Генри Дамас сидел в постели и делал вид, что читает газету. Изабель прибирала его комнату и исподтишка наблюдала за ним.

– Что-нибудь интересное в газете, Генри?

– Да в общем-то нет, – покачал он головой. Изабель расправила стеганое одеяло.

– А как насчет этой новости, отправки людей в Австралию? Мне кажется, идея чудесная.

– Если это поможет избавиться от рабочего класса, тогда и в самом деле чудесная.

Изабель вздохнула. Синеватый шрам начинался со скулы Генри и исчезал в волосах. Когда он злился, как сейчас, шрам становился ослепительно белым. У Генри остались шрамы и на плечах, и на спине. Нападавшие явно стремились его изувечить. Сначала Изабель удивлялась, почему они не забрали его бумажник и часы, но в полиции объяснили, что, вероятно, грабителям кто-то помешал. Теперь сочувствие Изабель к мужу постепенно проходило. По мере того как ему становилось лучше, он превращался в прежнего Генри Дамаса.

– Знаешь, ты очень тяжелый человек. Даже доктора ты заставляешь волноваться. Раны твои зажили, ты достаточно окреп, чтобы встать с постели. Так почему же ты не сойдешь вниз и не пообедаешь в библиотеке? В саду так красиво.

– Изабель, сделай милость, оставь меня в покое. Я все еще чувствую себя плохо, и если предпочитаю быть в постели, так это мое право. Я не желаю сидеть в библиотеке и любоваться садом. Меня не интересуют дела маленьких людишек, которые собираются ехать в эту богом забытую Австралию. Мне все равно, что у нас на обед или на ленч. Мне плевать на то, что делаешь ты или эта развалина – твой отец. Короче говоря, ты меня достала. Пожалуйста, уходи.

Изабель поджала губы и поднялась. Но не успела она выйти из комнаты, как Генри окликнул ее:

– И держи этого ребенка и его бешеную овчарку подальше от меня.

Едва Изабель открыла дверь, как пес Ниппер ворвался в комнату, а вслед за ним и Бенедикт. Ниппер вскочил на кровать и принялся неистово лизать лицо Генри и его лысеющую голову. Грязные лапы смяли номер «Тайме». Дамас изо всех сил оттолкнул животное и сбросил его на пол.

Ниппер был еще молодым и потому очень дружелюбным. Несмотря на то, что Генри Дамас ни разу не сказал псу ласкового слова, тот неизменно ласкался к нему. Вот и теперь Ниппер снова вскочил на постель и обрушился на Генри с изъявлениями приязни.

Бенедикт стоял возле двери. Улыбаясь, он громко позвал собаку:

– Ниппер, Ниппер! Ну-ка, скорее иди сюда! Оставь папу в покое. Он нездоров!

Изабель подавила смешок, увидев лицо мужа. Генри проскрежетал сквозь зубы:

– Убери от меня эту собаку!

Бенедикт изо всех сил потянул животное с постели, стащил его на пол, и Ниппер уселся на ковре, высунув громадный язык и тяжело дыша.

– Мне очень жаль, папа, но он тебя любит. Хорошо, я постараюсь держать его подальше от тебя… – Голос Бенедикта угас, и мальчик огорченно потупился.

Генри пристально посмотрел на сына. Бенедикт непроизвольно повторил движение своей матери: Бриони точно также склоняла голову, если Генри журил ее за что-нибудь. Впервые отец почувствовал проблеск интереса к сыну.

– Сделай так снова, парень.

– Что сделать, папа? – не понял Бенедикт.

Генри спародировал его движение, и Бенедикт рассмеялся. Он опустил руки и повесил голову, повторив движение, подмеченное отцом. В первый раз Генри искренне улыбнулся ребенку.

– Изабель, принеси альбомы из нижнего ящика шкафа в моей гардеробной.

Пораженная Изабель повиновалась. Бенедикт стоял возле кровати и с отсутствующим видом гладил Ниппера, ожидая, когда отец заговорит вновь. Он не знал, как себя вести. Отец так редко обращал на него внимание – только если школьные отметки Бена были недостаточно высоки. Но в таких случаях Генри попросту бранил мальчика.

Генри снова широко улыбнулся.

– Вот, посмотри!

Бенедикт взял фотографию из рук отца и увидел женщину, одетую в черное шелковое платье. У нее были седые волосы, а на лице – печальная улыбка.

– Это моя мать, твоя бабушка. Бенедикт взглянул отцу в глаза и сказал:

– Она очень красивая. Генри подтвердил:

– Да, она была очень хорошенькая. Некоторые даже думали, что слишком хорошенькая. Но я всегда любил ее, эту добрую женщину.

Изабель изумленно слушала, как отец и сын дружески болтают.

– А что с ней случилось, папа?

– О, она умерла, когда я был еще пареньком чуть старше тебя. Все ее дети, кроме меня, умерли. Она не вынесла этого, потому что была слишком нежная, слишком утонченная, чтобы пережить такое. Она сама напоминала ребенка и так мелодично смеялась… Она любила меня до безумия. Помню, как мы играли с ней и с моей старой няней Нэтти в прятки…

Взгляд Генри был устремлен в никуда, словно картины прошлого предстали перед его глазами. Бенедикт с любопытством разглядывал старинную фотографию.

– А у тебя есть еще фотографии, папа? Я с удовольствием послушал бы про мою бабушку. Я так часто видел ее портрет в столовой и всегда хотел что-нибудь узнать о ней.

Генри пристально посмотрел на ребенка. Вполне естественно, что мальчик хочет знать свои корни. И тут Генри цинично усмехнулся: «Вот будет номер, если он узнает, кто его настоящая мать».

– Иди ко мне на кровать. Садись. Я покажу тебе все фото, которые у меня есть. У меня нет снимков отца, только портрет, он наверху, на чердаке. Твой дед изображен в форме. Он служил в кавалерии, в уланском полку.

– А ты любил его, папа?

Генри рассмеялся и покачал головой.

– Нет, на самом деле нет. У него был отвратительный характер.

Бенедикт закусил губу и испытующе посмотрел в лицо отцу.

– Ты думаешь, что я унаследовал дурной нрав от него? – понял невысказанный вопрос Генри.

Бенедикт яростно замотал головой, не желая разрушать дружелюбный тон беседы. Ему слишком редко удавалось поговорить с отцом, и он не хотел, чтобы все так быстро закончилось. Генри тяжело вздохнул.

– Может, и унаследовал, мой мальчик. Ты же знаешь, люди наследуют черты своих родителей. Дурным характером я пошел в своего отца. Интересно, что ты унаследуешь от меня и своей матери?

Говоря это, он перевел взгляд с ребенка на Изабель, и та почувствовала, что проваливается в бездну этого взгляда.

Утром в день свадьбы Эйлин Бриони проснулась в прекрасном настроении. Она постепенно преодолела внутренний кризис, однако теперь в ее лице появилась некоторая жесткость, которой не замечалось раньше. Она раздвинула шторы в спальне и нахмурилась, увидев в окно двух мужчин, торчавших возле ее мотоцикла «коули». Они курили и болтали. Ее раздражала охрана, раздражали эти вечные соглядатаи, Томми смеялся над ее жалобами и говорил, что если случится серьезная беда, то парни обязательно отработают свой обед.

– Ложись в постель, Бри, еще рано.

– Послушай, Томми, у меня впереди день, полный забот. Последние приготовления к свадьбе Эйлин плюс встреча с Марией, а к тому же еще одно важное свидание.

Томми откинул одеяло, и Бриони увидела, что он возбужден.

– Ты можешь сейчас получить важное свидание, если хочешь!

– О, Томми, не сходи с ума! Мне надо принять ванну, одеться и в десять тридцать уже быть в парке, где гуляет Бенедикт.

Томми вновь укрылся одеялом и спросил:

– Хочешь, я поеду с тобой?

Бриони смутилась.

– А ты хотел бы? Ты ведь еще ни разу не видел Бена. Он красивый, Томми…

– Я знаю, Бри, ты мне часто об этом говоришь.

– Нянька Салли берет его в парк, и, пока он выгуливает свою собаку, мы с Салли болтаем. Если Изабель об этом узнает, будет жуткий скандал, но то, о чем она не знает, не причиняет ей боли. Тем более что к Бену я не подхожу. Сейчас ему десять, он растет и даже не подозревает о моем существовании. Как это больно, Томми!

Том взял ее маленькую ручку в свою и поцеловал.

– Нам придется смириться с этим. Он не знает тебя, Бри, он счастлив с ними. Ну, по крайней мере с Изабель. У него будет все, чего никогда не было в детстве у нас, у него будут хорошие друзья, он пойдет в школу… Хотел бы я, чтобы моя старая мамаша отдала меня кому-нибудь вроде этих господ.

– Но ведь я могла бы все это сейчас ему дать! – голос Бриони прозвучал тоненько, убито.

– Нет, Бри. Ты можешь предложить ему денег, но ты всегда будешь Бриони Каванаг. Ты даже не замужем. Он же окажется просто незаконнорожденным ребенком – таким в хорошее общество ход заказан. А так окончит университет, потом унаследует деньги этого старого козла… Не затевай из-за мальчика бучу, Бри, потому что он не поблагодарит тебя за это.

Лицо Бриони померкло.

– Томми Лейн – голос разума, – сказала она с горечью.

Солли Голдстерн был знаменитым торговцем драгоценностями – в Ист-Энде уж точно самым знаменитым. Несмотря на свои шестьдесят семь лет и невероятную худобу, Солли отличался веселым нравом, подвижностью и добродушием. Недавно Солли занял крупную сумму у Томми Лейна, купил партию драгоценностей, а затем перепродал ее с большой выгодой. Все шло хорошо, но внезапно зять Солли, Исаак, украл деньги и, бросив свою сорокалетнюю жену и пятерых детей, сбежал с какой-то сопливой девчонкой по имени Дейзи, да к тому же еще христианкой. Последний факт усугублял позор дочери Голдстерна. Вот почему теперь Солли начал подумывать о смерти.

Вита, его дочь, вошла в комнату со стаканом чая. Ее измученное лицо заставило сжаться сердце отца. Она отчаянно хотела жить с Исааком, получила его, благодаря деньгам своего отца, родила Исааку детей и любила его. А теперь он предал и ее, и собственных детей, и тестя. Вита чувствовала ответственность за поступок мужа, ее мучил стыд перед отцом. «Я привела к отцу этого негодяя. Он стал причиной его падения. Теперь отец повсюду занимает деньги. Вскоре пойдут разговоры, а в еврейской общине это равносильно краху. Если у тебя нет денег, ты ничего не значишь».

– Выпей чаю, папа. Вот-вот приедет Томми Лейн. Он разумный, приличный человек. Он поймет.

– Итак, дочь моя, ты хочешь, чтобы я просил милости у уличного мальчишки? Кроме того, Томми Лейн – неглупый человек. Он не захочет получать свои пять тысяч назад со скоростью пятьдесят фунтов в неделю. А теперь оставь меня, ради бога.

Вита застывшим взглядом смотрела на старинный пистолет, лежавший перед отцом на конторке. Солли ласково поглаживал рукоятку оружия. Вита покачала головой:

– У нас и без того хватает неприятностей, да еще ты никак не хочешь успокоиться! Исаак ушел, деньги пропали. Мы должны попытаться разобраться со всем этим.

– Если бы Исаак оказался здесь, я застрелил бы его, как собаку.

Вита прорычала сквозь стиснутые зубы:

– Если бы он сейчас был здесь, я сама пристрелила бы его!

Зазвонил колокольчик у дверей магазина, и в прихожей зазвучал раскатистый голос Томми:

– Привет, Солли, мой старый товарищ!

Томми вошел в комнату, Бриони вслед за ним, но тут же оба остановились как вкопанные. Бриони широко открыла глаза, увидев, что Солли Голдстерн размахивает антикварным пистолетом.

– Ты сошел с ума, Солли? – тихо спросил Томми. Он встал так, чтобы в случае чего заслонить Бриони собой. Та застыла на месте, прижав ладони к губам. До ее сознания едва доходил голос Томми, пытавшегося урезонить старика.

– Дай мне пистолет, Солли.

Рука Солли дрожала. Вита подошла к отцу и осторожно вынула пистолет из его пальцев.

– Я так понимаю, что у тебя нет денег для меня? – сухо спросил Томми. – Или ты всегда испытываешь людей на прочность, как только они входят сюда?

Вита отдала пистолет Томми.

– Он вне себя от переживаний. У нас столько неприятностей…

– Ничего не говори им, Вита! Пусть Томми сделает худшее. Нельзя выжать кровь из камня.

Голос старика, исполненный достоинства, заставил Бриони вмешаться:

– Посмотрите, мистер Голдстерн, вы ведь помните меня, не так ли?

Его лицо смягчилось.

– Ну конечно, помню. Каждый понедельник ты регулярно приносила обручальное кольцо твоей матери, чтобы заложить его. Я давал тебе семь шиллингов, а в субботу ты приносила мне девять. Бриони Каванаг… Моя жена Этта считала, что ты – самый красивый ребенок в Лондоне.

Бриони села рядом со стариком. Улыбаясь ему, она сказала Вите:

– Приготовь нам чаю, девочка, а мы немножко поговорим. Вита отправилась готовить чай, а Томми придвинул к себе стул и сел, по-прежнему держа пистолет в руке.

– По правилам, Солли, я должен дать тебе пинка, чтобы ты вылетел из королевства за ту гадость, которую мне устроил. Ну, рассказывай.

Выслушав с непроницаемым лицом рассказ Солли, Бриони приняла у Виты чашку с чаем. Сделав несколько глотков, она заговорила:

– Хорошо, давайте попробуем спокойно во всем разобраться. Мы поищем Исаака, посмотрим, можно ли вырвать у него хотя бы часть ваших денег. Теперь он – главный должник. За три тысячи фунтов я устрою так, что его завтра же утром доставят сюда. В таком случае вы будете обязаны мне, мистер Голдстерн, а не Томми. Вы будете мне платить по пенсу в неделю и начнете свой бизнес с самых крох. Я хочу возврата двадцати процентов долга. Как вам такие условия?

Глаза Солли увлажнились. Комок в горле не давал говорить. Солли просто схватил маленькую ручку Бриони и поцеловал ее.

Через двадцать минут Бриони пришлось выслушать немало упреков. В это время они уже ехали на машине Томми в Риджентс-парк.

– Черт побери, ты фактически подарила ему пять тысяч, этому старому хрычу, а ведь он едва не пальнул в нас из пистолета! Ты не имеешь права вот так вмешиваться в мои дела, Бриони!

Она улыбнулась.

– Хочешь, я что-то расскажу тебе, Томми Лейн? Когда я была девчонкой, я ненавидела закладывать обручальное кольцо моей матери. Меня от этого тошнило. А этот «старый хрыч», как ты называешь Солли, ни разу не дал мне почувствовать, какая я шваль. Он всегда называл меня «мисс Каванаг», сколько бы мне ни было лет, и всегда давал мне конфету.

– Значит, старый Голдстерн давал тебе конфетку, и из-за этого ты не позволила ему пристрелить меня? Приятно узнать, как ты мною дорожишь!

– Оставим, Томми, ты сделал бы для меня то же самое, – с пафосом сказала Бриони, и оба рассмеялись.

Бриони и Томми устроились на обитой железом парковой скамейке возле Салли, няньки Бенедикта. Со стороны это выглядело как случайное соседство, а о чем они говорили – никто слышать не мог. К тому же они старались никак не проявлять своего интереса к малышу.

– Привет, Сал. Ты, конечно же, знаешь Томми? Если нет, то знакомьтесь… А как мой мальчик?

– Сами видите, мисс Каванаг. Здоров как бычок, ест как лошадь, а энергии у него больше, чем у молнии!

Бриони радостно засмеялась.

– А дома у вас что новенького?

Салли посмотрела ей прямо в глаза.

– Дома дела забавные, мисс Каванаг. Все как-то изменилось с тех пор, как на хозяина напали.

Томми повернулся к Салли и спросил:

– Что ты хочешь сказать?

Салли пожала плечами.

– Ну, с недавних пор ему стало нравиться играть с мальчиком. Он его водит гулять, и вообще… Хозяин раньше неделями сидел дома, а теперь то и дело предлагает Бенедикту: «Давай я отвезу тебя туда, давай отвезу сюда».

– А как мальчик на это реагирует?

– Что ж, мистер Лейн, ему это нравится. Они вместе играют в шахматы. А вы бы слышали, как они смеются! Будто гром грохочет. Мистер Генри всегда был занудой, а теперь так и сияет. Это странно, должна вам сказать, и хозяйка не так уж рада такой перемене.

Бриони кивнула, размышляя. «Ведь я говорила ему, чтобы он хорошо относился к мальчику. Может, он так себя ведет, потому что я ему приказала?»

– Но Бенедикт счастлив?

– О, конечно! Я никогда не видела его таким счастливым.

Бенедикт побежал по лужайке, а Ниппер догнал его и опрокинул на траву. Бриони инстинктивно вскочила, испугавшись, что мальчик ушибся, но тут до них донесся звонкий заразительный смех.

Салли усмехнулась.

– Это настоящий чертенок, мисс Каванаг! Бенедикт подбежал к Салли и показал ей рукав:

– О, Сал! Салли! Смотри, что я сделал со своей курткой!

– Иди-ка сюда, дай мне взглянуть.

Когда мальчик подошел к ним, сердце у Бриони сжалось. Он улыбнулся ей и Томми, а потом поднес испачканный рукав к глазам Салли:

– Посмотри, рукав весь в грязи.

– Я почищу его, не переживай. Иди играй с собакой. Видимо, Нипперу Бриони понравилась, и он, подбежав к ней, положил грязные лапы на ее плащ.

– Ниппер! Фу! Он вас испачкал! Мне так жаль…

Бенедикт взглянул молодой леди в лицо, и слова застряли у него в горле: мальчик будто смотрелся в зеркало.

– Привет, Бенедикт. Твоя няня как раз мне рассказывала про тебя. Что за чудесная собака.

Голос Бриони дрожал. Одному Богу известно, как она боролась с собой, чтобы не схватить мальчика и не прижать его к своей груди.

Бенедикт медленно проговорил:

– Да, он отличный пес. Простите, но, мне кажется, я знаю вас?

Бриони покачала головой:

– Нет, ты меня не знаешь.

– Как-то странно… А мне кажется, будто я вас откуда-то знаю.

Бриони и Бенедикт смотрели на друг друга. Бенедикт был очень похож на мать – тот же овал лица, те же высокие скулы, те же зеленые глаза. Бенедикт словно плевок из ее рта, как выразилась бы мать Томми. Мальчик обещал вырасти красивым, а если помимо внешности он унаследует и натуру матери, тогда он станет просто отличным парнем. Томми понимал, какую тягу к ребенку должна испытывать Бриони. Она заботилась обо всех, даже о старом Солли Голдстерне, но не могла позаботиться о собственном сыне.

– Хочешь мороженого, малыш? – нарушил молчание Томми.

– О да, пожалуйста! – Глаза Бенедикта засияли.

– Тогда сходи с ним в лавочку, Бри, а я немного поболтаю с Салли.

Бриони встала, и они с Бенедиктом пошли покупать мороженое. Он держал ее за руку, и они болтали о всякой всячине. Салли со страхом смотрела, как они уходят вместе.

– Это нехорошая идея, мистер Лейн.

Томми раскурил вишневую трубку и помотал головой.

– Да не волнуйся, Салли, мы тебя не выдадим. И потом, Бри имеет полное право видеть его всегда, когда захочет.

Салли не ответила, но эта мысль напугала ее.

Бриони и Бенедикт болтали и наслаждались обществом друг друга. Бриони слушала его мальчишеские россказни и упивалась ими. Бенедикт, догадавшись, что перед ним заинтересованный слушатель, с жаром повествовал обо всех своих делишках, похвальных и не очень.

Возвращаясь с Салли вечером домой, Бенедикт сказал:

– Я думаю, что мне не стоит рассказывать маме об этой милой леди. Мама решит, что она несколько простовата. Но мне она понравилась. А тебе, Сал?

Салли с облегчением улыбнулась.

– Я думаю, тут ты прав, молодой мистер Бен. Твоим маме и папе она ни капельки не понравится. Но ведь мы можем сохранить в тайне дружбу с ней, не так ли?

– А как ты думаешь, мы еще увидим ее, Сал?

– О да, Бенедикт, у меня такое чувство, что мы снова увидим ее. Я даже уверена в этом.