— Растрата!

Фриско ходила взад-вперед по шикарному, зеленого цвета ковру в щегольском кабинете отца, ходила так давно, что ворс под ее ногами примялся и на ковре образовалась широкая неровная тропинка. Сложенные на груди руки отказывались лежать спокойно, Фриско постоянно оглаживала ладонями предплечья, желая справиться с нервным ознобом. Она поеживалась при каждой молнии, вздрагивала при всяком раскате грома.

— Ну, я не стал бы на твоем месте употреблять слово «растрата», — робко заметил ей Гарольд. — А то послушать тебя… послушать… звучит как, я не знаю…

— Как преступление? — подсказала Фриско, поворачиваясь в сторону огромного окна, занимавшего практически всю стену.

— Ну, что-то в этом роде.

Фриско повернула голову и в отчаянии уставилась на отца. За окном сверкнула очередная молния, и Фриско поежилась.

Никогда прежде она не боялась молний, и грозы ее совершенно не волновали. А порой и приятно возбуждали. Но сегодня она была вне себя.

Фриско оставила свой офис около полудня, как и обещала, и всю оставшуюся часть рабочего дня провела в бухгалтерии отцовской фирмы, проверяя отчетность по финансам. Конечно же, у нее было слишком мало времени, чтобы спокойно и вдумчиво пройтись по всем компьютерным файлам, однако и просмотренных материалов было более чем достаточно, чтобы понять: давно и усердно отец подворовывал деньги, принадлежавшие компании.

И ведь только вчера у него хватило мужества признаться, что он попал в неприятнейшую ситуацию! Фриско нервно передернула плечами. Он хоть понимает, что может оказаться за решеткой?

Отчаяние охватило ее существо: перед ней стоял тот самый человек, которого она с детских лет привыкла считать самим совершенством. Боже, как же все-таки непросто становиться взрослой!

— Видишь ли, папа, я просто называю вещи своими именами, — усталым голосом сказала Фриско. — Ты совершил растрату, а растрата — это уголовно наказуемое деяние, чтоб ты знал. Не зря растрату называют преступлением «белых воротничков». За такие дела тебя элементарно могут упечь в тюрьму.

Гарольд попытался было что-то возразить, откашлялся, сглотнул, затем вновь откашлялся, на сей раз громче.

— Я… я… Твоя мать… Я не имею права оказаться в тюрьме! Пойми же, Фриско, если меня упекут, что тогда будет с твоей матерью?

— Это разобьет ей сердце! — с ненужной откровенностью выпалила она.

Отец вздрогнул, в глазах его появилось затравленное выражение.

— Я обязан что-то предпринять. Хоть что-нибудь! Должен ведь существовать ну хоть какой-то выход из этого положения. — Он облизал пересохшие губы и огляделся, как если бы пытался именно тут, в своем кабинете, отыскать место, где можно было бы пересидеть неприятности.

Фриско беспомощно посмотрела на него. Чувство жалости боролось в ней с чувством гадливости. Господи, ну как он мог так поддаться своей слабости.

— Ну так что же мне делать? — воскликнул он, явно начиная паниковать. — Помоги же мне как-нибудь замять это дело!

— Замять, говоришь? Видишь ли, папа, единственный способ замять содеянное — вернуть те суммы, которые ты прежде брал со счетов фирмы.

— Но у меня просто нет таких денег!

— Хочешь сказать, что ты все эти деньги проиграл, так?

— Д-да, — еле слышно произнес он.

— Проиграл такие огромные суммы и все-таки не смог отказаться от игры? — От ярости она едва не задохнулась. — Все эти деньги остались в казино? Я правильно понимаю ситуацию?

— Да, да! Я все это уже сам говорил тебе вчера. — Он выглядел затравленным, готовым пойти на что угодно.

— Ты также говорил, что брал деньги со счетов компании, — жестко напомнила она. — Я думала — хотела верить, что ты брал деньги в виде кредитов для компании. Мне и в голову не могло прийти, что ты был способен просто взять деньги компании. — Ее просто захлестывал гнев. Ее отец — поверженный кумир. — Черт возьми, папа, это ведь не твоя фирма, чтобы так вот запросто запускать руку в ее кассу. Это фирма мамы! Ты не просто брал — ты воровал!

— Понимаю, все понимаю… — Он прикрыл глаза. — Ну и что же все-таки теперь делать?! К кому еще я могу обратиться за помощью?

— Ты должен все ей рассказать.

При этих словах Фриско он немедленно раскрыл глаза: в его взгляде явно читался страх.

— Рассказать твоей матери? Но я не могу. Я…

Она не дала ему договорить.

— Ты должен пойти и все ей рассказать. Ты обязан сделать это. И тут я тебе не помощник. Все что у меня есть, так это фондовые акции и немного своих личных сбережений. И тебе это отлично известно. Другое дело — мама. У нее достаточно средств, чтобы возместить недостающие на счетах фирмы суммы.

— Я не могу сказать ей, — возразил он. — Я себе представить это не могу. Ты хоть понимаешь, какой для нее будет удар?!

— Знаю, и все-таки тебе придется это сделать. — Фриско тяжело вздохнула. Она была очень обижена — не за себя, за мать, единственная вина которой заключалась лишь в том, что она очень уж сильно любила, не сомневаясь ни в чем и никогда не задавая вопросов. — Других вариантов я просто не вижу, папа.

— Но и это не вариант, — сказал Гарольд, подойдя вплотную к дочери и уставившись в окно. — Да и времени уже совершенно нет. Завтра в девять утра тут будет Лукас Маканна. Говорят, он всегда пунктуален, никогда не опаздывает.

Лукас Маканна. Фриско совершенно позабыла о нем. Впрочем, это и неудивительно, если учесть, сколько всего произошло сегодня.

— Тогда отмени встречу, — нетерпеливо сказала она. — Перенеси ее на более позднее время.

Не дожидаясь, когда она закончит говорить, Гарольд отрицательно замотал головой.

— Об этом я сам уже думал и утром пытался перенести встречу, звонил ему домой, затем в офис на заводе около Ридинга. Разговаривал с его братом Майклом. Тот сообщил, что Лукас еще вчера, мол, поехал в Филадельфию и что перед отъездом не сообщил, в каком именно отеле намерен остановиться.

— В таком случае, раз уж встречу никак нельзя отменить, ты должен блефовать изо всех сил, разговаривая с этим Лукасом, — посоветовала Фриско. — И ничего конкретно не сообщай ему до тех пор, пока не переговоришь с матерью.

— Блефовать с Маканной?! — недоуменно переспросил он, как если бы она предложила ему вытащить из-за спины крылья и лететь, подобно птице. — Ты, должно быть, просто шутишь?

— Кто бы он ни был, папа, он такой же человек, как и все, — и Фриско махнула рукой, давая понять, что особенно робеть перед Маканной не имеет смысла. — И, кроме того, у тебя ведь нет иного выхода, — напомнила она отцу, — ты ведь сам говоришь, что избежать встречи никак нельзя.

— Ну хорошо, — сказал Гарольд, хотя вид его говорил о прямо противоположном. — Но одному мне с ним не управиться. Нужно, чтобы ты присутствовала при нашем разговоре.

— Я?! — она отчаянно замотала головой. — Чем же я смогу тебе помочь?

— Ты окажешь мне моральную поддержку. — Гарольд схватил ее за руку и просительно заглянул в глаза дочери. — Фриско, я прошу тебя.

Что ей еще оставалось делать? Правый или виноватый, хороший или плохой, сколь угодно глупый и нерасчетливый, он тем не менее оставался ее отцом. И Фриско любила его.

— Хорошо, папа, я буду рядом с тобой.