Я бегом поднялась по ступенькам и обнаружила, что входная дверь закрыта на защелку. Заглянув через окно в столовую, я увидела, что стол уже накрыт, значит, я не опоздала к завтраку. Но дверь определенно не поддавалась моим усилиям, и я решила, что Ричард продолжает упорно заниматься.

Подол моего платья оказался запачканным пылью дороги, и я, зайдя с черного хода, поднялась к себе переодеться. Одно из новых платьев, заказанных мамой в Чичестере, уже прибыло, и я достала его из коробки.

Оно было того восхитительного светло-зеленого, почти серого цвета, который бывает у совсем молодых побегов пшеницы. Быстро надев чистое белье и платье, я повернулась к зеркалу и замерла.

Это было старое, с потрескавшейся амальгамой зеркало, но мое отражение вдруг заставило меня подойти поближе и вглядеться в него. Низкое декольте подчеркивало мою обозначившуюся грудь; высокие скулы, волосы, рассыпавшиеся по плечам, наклон головы, странный взгляд раскосых глаз — все это казалось мне незнакомым. Мама была права, ругая меня за прогулки без шляпы, — на моем носу рассыпалась горсть веснушек, словно пятнышек на перепелином яичке. Кожа гладкостью и цветом напоминала сливочный крем. Мое лицо действительно изменилось за одно сегодняшнее утро: оно потеряло свою детскую округлость и стало красивее и четче.

— Я влюбилась в возлюбленного Беатрис, — прошептала я своему отражению страшным шепотом. — И она завладела мной. Я ходила сегодня к ее дому и встретила ее любимого там, где, без сомнения, встречалась с ним она. И мы лежали с ним рядом, как делала она. Пока она владеет мной, я не могу не делать того, что делала она.

Но мне следовало скрыть эту тайную радость и спрятать свою секретную силу. Этим утром я должна вернуть расположение двух мужчин в нашем доме, а с таким незнакомым блеском в глазах и улыбкой на устах мне этого не добиться.

Прозвучал гонг к завтраку. Я встряхнула головой, чтобы прогнать наваждение, и, вколов последнюю шпильку в волосы, сбежала по лестнице.

Нам как раз доставили чертежи нового дома, заказанные дядей Джоном, и все мы после завтрака отправились посмотреть их, пока Ричарду не надо было идти на занятия. Архитектор изобразил великолепный трехэтажный дом в современном вкусе. Очаровательное спокойное здание с круглой башенкой с одной стороны, квадратным фронтоном, тяжелой парадной дверью и высокими французскими окнами.

— Дворец! — выдохнула мама.

— Но прежний Холл тоже был большим, — напомнил ей дядя Джон. — Просто вы так долго жили в стране Лилипутии, что забыли, какими бывают дома.

— Очень изящно, — слегка смущенно сказала я. — Каким замечательным будет этот дом, дядя Джон.

— И какими замечательными должны быть мы, чтобы соответствовать ему, — уверенно ответил он. — Как тебе нравится быть мисс Лейси из Вайдекра, Джулия?

— Очень нравится, — ответила я. Но тут же поправилась: — Но больше всего я хотела бы увидеть нашего Ричарда сквайром в этом чудесном доме.

— Обещающим новую жизнь и новые планы, — улыбнулся дядя Джон. — Думаю, что вам обоим уже пора учиться скакать верхом по-настоящему. В Чичестере сегодня конная ярмарка, и я намерен туда съездить, чтобы присмотреть лошадь для себя и поискать что-нибудь подходящее для вас.

От радости я не могла вымолвить ни слова. Сжав руки под подбородком, я почти приподнялась на стуле, но ничего не говорила.

Ричард был тоже странно молчалив.

— Я могу расценить ваше молчание как знак согласия? — поддразнил нас дядя Джон.

— О да! О да! О да! — заговорила я наконец. — О да!

Дядя Джон рассмеялся, покосившись на маму.

— Они действительно очаровательны, Селия, — обратился он к ней поверх наших голов, словно мы были маленькими детьми. — И восхитительно не избалованны. Но все-таки им не мешало бы оставить на некоторое время Вайдекр, чтобы научиться вести себя в обществе и поступить в университет, чтобы завершить свое воспитание.

— Ужасно! — подтвердила мама. — Джулия, ты меня просто вгоняешь в краску. Перестань, пожалуйста, все время повторять: «О да» и скажи наконец: «Спасибо». А на тебя, Ричард, что-то совсем не похожа подобная молчаливость.

Ричард кашлянул.

— Благодарю вас, сэр, — вежливо сказал он. Но в его голосе явно не хватало радости, и я мгновенно прониклась к нему сочувствием, полагая, что он вспомнил о Шехеразаде.

— Спасибо, дядя Джон, — повторила я тихо. — Мама права, у меня не очень хорошие манеры. Я так… так… так…

Дядя Джон и мама с улыбкой переглянулись.

— Может, отправим ее в пансион? — в шутку предложил он.

— Или сразу в Бедлам? — ответила мама. — Если тебе нечего сказать, Джулия, то пойди принеси мне, пожалуйста, почтовую бумагу и чернила. А тебе, Ричард, пора отправляться к доктору Пирсу.

Поднявшись, Ричард отвесил ей церемонный поклон и, попрощавшись с нами, бросил тоскливый взгляд на изысканный чертеж, напоминающий взгляд, который голодный человек бросает на аппетитную еду. Затем он неохотно направился к двери.

Я ждала от Ричарда улыбки, но не дождалась ее. Он вышел из дома с опущенной головой и даже не взглянул на меня, хотя я стояла в холле, пока он надевал пальто. Из окна гостиной я проводила глазами его фигуру, надеясь, что он обернется и помашет мне рукой. Но так и не дождалась этого.

В гостиную вошла мама и увидела меня, без дела глядящую на улицу.

— Не напишешь ли ты несколько писем для меня, Дорогая? — спросила она мягко.

— Конечно, мама, — без колебания согласилась я.

— Ричард все еще сердится на тебя из-за Джона Денча?

В моих глазах не было слез. А в сердце не было боли. И я совсем не испытывала страха, который овладевал мной в детстве при одной мысли о гневе Ричарда. Я сделала недовольную гримаску.

— Он просто не в духе, — равнодушно объяснила я.

И, игнорируя внимательный мамин взгляд, я уселась за стол, обмакнула перо в чернильницу и принялась писать под ее диктовку, оставаясь такой равнодушной, будто я в жизни своей не плакала из-за Ричарда.

Дяде Джону посчастливилось на ярмарке купить для себя лошадь, но мы с Ричардом остались ни с чем.

— Я не мог найти ничего, что подошло бы вам обоим, — сказал он. — Мне досадно разочаровывать вас, хотя я и сам огорчен. Я уже предвкушал возвращение домой в экипаже, за которым следуют три хорошенькие лошадки, но не тут-то было.

— Вы затруднялись в выборе, сэр? — вежливо поинтересовался Ричард.

Мы сидели вокруг стола за обедом, а дядя Джон, стоя у своего места, разрезал жирного гуся на тоненькие, толщиной с вафлю, ломтики, которые Страйд раскладывал на общем блюде.

— Не было породистых лошадей, — кратко ответил дядя Джон. — Я намеревался купить каждому из вас по надежной, спокойной лошадке, но вместе с тем чтобы в ней чувствовалась капелька горячей крови. Чтобы интересней было на ней скакать! Но ничего подобного я не встретил. На ярмарке были только запаленные лошади, которые после нескольких ярдов галопа будут задыхаться, как рыбы, вытащеннные из воды.

Ричард весело рассмеялся. Я с удивлением следила за ним. Куда подавалось его плохое настроение? Наоборот, он выглядел расслабившимся и даже довольным. Этого я не понимала, потому что, как ни старалась, не могла скрыть разочарования и была почти близка к слезам.

— Зато вы сберегли деньги, сэр, — сказал Ричард рассудительно. — Я много думал об этом и решил, что, раз я поступаю в этом году в университет, мне, пожалуй, не нужна лошадь. Ведь я же там не смогу на ней кататься?

— Разумеется, нет, — ответил дядя Джон, отрезая последний кусочек и усаживаясь на место. Страйд принялся обносить нас всех хрустящим жареным картофелем, сочной морковью с огорода Хаверингов и поджаренным пастернаком. Дядя Джон отказался от подливки, но положил себе взбитого лимонного соуса. — Я собирался держать твою лошадь здесь, чтобы ты, приезжая на каникулы, мог кататься верхом.

Ричард сладко улыбнулся.

— Вы так добры ко мне, сэр, — произнес он. — Но я прошу вас не беспокоиться и не покупать для меня лошадь. Я всю жизнь ходил по Вайдекру пешком и думаю впредь делать это с большим удовольствием. Я уверен, что Джулия придерживается такого же мнения.

Я открыла было рот, чтобы выразить свое несогласие, но бешеный взгляд Ричарда заставил меня молчать.

— И уж во всяком случае, — поспешно продолжал он, — нет никакой необходимости покупать лошадь в этом сезоне. Бабушка Джулии возражает против верховой езды летом, и я буду счастлив сопровождать мою кузину в ее прогулках пешком.

— Как это мило с твоей стороны, Ричард, — улыбнулась довольная мама, а дядя Джон кивнул. — Лето действительно не лучшее время для того, чтобы учиться скакать верхом. По-моему, вполне можно подождать с этим до рождественских каникул.

Дядя Джон пожал плечами.

— Как вы решите. Можно и подождать, но я по-прежнему буду высматривать для вас хорошую лошадку. Если же ничего не найдется, то можно будет ездить в коляске.

Я прикусила губу и сидела не поднимая глаз. Впервые в жизни я была так близка к тому, чтобы иметь собственную лошадь, и меня тут же постигло горькое разочарование.

Мама увидела мое лицо и постаралась меня утешить.

— Не расстраивайся, Джулия, — улыбнулась она. — В следующую поездку в Чичестер мы закажем для тебя амазонку, и, когда у тебя появится лошадь, ты сможешь сразу учиться на ней скакать.

— Спасибо, мама, — вежливо ответила я и сосредоточила все свое внимание на гусе.

— В Чичестере я встретил лорда Хаверинга и рассказал ему о моих идеях относительно новой жизни нашего поместья, — заговорил дядя Джон. — Он был настолько любезен, что назвал их радикальным вздором.

— Вы не поссорились, я надеюсь? — тревожно спросила мама.

— Конечно, нет. Для того чтобы поссорится, нужны мнения обеих сторон, а его милость был совершенно уверен, что мне нечего возразить. Когда я поделился с ним некоторыми моими идеями об управлении Вай-декром, он, по-моему, разрывался между тягой расхохотаться над моей наивностью и желанием разорвать меня на части за мои революционные воззрения.

— А вы революционер, дядя Джон? — спросила я с некоторым страхом.

— В сравнении с твоим дедушкой я просто государственный изменник, — приветливо ответил он. — Но если говорить серьезно, Джулия, то я один из тех людей, которые считают, что наша страна была бы устроена лучше, если бы английская нация не делилась на огромную армию рабочих — около шести миллионов, — которые не имеют ничего, и крошечное меньшинство — около четырехсот семей, — которые владеют всем.

— А что бы вы сделали, — спросила я тут же, — чтобы изменить это?

— Если бы я завтра стал королем, — улыбаясь, сказал дядя Джон, — я бы издал закон, который дарует всем равные права на землю, и приказал бы людям работать сообща. Каждый имеет право на собственный дом, свой участок земли, свой сад и свою живность. Обратите внимание, Селия, я совсем не против частной собственности, что бы там ни говорил ваш отчим, но каждый должен работать столько же, сколько другие, и управлять землей надо совместно. Как водится в старых деревнях, когда совет решает, что и когда следует сажать на полях.

— Да здравствует королевство дяди Джона! — восхищенно воскликнула я, и дядя Джон улыбнулся моему обрадованному виду.

— У меня есть сторонник, — обратился он к маме. — Следовательно, за нами будущее.

— А что вы сделаете, прежде чем станете королем Англии? — поинтересовалась мама. — Как вы сумеете дать понять Экру, что возвратился золотой век?

— Сначала я должен посоветоваться с моим поверенным, — заявил дядя Джон торжественно и повернулся ко мне. — Господин премьер-министр мисс Джулия, как мы сумеем убедить Экр, что лучше работать вместе и иметь общую долю в прибылях?

— Вы это серьезно, дядя Джон? — спросила я на всякий случай. — Вы и вправду согласны делиться доходами с земли с Экром?

— Есть такой соблазн, — признался он. — В Индии я часто задумывался над вопросом, почему Вайдекр постигла такая трагическая судьба. И мне кажется, единственный способ управлять поместьем заключается в том, чтобы каждый мог высказать мнение, что лучше для земли, и чтобы каждый имел свою долю в доходах. — Он замолчал и взглянул на нас: я слушала его с большим интересом, мама — с сомнением, Ричард — с привычной любезностью.

— Как я представляю себе жизнь, если каждый обитатель поместья, независимо от того, богатый ли он арендатор или бедный работник, будет располагать своей долей? Первый год все работают и прибыли поступают в общий фонд. Из средств фонда покупают семена, новое оборудование, скотину, если потребуется, а остальное делится равным образом между всеми и будет выплачено каждому работнику.

— А как же мы? — спросил Ричард. Он заговорил в первый раз за все время нашей беседы, и его голос прозвучал неожиданно пронзительно. — Мы, Лейси из Вайдекра? Какое место в этом мире занимаем мы? Что полагается нам?

— Мы тоже имеем свою долю в прибылях, — последовал ответ дяди Джона. — Деньги, вложенные нами в Вайдекр, рассматриваются как наша доля работы, и мы каждый год будем получать с них прибыль.

— Мы будем делиться прибылью с нашей земли с Экром? — вопрос прозвучал так, словно Ричарда интересовал исключительно ответ на него, но что-то в его голосе заставило меня вздрогнуть и похолодеть. — Не станут ли они думать, что имеют какие-то права на нашу землю? И не станут ли они требовать большей Доли, чем та, которую они заработали?

— Вполне возможно, — согласился дядя Джон. — Но они сами будут себе судьями.

В это время появился Страйд, чтобы убрать со стола и поставить бокалы для вина перед мамой и дядей Джоном. Никто не смотрел на Ричарда, кроме меня. Его лицо побледнело, а глаза сверкали от гнева. Он весь дрожал, и я боялась, что он не сумеет совладать с собой, хотя обычно ему это хорошо удавалось, и выкрикнет, что он единовластный хозяин Вайдекра.

Но мне следовало бы знать его лучше. К тому времени, когда Страйд поставил на стол пудинг с меренгами и яблочным соусом, а также песочный джемовый торт, Ричард уже улыбался и был совершенно спокоен.

— Это замечательная идея, сэр, — вежливо сказал он. — Вы считаете, что ее удастся претворить в жизнь?

Страйд обслужил сначала маму и меня, затем дядя Джон принял поданную ему тарелочку с тортом и кусочком пудинга.

— Думаю, что это зависит от многих факторов, — ответил он. — Людям должна понравиться эта идея. Они достаточно страдали от новшеств Лейси в прошлом и вряд ли сейчас захотят повторить эксперимент. Мистер Мэгсон уверяет меня, что они не станут работать, пока не поверят нам. — Тут он помолчал и улыбнулся через стол мне и Ричарду. — Во многом это зависит от вас двоих. Это ваше наследство. Либо вы выберете старый путь, который принес так много богатства и так много горя еще совсем недавно, либо вы захотите пойти новой дорогой.

Я глянула на Ричарда, его лицо сияло улыбкой, глаза сверкали.

— Я согласен с вами, сэр, — с энтузиазмом ответил он. — Я не мог бы выбрать лучший путь, чем тот, который предложили вы. Конечно, мы поделимся тем, что имеем, с людьми, которые работают на нашей земле.

Дядя Джон удовлетворенно кивнул и посмотрел на меня.

— А ты, Джулия? — спросил он.

— Я согласна, — тихо сказала я. Я не могла так хорошо изображать энтузиазм, как Ричард. Я даже не знала, как высказать мысли о том, что мне хотелось бы не чувствовать за собой вины перед Вайдекром. — Я согласна.

— Я рад это слышать, хоть вы оба еще слишком молоды, чтобы принимать такие ответственные решения, — сказал дядя Джон. — А сейчас я хотел бы, чтобы вы навестили мистера Мэгсона и рассказали ему о той поддержке, которую вы готовы ему оказать, и обсудили с ним некоторые его идеи. Для него это был бы хороший способ узнать вас обоих получше, а вы бы яснее поняли те препятствия, которые вам могут встретиться в Экре. Его нелегко в чем-либо убедить, он стреляный воробей. Но сходить вам к нему не мешает, вы узнаете, что он думает об этих планах.

— Я бы с удовольствием поговорил с ним, — сказал Ричард как будущий сквайр.

— Джулии тоже следует пойти, — напомнил ему дядя Джон.

— Хорошо, — согласилась я. — Я тоже пойду.

— Можно съездить прямо сегодня вечером, — подбодрила нас мама. — Я бы хотела, чтобы вы взяли коляску.

Дядя Джон улыбнулся.

— Почему бы и нет, — сказал он. — Мистер Мэгсон угостит вас чаем, и вы еще до наступления темноты вернетесь домой.

Я взглянула на Ричарда. Мы целый день были с ним в ссоре, я не собиралась навязывать ему свое общество. Но предстоящая задача вытеснила все другие проблемы из его головы.

Я побежала за шляпкой, а он отправился на конюшню распорядиться, чтобы для нас запрягли лошадь. Круглое розовое солнце весело смотрело нам вслед поверх гряды облаков, когда мы отправились по дороге в Экр. Я с радостью видела, как свободно и непринужденно правит лошадью Ричард.

— Надеюсь, что мы застанем дома мистера Мэгсона, — обратился он ко мне.

— Могу поспорить, что он ожидает нас, — лукаво произнесла я. — Они с дядей Джоном, наверное, немало времени провели вместе, размышляя над тем, как мы будем вдвоем здесь хозяйствовать.

— Может быть, — согласился Ричард. — Мистер Мэгсон чувствует себя в Экре довольно уверенно. — Он помолчал. — Надеюсь, я не должен напоминать тебе, чтобы ты там не высовывалась.

— Не надо, я все помню, — спокойно ответила я.

Он бросил на меня косой взгляд, но ничего не сказал, и мы в молчании поехали вдоль улицы. Около своего коттеджа играли детишки Денча, рядом на скамейке сидела Клари, приглядывавшая за ними. У ее ног стояло ведро воды и кастрюля с картофелем, который предстояло вымыть.

Я помахала ей, и Ричард любезно остановил коляску. Она встала с места и направилась к нам своим широким упругим шагом.

— Добрый день, — поприветствовала она нас обоих и обратилась ко мне: — Какие мы стали важные, да, Джулия?

— Ужасно важные, — в тон ей ответила я. — Пожалуй, мне и разговаривать с тобой не следует.

Она рассмеялась.

— У вас прекрасная коляска, мастер Ричард, — любезно сказала она Ричарду.

— Может быть, — после долгого молчания ответил он, — я и позволю тебе когда-нибудь покататься в ней. — Но ни в его глазах, ни в тоне, которым он произнес эти слова, не было того тепла, с которым он обычно обращался к людям. На Клари он смотрел так, будто мог купить ее в ближайшее воскресенье на ярмарке.

— Благодарю вас, — сказала Клари и отступила на шаг от коляски. — Вы приехали к мистеру Мэгсону?

— Да, — ответила я. — Он устроился в коттедже Тайков?

— Угу. И Бекки Майлз у него прислуживает и стирает на него. Он ждет вас.

Я кивнула ей на прощанье, Ричард стегнул лошадь, и мы направились к коттеджу, стоявшему несколько в стороне от деревни.

Ограды около него не осталось, сначала все листья объели от голода животные, а потом ушли на растопку и ветки. Как и в любом садике в Экре, земля здесь была голая и пыльная. На семена ни у кого не было денег, да и немногие уцелевшие куры мгновенно выклевали бы их из земли.

Мы пошли по тропинке к двери, и тут я вздрогнула при мысли, что сейчас увижу Ральфа. За дверью на огне пел чайник, но звон в моих ушах был ничуть не слабее. На мой стук дверь отворилась, но в дверях возник не он, а Бекки Майлз, служившая у него, видимо, горничной, домоправительницей и кухаркой.

Я остро взглянула на нее. Это была крупная глуповатая девочка с копной белокурых волос и большими голубыми глазами. Нищета ее семьи вполне могла служить предлогом носить слишком короткое и тесное платье. Мне она всегда нравилась, потому что она была из тех детей, которые по пятам ходили за Клари. Мне нравилась ее приветливая натура и то, как она, хохоча, откидывала назад голову. К тому же у нее было очень милое сопрано, которое я всегда выделяла в церковном хоре. Но почему-то сегодня она показалась мне слишком высокой, слишком яркой и вульгарной в этой маленькой комнате. И я удивилась, как это Ральф не чувствует себя подавленным ею и не выставит ее прочь.

Нет, он не был подавленным. Он чувствовал себя очень уверенно. Коттедж Тайков был лучшим в Экре, но и в нем было только две комнаты внизу и три крохотных спальни наверху. Самая большая комната первого этажа служила одновременно кухней, столовой и жилой комнатой. И зимой, и летом здесь всегда было жарко от топившейся печи.

В середине комнаты стоял колченогий деревянный стол, а у стены — скамья-ларь с высокой спинкой. Хотя слева от двери находилась гостиная, она обычно использовалась для самых в торжественных случаев, и вряд ли соседям удавалось переступать ее порог чаще, чем пару раз в год. Поэтому мебель из нее продали в первый же тяжелый год, а поскольку голод давно уже не ослаблял своей хватки над Экром, комната стояла пустая и голая.

Видя Ральфа Мэгсона, я всегда вспоминала, что он не принадлежит к знати. Он — всего лишь один из крестьян и живет в коттедже из пяти комнат. Но по меркам Экра он был богатым человеком. У него были настоящий стол и стул, он имел фарфоровую, а не деревянную посуду. Стол в его доме был застелен скатертью, и он даже держал прислугу, хотя Бекки Майлз лишь с большой натяжкой могла так именоваться.

Он не принадлежал к знати, но я заметила, что дядя Джон всегда называл его мистером Мэгсоном.

Когда мы вошли, он поднялся и приветствовал нас как равных. Сесть он предложил нам на скамейки, а сам уверенно опустился на стул, стоящий во главе стола, хотя я было подумала, что его предложат мне. Затем, он кивком велел Бекки подать чай, хотя я была уверена, что она ни разу в жизни не видела, как это делается.

Но управилась она сравнительно неплохо. Я старалась не смотреть на нее, но, когда она полезла в шкаф за посудой, я не выдержала и исподтишка бросила на нее взгляд, отчасти чтобы посмотреть, что она делает, отчасти интересуясь посудой. Это было чистое любопытство, и я надеялась, что мистер Мэгсон не заметил его. Но когда Бекки зазвенела ложками позади меня и я опять покосилась на нее, он поймал мой взгляд и слегка улыбнулся, прекрасно понимая, чем он вызван.

Я чувствовала себя очень неловко, мне казалось, что он догадывается о моем сне там, в беседке. Сама мысль об этом заставляла меня краснеть так, что мои глаза даже наполнялись слезами. И я все время держала голову опущенной, стараясь не смотреть на мистера Мэгсона.

Но я чувствовала, что он смотрит на меня, и один раз бросила на него осторожный взгляд.

Он знал что-то. Он что-то чувствовал, как чувствует умное, чуткое животное. Но улыбка, которую он послал мне, была ничего не значащей. Я не думала, что он догадывался о моих мыслях, но я понимала, что он очень сильно любил Беатрис и потому тепло относится ко мне. Поэтому я наконец успокоилась, краска сбежала с моих щек, и я нашла в себе силы поднять на него глаза и улыбнуться.

Некоторые вещи не нуждаются в словах, и Ральф знал это лучше, чем я. Поэтому я спокойно пила чай, не обращая внимания на возню Бекки за моей спиной, и даже передала Ричарду кусочек жирного пирога так, будто у меня и забот-то других не было.

Разговор начался с планов дяди Джона, которые Ральф попросил нас изложить в деталях.

— Идея заключается в том, что каждый человек в деревне будет иметь свою долю в прибылях, вместо того чтобы получать установленное жалованье, — стал объяснять Ричард, стараясь говорить равнодушно. — Все прибыли составляют один общий фонд, из которого ведется закупка семян и оборудования. Мы, лендлорды, вкладываем свою долю в виде инвестиций. Остаток фонда делится между всеми, в соответствии с количеством затраченного каждым труда.

— Это идея установить своего рода коммуну? — спросил Ральф. Я знала, что ответ ему прекрасно известен, но он хочет получше изучить отношение к этому Ричарда. А Ричард смотрел на него блестящими от восторга глазами, и каждый мог бы видеть в нем горячего сторонника земельной реформы.

— Да, таким образом устраняется разница между хозяевами и бедняками, — ответил он. — Мы все работаем вместе. И будем делить успехи и неудачи.

— Хороший план, — кивнул Ральф и изучающе взглянул на Ричарда. — Даже великодушный. А что получат от этого землевладельцы, как вы думаете, мастер Ричард?

— Очень мало, — честно ответил тот. — Эта идея принадлежит моему отцу. Чтобы вознаградить людей за то, что они перенесли при Лейси. Помочь бедным. — Помолчав, он испытующе взглянул на Ральфа. — Хотя, может быть, было бы лучше действовать по старинке, когда Лейси владели землей, платили людям жалованье и занимались благотворительностью.

— А какой путь избрали бы вы? — спросил Ральф.

Ричард осторожно взглянул на него.

— Я хочу быть уверенным, — заговорил он, — что в Экре хорошо будет жить каждый. Каким бы путем мы ни пошли, Экр должен получить свои права. По меньшей мере, те, что он имел в прежние дни.

Ральф кивнул, будто что-то выяснив для себя.

— А что думаете вы, мисс Джулия?

— Я согласна с Ричардом, — ровно ответила я, помня обещание «не высовываться».

Ральф будто опять все понял, понял, что я лгу, что на самом деле я хочу, чтобы деревня полностью получила права на землю.

Ричард нетерпеливо шевельнулся и нарушил наступившее молчание.

— Что я могу передать моему папе? — спросил он. — Он просил нас обсудить эту идею с вами. Передать ему, что вы предпочитаете прежние методы?

Ральф с треском отодвинул свой стул от стола, подошел к двери и распахнул ее.

— Посмотрите вокруг, — предложил он и облокотился о дверь. — Это превосходная идея. Я уважаю вас за это. Она свидетельствует о великодушии любого землевладельца, даже банкрота. Но при этом вы к каждому жителю деревни обращаетесь с просьбой изменить свою жизнь, отказаться от той свободы, которой они пользовались в течение четырнадцати лет. Конечно, они голодали, особенно зимой, но зато летом они вволю ловили рыбу и дичь. Они могли работать когда хотели, могли браконьерствовать, в общем, жили в свое удовольствие. А теперь вы предлагаете им поменять это все на рутину работы.

И ради чего? Вы не даете им даже ничтожного жалованья. А сулите лишь прибыли с того урожая, семена которого даже еще не посажены. Если доходы будут ничтожны, то большая часть денег будет потрачена на общие нужды, затем вы заберете вашу долю, и только остальное пойдет рабочим. А если прибыли не будет вообще, тогда вы можете продать землю. А людям останется опять голодать.

Вы, лендлорды, ничем не рискуете. Если кто и будет страдать, то это крестьяне. Богатые никогда не страдают. Они пишут законы и изобретают правила игры. Они сотворили этот мир таким, каков он есть, и ждут от нас благодарности даже за самую ничтожную милость.

Ральф прислонился к двери и улыбнулся нам. Я почувствовала себя так, словно мы были разбойниками.

— Вы даже не предлагаете никаких гарантий, — продолжал он. — Это Экр дает их вам. Каждый здесь настолько беден, что ему некуда податься, но вы-то находитесь в лучшем положении. Вы можете поиграть несколько лет в радикалов, а потом продать поместье и получить денежки. Для знати нет преград. И никогда не было, — добавил он, помолчав.

Ричард и я сидели подавленные. Мы никогда не слышали таких слов от дяди Джона. Только Ральф Мэгсон, этот необразованный человек, видел все как на ладони и мог предсказать возможное будущее. Я опустила глаза и чувствовала, как горят кончики моих ушей от стыда, что я принадлежу к тем, кто берет то, что ему не принадлежит, и пользуется тем, что он не сделал.

Ральф оставил дверь открытой, и вечернее солнце скользнуло к нам в комнату и заставио плясать в воздухе пылинки. Он медленно вернулся на свое место и, проходя позади меня, на секунду дотронулся до моих волос, как бы даруя мне прощение.

— Передайте доктору Мак-Эндрю, что я подумаю над этим, — неожиданно объявил он. — Это неплохая идея, и если можно будет доверять нашему землевладельцу, то все получится неплохо. Только требуются кое-какие гарантии от вас двоих, иначе никому не удастся убедить Экр начать работу. Вы обещаете не отступать от этой идеи?

— Если вы советуете придерживаться прежних методов в Экре, когда мы владели землей и платили рабочим хорошее жалованье, то, я думаю, мой папа согласится с вами, — быстро предложил Ричард.

Ральф пристально посмотрел на него.

— Вот как? — странным голосом переспросил он и больше ничего не сказал.

— Нам пора идти, — чтобы замять неловкую паузу, заговорила я. — Спасибо за чай, мистер Мэгсон.

— Не стоит благодарности, — вежливо ответил он. — Приходите в любое время. — И он глянул на Ричарда. — Если вы интересуетесь ястребиной охотой, сэр, то буду счастлив взять вас с собой. Мне должны на днях привезти из Лондона ястреба-тетеревятника.

— Спасибо, непременно приду, — воскликнул благодарно Ричард и в первый раз за сегодняшний день искренне улыбнулся.

Ральф проводил нас до ворот и помог мне сесть в коляску, пока Ричард отвязывал поводья.

— Всего доброго, мисс Джулия, — с теплой улыбкой сказал он и, наклонив свою гордую седеющую голову, поцеловал мне руку. При прикосновении его губ я задрожала, словно от ветра. Он отступил на шаг и помахал нам вслед.