоль на ноге Джеймса еще не спала. Проклятие несчастной судьбе, придется подождать.

Джесси, насвистывая, потушила свечи и легла рядом. Плохо, что кровать такая узкая. Она чувствовала исходящий от мужа жар, ощущала каждое его движение. Когда его пальцы коснулись ее бедра, Джесси взвизгнула.

– Возьми меня за руку, Джесси, – попросил он, и она послушалась.

Джеймс долго ворочался с боку на бок. Он почему-то считал, что Джесси с готовностью согласится испробовать новые способы; Богу известно, она куда смелее и увереннее, чем следует быть женщине! Почему же ей: не захотелось сесть на него? Джесси не глупа и, конечно, без слов поняла, что от нее требовалось. Ему совсем не нравилась эта неизвестно откуда взявшаяся застенчивость.

В щиколотку словно впивались сотни иголок. Но опий постепенно оказывал свое действие, погружая Джеймса в бездну сна.

К полудню следующего дня прибыл Баджер с фургоном, напруженным съестными припасами; этого количества хватило бы за глаза, чтобы накормить всю деревню Татли, к югу от Кендлторпа.

Миссис Кэтсдор и не подумала обижаться. Она просияла так, будто сам Господь спустился с небес, чтобы посетить ее. Прижав руки к необъятной груди, она с восторгом встречала появление каждого нового блюда:

– О мистер Баджер, какое чудесное рагу из утки! Только взгляните на этот луковый соус, приготовленный специально к нему! А как пахнет свежий базилик! И пудинг из черной смородины, который так любит мастер Джеймс! Вы поистине гений великий...

– Прошу вас, миссис Кэтсдор – перебил ее граф. – Баджер уже правит на кухне в Чейз-парке. Если дать ему волю, он завладеет всем домом.

Но Баджер возразил, что ничуть в этом не заинтересован хотя мог бы дать несколько полезных советов мистеру Криттейкеру, секретарю его светлости. Слова же миссис Кэтсдор он воспринял как должное и, завидев ковыляющего в холл Джеймса, объявил:

– Мастер Джеймс, я приготовил вам нечто особенное – мазь, от которой опухоль через час исчезнет. Доктор Рейвн превосходно справляется с переломами и болями в животе, а также избавляет леди от различных недомоганий, но не знает способов снять опухоль. Садитесь, мастер Джеймс. Милорд, не будете ли вы так добры снять с него ботинок, чтобы я смог наложить мазь...

Граф иронически поднял брови, но тем не менее согласился:

– На что только я не иду ради тебя, Джеймс! Надеюсь, ты по крайней мере благодарен.

Густая желтая мазь пахла на удивление приятно – сахаром, яйцами и сливками. Джеймс уселся поудобнее, закрыл глаза и попросил:

– Послушайте, Баджер, не могу ли я после того, как это снадобье пролежит у меня на щиколотке целый час, попробовать ложечку?