Читать онлайн Тигриные глаза, автора - Конран Ширли, Раздел - Глава 19 в женской библиотеке Мир Женщины. Кроме возможности читать онлайн в библиотеке также можно скачать любовный роман - Тигриные глаза - Конран Ширли бесплатно. | |||||||||
Загрузка...
|
|
Тигриные глаза - Конран Ширли - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net Тигриные глаза - Конран Ширли - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net Конран ШирлиТигриные глаза
Глава 19Шофер Плам дал толстому консьержу на чай, и тот разрешил их машине остаться на внутреннем дворе, вымощенном булыжником. Она сидела, все так же откинувшись на заднем сиденье, и, невидимая снаружи, не сводила глаз с единственного выхода из здания. Не прошло и сорока минут, как оттуда вышел Ричард Степман, уже без картины, и уверенно направился к воротам.
Лишь только он скрылся за воротами, Плам поспешила в здание и очутилась в лабиринте его переходов. Справившись несколько раз, где находится «ле бьюро», она попала наконец в зал, напоминавший машинописное бюро тридцатых годов, где четыре ряда секретарш что есть мочи колотили по пишущим машинкам под надзором сухопарой дамы с бешеными глазами в розовом костюме от Шанель. Она направила Плам в главную приемную со стеллажами с картинами, над которыми колдовала молодая блондинка в длинном черном свитере и высоких красных сапогах, говорившая на безупречном английском, да еще с аристократическим произношением. Плам объяснила ей, что только что видела, как в их здание вошел ее старый друг Ричард Степман, но потеряла его в бесчисленных коридорах.
Блондинка ответила, что мсье Степман уже ушел, оставив картину для продажи. У них есть только его лондонский адрес. Пока она выписывала его на листок бумаги, Плам оглядела помещение, где все было продумано до мелочей. Стоявший с ленивым видом охранник сразу же насторожился, когда она подошла к стеллажам и стала разглядывать картины. Затем она прошла к картине, на которой было сосредоточено главное внимание охранника. Это был небольшой рисунок Брака с изображением двух чаек, выполненный гуашью с серой и желтоватой размывкой. Чувствуя что-то знакомое, Плам пыталась вспомнить, где она видела этого Брака. Несомненно, подлинный, он был слишком ценным, чтобы продаваться на этом второразрядном аукционе. «Зачем кому-то нужно нести ценнейшие картины сюда, где за них не дадут и половины того, что можно сорвать на главных аукционах?» — недоумевала Плам. Наверное, все дело в том, что подробности здешних продаж не разносятся по всему миру, как это бывает при сделках на престижных распродажах. Скорее всего «Леви-Фонтэн» — это наиболее подходящее место для сбыта картин, которые оказываются слишком «горячими» для того, чтобы продавать их в Лондоне или Нью-Йорке.
— Этот Брак пойдет с молотка в среду, — сообщила девушка в бесконечно высоких красных сапогах. — И наверняка по самой дорогой цене.
— Он очень хорош, — согласилась Плам. — А кто владелец?
— Анонимный. Он заинтересовал вас? Хотите посмотреть каталог?
Взяв предложенный каталог, Плам спросила между прочим:
— А что продает мсье Степман?
— Набросок Аугустуса Джона. Просто прелесть. Его сейчас фотографируют в нашей студии. Мсье впервые продает у нас. Он наш новый клиент.
— Как вы думаете, почему он продает здесь, а не в Лондоне?
Девушка пожала плечами.
— Ему рекомендовал нас другой англичанин, который давно уже продает картины здесь. Может быть, вы знаете мсье Боумана?
— Даже очень хорошо.
Ничего больше разузнать не удалось. Не удалось также взглянуть и на набросок Джона. Как только взгляд девушки в красных сапогах стал настороженно-подозрительным, Плам ретировалась.
Медленно возвращаясь к своей машине, она недоумевала, зачем Дугласу Боуману нужно скрывать свое имя, продавая картины. Может быть, для того, чтобы не платить налоги с прибылей? Может быть, Чарли вез картины своего отца, когда Лео заметил его на пароме? Тогда в этом нет ничего сомнительного, и она может вычеркнуть Чарли из списка подозреваемых.
Но это не объясняет странного поведения Ричарда Степмана по пути из Лондона в Париж.
Интересно, а действительно ли это набросок Джона?
Через полчаса Плам стояла на улице Якоба, перед входом в галерею Монфьюма, собираясь с духом, прежде чем войти. По ее просьбе шофер поинтересовался по телефону, когда мсье Монфьюма сможет поговорить с покупательницей из Англии. Ему ответили, что он будет только к концу дня.
Наконец она сказала себе, что если станет медлить, то, чего доброго, не успеет закончить свои дела до возвращения Монфьюма. Она вошла, и в нос ей снова ударил запах вощеных полов, и опять прозвучала трель старомодного колокольчика на двери. Из глубины зала к ней опять вышел молодой светловолосый продавец с добродушным лицом. Узнав Плам, он расплылся в улыбке, демонстрировавшей готовность отложить все дела ради того, чтобы прийти на помощь другому человеку.
— Оценил ли ваш муж тот старинный сосуд?
— Он был просто в восторге от него, — улыбнулась Плам тому, что почти не покривила душой. — Но на этот раз мне нужен подарок для моей тети. — Она не успеет навестить тетю Гарриет из-за того, что та весь день проведет в Сорбонне, но может устроить ей сюрприз с доставкой.
Когда молодой человек упаковывал желтую чашку с блюдцем из Лиможа, Плам сказала:
— У моей подруги возникло сомнение в отношении купленной у вас картины. Когда я смогу увидеть мсье Монфьюма?
Продавец замер с зеленой лентой в руках.
— Сомнение? Какого рода сомнение? Мсье Монфьюма будет здесь после ленча. Картинами у нас занимается только он.
Плам показала ему диапозитив картины леди Бингер, и продавец вспомнил:
— А-а, Босхарт. Эта картина интересовала вас и в прошлый раз, не так ли?
— Да. Она попала к вам от мсье Тонона. Вы не могли бы дать мне его адрес?
На простоватом лице молодого продавца появилось сомнение.
— Мне не полагается рассказывать о наших источниках, как вы понимаете… — Вид у него стал совершенно растерянным.
— А зачем вам это знать? — раздался голос за спиной у Плам, которая не слышала звона колокольчика. Она резко обернулась и сразу поняла, что перед ней мсье Монфьюма. Маленькие острые глазки сверлили ее через стекла очков. Красное, как помидор, лицо обрамляли редкие седые волосы.
— Я… э… Я хотела, — сбивчиво начала она, злясь, что ее застали врасплох. — На этой картине изображен тюльпан, которого не существовало в то время, когда она была написана.
— А какое отношение эта картина имеет к вам?
— Леди Бингер, ее нынешняя владелица, хочет знать причину такой несуразности. Профессор Инид Соумз из Британского института изобразительных искусств просила меня помочь ей разобраться в этом. Нам известно, что приобрели эту картину у мсье Тонона, поэтому я хочу поговорить с ним.
Монфьюма засунул руки в карманы своего пальто с собольим воротником и уставился на Плам.
— Так или иначе, но это еще не рекомендации. И я не вижу тут оснований для того, чтобы обсуждать свои дела с незнакомой дамой. — Он говорил медленно, выдерживая паузы между предложениями и ясно давая понять, что не потерпит, чтобы его прерывали. — Я не волен говорить о своих поставщиках и не имею такого желания, мадам. Рекомендую вам ознакомиться с нашими условиями продажи. Полагаю, это не уголовное дело?
Плам отрицательно покачала головой, и мсье Монфьюма прямо на глазах расслабился.
— Скорее всего, картина, как и большинство полотен такой давности, подвергалась реставрации, и это вполне может объяснить появление такого тюльпана, разве нет?.. Всего доброго, мадам.
Вернувшись в свою арендованную машину, Плам осознала, что опять оказалась в тупике. Тонон — не слишком редкое имя во Франции, и ее шофер уже обзвонил всех Тононов в Париже, которые были указаны в телефонном справочнике, но так и не нашел среди них ни одного художника или торговца картинами. Он мог быть где угодно — во Франции, в Бельгии, Люксембурге или в Швейцарии, или еще где-нибудь: в наши дни люди переезжают с места на место и вовсе не обязательно проводят всю жизнь там, где родились. Так что мсье Тонон может находиться в любом месте земного шара.
Через пять дней после своей поездки в Париж Плам в заляпанном краской летном комбинезоне цвета хаки сидела, скрестив ноги, на полу в своей студии и наливала чай Дженни и Лулу, которая привезла с собой Вольфа. Малыш уже умял три сдобные булочки с кремом и два здоровенных куска фруктового бисквита.
— Прекрасная работа, Плам. — Дженни разглядывала большое полотно, прислоненное к стене.
— Хм… — Плам подняла глаза, склонила голову к плечу и пристально вгляделась в холст. Пока выходило неплохо, вот только тот маленький участок, слева внизу, все еще кажется скучным; может, пройтись бирюзой? Не хотелось бы делать его слишком навязчивым и разрушать контраст между легкими оттенками охры и едва проступающей оранжевой отмывкой справа внизу. Надо обострить область перехода синего в черный, так, чтобы кремовая фигура в центре отступила на задний план. Сейчас она слишком выпячена. И еще надо убрать эти красные полосы по фуксину. Подавить их.
— Жаль, что мы не застали Бриза… Положи назад эту булочку, Вольф! — взвизгнула Лулу привычным голосом молодой матери.
— Я сама едва застала его, — сказала Плам. — Он вернулся из Милана в среду и сразу же улетел в Нью-Йорк, но обещал в следующий вторник вернуться.
Перед самым отъездом Бриз провел ревизию картин, написанных Плам со времени возвращения из Австралии. Он ходил по студии и присматривался к трем завершенным полотнам, двум маленьким и, одному большому.
— Не много, нетерпимо, — с облегчением признал он. — Я чертовски рад, что ты наконец сосредоточилась на бьеннале. И слава богу, есть что представить Британскому совету. У тебя налицо прогресс. Большая картина получилась лучше всего-Это гвоздь твоей экспозиции в Венеции. Она чудесная.
Полотно было выполнено в бледных и нежных тонах. Преобладали оттенки лилового, фиолетового и зеленого, но, несмотря на их легкость, уверенно выстроенная композиция и смелое применение цвета придавали картине сильную выразительность.
— Она называется «Пробуждение», — сказала Плам.
— Такое впечатление, что глаз не в состоянии постичь ее до конца, словно под поверхностью у нее скрывается что-то еще, — рассуждал Бриз, прищурив глаза. — Своим настроением, но не исполнением, она напоминает туземную вещь, которую ты купила в Австралии.
Плам пыталась понять, почему Бриз, который так легко мог схватить то, что она хотела передать в картине, оказывается глух к ее мыслям и чувствам, когда она облекает их в слова? Наверное, он считает, что как к художнице к ней надо прислушиваться, поощрять ее самобытность, позволять экспериментировать и гореть. И ничего такого по отношению к жене.
— Вольф, отойди от стола с красками, — крикнула Лулу. — Извини, Плам, мне не следовало его брать с собой. В моей мастерской он кроткий, как ангел.
— Он никогда не научится вести себя прилично, если ты будешь все время держать его дома, — возразила ей Дженни. — Не будь так строга с ним. Расслабься.
— Подожди, пока у тебя будет свой, и ты поймешь, что не сможешь расслабиться лет восемнадцать. — Лулу вскочила, чтобы оттащить Вольфа от банок с красками.
— Как Дон? — торопливо спросила Плам, вспомнив вдруг имя нового друга Дженни.
— Дон расстался со мной вчера вечером, — коротко бросила Дженни. На глазах у нее выступили слезы. — Яне понимаю, что я делаю не правильно. Почему мужчины бегут от меня? Я теперь такая осторожная.
Уже давно, после того как Лулу передала ей совет своей матери, Дженни поклялась никогда не говорить мужчине, что любит его или — хуже того — хочет иметь от него ребенка. Почему-то после такого заявления с ее стороны мужчина срывался с постели как ужаленный и пулей бросался на улицу, забыв застегнуть «молнию» на брюках.
Как всегда, когда она жаловалась на несчастную судьбу и стенала по поводу своей фигуры, подруги бросились утешать Дженни. Предоставленный самому себе Вольф воспользовался моментом, чтобы прикончить оставшуюся сдобу.
— Почему я должна притворяться, что он мне безразличен, когда это не так? — завывала Дженни. — Почему я должна насиловать себя?
— Потому что это касается не одной тебя, — без обиняков заявила Лулу. Собираясь втроем, они без конца обсуждали проблемы сексуального поведения Дженни: ее желание угодить; ее опасение оказаться неспособной приходить в экстаз так же быстро, как предыдущие подружки ее приятеля; ее страх перед тем, что у любовника не хватит терпения и он бросит ее.
— Мужчина не может чувствовать этого, — пролепетала Дженни, словно успокаивая себя.
— Физически он, может быть, не чувствует, что женщина симулирует, — объясняла ей Лулу, — но он вполне может знать тебя достаточно хорошо, чтобы определить, когда ты притворяешься. И если он убедился в этом, но не хочет говорить в глаза, то что происходит? Вы оба становитесь неискренними.
— А если ты притворяешься, а он не замечает, — заметила Плам, — то тебе, наверное, делается обидно, и от этого отношения становятся только хуже.
Лулу подалась вперед.
— Ты знаешь, что секс не сводится только к физическому акту и не ограничивается постелью. Секс отражается на всей твоей жизни, потому что продолжает влиять на твое мироощущение и после того, как ты встала с постели. — Она мечтательно потянулась. — После ночи хорошего секса дождливый понедельник кажется чудесным, а сексуальная неудовлетворенность может повергнуть в уныние на долгие дни, даже если находишься в самом распрекрасном месте мира, где над головой колышутся пальмы, ноты все равно будешь казаться себе неполноценной, обманутой и несчастной.
— Особенно если партнер при этом явно получил свое, — добавила Плам.
— А это, в свою очередь, сказывается на всех твоих вне постельных отношениях. — Лулу шлепнула Вольфа по замасленным рукам, которыми он хватал ее леггинсы. — То ты впадаешь в плаксивость, то делаешься агрессивной и набрасываешься на детей.
Плам засмеялась, глядя на Вольфа.
— Мне вот совсем не смешно, — сердито проговорила Дженни. Она всегда сама просила совета и всегда обижалась, получив его.
— Мы тебя понимаем, — успокаивала ее Лулу, — но мы всего лишь хотим, чтобы ты не чувствовала себя такой несчастной. Вольф, оставь в покое!
— Не думаю, что кто-то из вас представляет, что я чувствую на самом деле, — с горечью сказала Дженни. — Особенно когда выслушиваю ваши снисходительные советы.
— Мы вовсе не хотели быть снисходительными, правда ведь, Плам?
— А я воспринимаю это только так. — В голосе Дженни еще прибавилось горечи. — Вы обе не понимаете, как я устала быть тихой, надежной Дженни: готовой услужить, развеселить, посидеть с детьми, поспать на чьей-то софе. И, конечно, вечной невестой, которой не суждено ничего другого. — Она с вызовом тряхнула русыми волосами. — Вы не знаете, что значит вечно прозябать на задворках. Сколько раз мне приходилось слышать, как то одна, то другая из вас спрашивает: «Можно я приведу с собой мою подругу Дженни?» И сразу всем понятно, что Дженни — это уж никак не гвоздь сезона, что она свободна, а значит, никому не нужна. Но почему? — Она вскочила на ноги и уставилась в зеркало. — Я знаю, что я слишком велика, чтобы носить эти желтые леггинсы с красным свитером, что во всем этом выгляжу, как шут гороховый. И что ни напяль на себя, все равно не будешь ни амазонкой, ни Юноной, а останешься просто слоном, который всегда больше тех мерзавцев, с кем вы вечно меня сводите. Не надо, не надо мне объяснять, что анатомия — это судьба.
Плам с Лулу переглянулись. Они любили Дженни, но хорошо знали, что ее лучше не трогать в такие моменты. Она стояла у окна и смотрела на бледный закат, освещающий шапки распускающейся листвы.
— Я хочу иметь то же, что есть у вас: собственного мужчину и детей. Чтобы всех их любить. — Она повернулась к подругам. — Но разве вы не видите, как мало у меня шансов, чтобы получить когда-нибудь хоть десятую часть того, что вы имеете как должное?
Плам подскочила к окну и обняла Дженни. Оттаскивая Вольфа от подноса с чайными приборами, Лулу выкрикивала:
— Дженни, мы любим тебя! Ты часть нашей семьи! Ты наша сестра…
— Ты такая особенная! — Плам крепче обняла ее. — Мы знаем тебя и верим в тебя… — Она смолкла, услышав стук в дверь.
Сандра протянула ей конверт.
— Посыльный только что принес его. Я подумала, что это, может быть, что-то важное.
Все еще занятая мыслями о Дженни, Плам торопливо вскрыла конверт и вынула лист белой бумаги. Лицо у нее сразу стало таким же белым…
— О боже! — Она протянула подругам лист. — Еще одна угроза!
Мгновенно забыв о бедах Дженни, все трое впились в лист обычной машинописной бумаги. Из букв разной величины, вырезанных из газет, на нем были составлены слова:
Адрес на обычном конверте был написан от руки черной шариковой ручкой. Пока они оцепенело глазели на лист, Вольф исхитрился съесть ромовый бисквит.
Плам подскочила к переговорному устройству, вызвала кухню и спросила у Сандры, откуда приходил посыльный. Сандра сообщила, что парню, у которого она расписалась в получении письма, было лет восемнадцать. Одет он был в кожаный костюм мотоциклиста, а с головы не снимал защитный шлем, поэтому она почти не видела его лица и не знает, откуда он приехал.
— Это от того же самого человека, те же самые методы. — Руки у Плам дрожали.
— Ты уверена? А где другое письмо — то, которое ты получила в Нью-Йорке? — спросила Дженни. — Надо сравнить их.
Плам не помнила, сохранилось ли оно у Бриза.
— Мне кажется странным, почему адрес на конверте написан от руки, а не составлен из тех же вырезанных букв, — заметила Дженни.
— Это могло бы броситься в глаза посыльному, и он бы запомнил его, — объяснила Лулу.
Плам попыталась рассуждать здраво.
— Адрес на конверте, который я получила в Нью-Йорке, был написан печатными буквами, а на этом — обычными письменными.
— Если этот человек не хотел оставлять следов, то почему он не воспользовался пишущей машинкой? — теоретизировала Дженни. — Пишущую машинку тоже, конечно, можно вычислить, но не станет же полиция проверять все машинки Англии.
— Не у каждого есть пишущая машинка, — возразила Лулу. — Кто бы это ни был, ясно, что он не работает в офисе, иначе бы он отпечатал адрес на компьютере и тут же стер бы его из памяти. Если он все же служит в каком-то офисе, тогда это либо слишком важная персона, либо слишком ничтожная для того, чтобы знать, как пользоваться компьютером.
— Что говорилось в нью-йоркском письме? — спросила Дженни.
— «Забудь голландскую кар. Или тебе конец». — Плам хорошо запомнила эти слова. — На сей раз стиль больше похож на американский, не так ли?
— Может быть, так, а может, и нет, — пожала плечами Дженни.
Плам еще раз взглянула на листок.
— Общее в этих двух посланиях только союз «или», а это не так уж много.
— Ты заявишь в полицию? — спросила Дженни.
— Скорее всего нет. Они тут же спросят, почему я уверена, что это не шутка. И мне нечего будет сказать… Впрочем, я подумаю. Посмотрю, что скажет Бриз… Хотя нет, мне не хочется, чтобы он узнал об этом письме. Он может решить, что ему следует все бросить и вернуться. Но я-то знаю, что дел у него невпроворот и что некоторые из них никак не могут быть отложены. Да и что может сделать Бриз? В этом доме я и так в безопасности… Хотя я не знаю… Пока не решила… Подожду до утра.
Лулу вновь принялась разглядывать конверт.
— Скорее всего почерк изменен, ведь любому идиоту известно, что по нему можно установить, кто писал, но не каждый знает, что даже по измененному почерку можно найти автора. — Она перевернула конверт.
Дженни заглянула ей через плечо.
— А ты уверена, что автор письма не попросил кого-то другого написать адрес?
— Тогда кому-то еще стало бы известно о нем, а это рискованно.
— Ты думаешь, это мужчина? — спросила Плам.
— Не обязательно, — сказала Лулу.
— Как еще можно узнать что-нибудь из этого проклятого письма? — Выдержка начинала изменять Плам.
— А как насчет Клары Стивене — того графолога, для которой я печатала одно время? Она определяет характер людей по почерку при их приеме на работу. Клара может помочь нам составить психологический портрет того, кто писал.
Телефона в студии не было, и Лулу бросилась вниз в спальню Плам, волоча за собой Вольфа.
Бледная как полотно Плам глядела на Дженни.
— Я ничего не могу поделать со своим страхом. Хоть бы Бриз поскорее вернулся. — Ее охватил ледяной озноб. — Этот дом, конечно, надежен, как крепость. Во всяком случае, в этом заверяет страховая компания, ведь мы держим здесь ценные картины. — Плам знала, что все окна в доме защищены стальными жалюзи, а сигнализация подключена к полицейскому участку, расположенному в двух шагах, на Олбани-стрит. — Но я все равно боюсь, Дженни.
— Может быть, это не так опасно, как тебе кажется, — пыталась успокоить ее Дженни. — Может быть, кто-то просто хочет, чтобы ты бросила свои поиски. Мне не верится, что кто-то собирается убить тебя. Тебя просто хотят запугать.
— Тогда они добились своего. — Такой страх Плам испытывала впервые с тех пор, как начала свое расследование. Тогда в Нью-Йорке Бризу почти удалось убедить ее, что письмо с угрозой было чьей-то глупой шуткой. Но два письма, и, как видно, от одного и того же отправителя, полученные в разных странах, вряд ли могли быть проделкой шутника.
"Может, Бриз был прав, — думала Плам. — Может, мое стремление разоблачить тех, кто фабрикует подделки, действительно чревато… опасными последствиями».
Она молча повернулась к Дженни, и они обнялись, только на этот раз уже Дженни утешала Плам, забыв свои гневные слова, которые в сердцах говорила только что.
В дверях студии появилась Лулу.
— Клара говорит, что мы можем приехать прямо сейчас, но нам надо поторопиться, она собирается в театр. — На лице у нее появилась жалобная гримаса. — Извини, Плам. Вольфа стошнило на твое кружевное покрывало. Мне лучше отвезти его домой.
Клара Стивене, маленькая, ухоженная и тихая, жила в Челси в таком же маленьком, ухоженном и тихом доме с террасой, который, очевидно, стоил немалых денег.
В маленькой гостиной Плам с Дженни молча примостились на цветастые стулья и уставились на графолога в халате из розового атласа и роговых очках. Она положила конверт на маленький дамский столик и рассматривала его через лупу, которая зависала над словами, написанными черной шариковой ручкой:
Плам Рассел
129 Честер-террас,
Риджечтс-парк
Лондон С31 6ЕД
Наконец Клара Стивене проговорила:
— Это симпатичный почерк, свободно струящийся по листу. Скорее всего он принадлежит мужчине. Я могу определить это по размерам пальцев. Это, безусловно, умный и решительный человек, пытавшийся скрыть свой почерк.
— Вы хотите сказать, что почерк не изменен? — с надеждой спросила Плам.
— Только слегка. Характерные особенности остались теми же самыми — как, например, вот эта Т, красующаяся в слове «террас». — Она отложила лупу и ткнула в конверт серебряным ножом для бумаг. — Поскольку буквы усиленно клонятся влево, можно предположить, что обычно он пишет их прямо или с правым наклоном. Ну а поскольку такую великолепную букву Т с основанием, заведенным слева до верха, нельзя написать с правым наклоном, то можно предположить, что обычно эта рука пишет без какого-либо наклона. — Миссис Стивене посмотрела на Плам. — Это быстрая и плавная рука человека с гибким умом, привыкшего манипулировать идеями, быстро приспосабливая их к своим целям. — Словно загипнотизированная, Плам неотрывно следила за кончиком серебряного ножа, перебегавшего от буквы к букве. — Формы букв не отличаются особой оригинальностью. Эти вытянутые и угловатые буквы, похожие на иглы, имеют зловещий вид… А в этих крючках есть что-то претенциозное, что заставляет меня подозревать скрытую агрессивность, алчность и опасность. — Она вернула конверт Плам. — Я уверена во всем, что я только что сказала вам. Но можно еще немножко пофантазировать, если хотите. В вашем случае любая смелая догадка может о казаться полезной.
— Вы, наверное, единственная, кто способен помочь мне в этом деле, — проговорила Плам.
Хотя в комнате было тепло, Клара Стивене поплотнее запахнула халат, словно защищаясь от ветра, и посмотрела на Плам.
— Для этого человека скорее всего характерны навязчивые состояния и злые намерения… Внешне он представляется дружелюбным, но внутри у него явно сидит ущербность. — Поколебавшись, она продолжила:
— И думаю… он может оказаться… неспособным отличить, где зло, а где добро.
— Что вы имеете в виду? — тихо спросила Плам. Вместе с сожалением в голосе миссис Стивене ясно прозвучало предостережение:
— Он может быть психопатом.
— Мне не хватало только психопата! — Черный «Порше» Плам с визгом огибал Слоан-сквер.
— Сбавь скорость, не то мы свернем себе шею, — посоветовала Дженни.
— Мне лучше обратиться в полицию.
— Конечно, тем, кто на виду, часто грозят смертью всякие глупые идиоты.
— Пусть решает полиция.
В полицейском участке на Олбани-стрит, дежурное помещение которого было отделано темным кедром, а одну из стен украшала огромная серебряная эмблема муниципальной полиции, Плам рассказала дружелюбно настроенному дежурному констеблю гораздо больше, чем собиралась. В конечном итоге она выложила всю свою историю, включая даже свои сомнения по поводу поведения Ричарда Степмана в Париже.
— Похоже, это дело для нашего специального подразделения, — заключил констебль. — Сейчас бесполезно звонить им, они все разошлись по домам, их время вышло. Утром мы поставим их в известность, и кто-то скорее всего навестит вас. А этот конверт пока останется у меня.
Дом вдруг показался ей слишком большим, мрачным и зловеще тихим. С улицы не доносилось ни звука. Плам отказалась от предложения Дженни остаться с ней на ночь, но, закрыв на цепочку входную дверь, тут же пожалела об этом. Она то и дело порывалась позвонить Бризу. Но что это даст? Ее новость только расстроит его. И если он, бросив дела, понапрасну вернется в Англию, то как она будет чувствовать себя? А если не вернется, то как она отнесется к этому?
Плам проверила сигнализацию на кухне, затем каждую решетку на каждом окне на всех этажах. Все они были заперты. Сандра проделывала это ежедневно в шесть часов вечера.
Плам решила пойти в студию, где всегда чувствовала себя уютно и в безопасности. Там ее вниманием мгновенно завладела картина, над которой она работала. Ее взгляд медленно прошелся по периметру полотна, затем она осмотрела его с разных сторон. Ей нравилось подступаться к сути, двигаясь взглядом от краев и останавливаясь в углах.
Она взяла кисть и после некоторых колебаний кинула фиолетового по бледно-голубому небу. Отброшенной в раздражении кисти из банки с краской, покрытой корочкой, полетели ярко-розовые брызги, сначала на бирюзовую землю, затем на оранжевое поле. На малиновом фоне выступили желтые пятна, резкие, как солнечные зайчики.
Картина теперь выглядела так, словно подцепила какую-то доселе невиданную корь! Черт! Она явно была не в себе. Это надо же сообразить — браться за работу при искусственном освещении. Она ведь знала, что всякий раз после этого картину приходилось утром переделывать.
Плам прошла в спальню, и ее беспокойство лишь возросло. «Но ведь для этого нет причин», — говорила она себе. Если не считать того, что она в доме одна. Но она уже не раз оставалась в нем одна, и это не тревожило ее.
Раздевшись, она почувствовала себя так, словно за ней наблюдает Пипин Том
l:href="#note_4" type="note">[4] , и отделаться от этого ощущения не могла. К страху стала примешиваться злость.Неожиданно показалось, что в спальне кто-то прячется. Она кожей чувствовала чье-то невидимое присутствие и почти слышала чье-то дыхание.
Минут пять она стояла в середине комнаты и дрожала, но ничего не происходило. Тогда она легла на ковер у кровати и неуверенно взялась за край спускавшегося с нее покрывала. А что, если, подняв его, она увидит уставившиеся на нее глаза психопата.
Сказав себе, что нельзя всю ночь лежать голой на полу, она осторожно приподняла край покрывала и заглянула под кровать.
Там, естественно, никого и ничего не было, кроме пыли, свалявшейся в комочки.
Она улеглась на холодные льняные простыни с вышивкой, но заснуть не могла. Страхи не отступали. Кто эта неизвестная личность, угрожающая ей? Возможно ли такое, чтобы кто-то хотел убить ее? Шантажист это или убийца? Все кажется несерьезным… пока не откроешь газету. В них полно историй о насилии, творимом психопатами.
Где она могла бы чувствовать себя в безопасности? Где ей спрятаться? Жить в таком страхе невозможно, с этим ощущением канарейки в клетке, когда над ней навис жестокий великан и не спускает с нее глаз, а дверца вот-вот откроется, и тогда…
Плам чувствовала себя в ловушке. Невидимая паутина все плотнее опутывала ее, не оставляя надежды на спасение.
В два часа ночи, разгоряченная и окончательно лишившаяся сна, она открыла шторы и распахнула окно спальни, чтобы впустить прохладный ночной воздух.
Вновь закрыв окно на запор, она повернулась к нему спиной и со страхом подумала: «А если у психопата есть пистолет и он взобрался на дерево за окном?» Правда, парк закрывают с наступлением темноты. Но он мог спрятаться в кустах, а потом взобраться на дерево…
Но откуда ему знать, что она откроет шторы? Плам попыталась вернуть себя к реальности. Ну получила она два письма с угрозами. Полиция же утром займется этим. А до той поры никто не сможет влезть в дом. Так что ей остается только забраться в постель и зарыться с головой под одеяло.
Но сон все равно не шел. Она попыталась читать, но не смогла сосредоточиться на последнем романе Айрис Мердок и начала читать триллер Дика Фрэнсиса, взяв его с тумбочки Бриза. В голову опять полезли убийцы, творящие свои кровавые дела.
В конце концов она сказала себе, что такие вещи происходят только в книгах, а не в реальной жизни. До прихода полиции ей просто придется посидеть дома, велев Сандре никого не впускать и держать дверь на цепочке.
Читать онлайн любовный роман - Тигриные глаза - Конран ШирлиРазделы:Глава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6Глава 7Глава 8Глава 9Глава 10Глава 11Глава 12Глава 13Глава 14Глава 15Глава 16Глава 17Глава 18Глава 19Глава 20Глава 21Глава 22Глава 23Глава 24Глава 25Глава 26Глава 27Глава 28Глава 29
|
Разделы библиотеки Разделы романа Глава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6Глава 7Глава 8Глава 9Глава 10Глава 11Глава 12Глава 13Глава 14Глава 15Глава 16Глава 17Глава 18Глава 19Глава 20Глава 21Глава 22Глава 23Глава 24Глава 25Глава 26Глава 27Глава 28Глава 29
|