В комнате стало тихо. Через секунду Анемон проворно вскочила, ощущая во всем теле необычайную легкость.

– Я? – спросила девушка, и ее лицо вдруг оживилось. – Я должна буду обезвредить Де Воба и его шайку?

Томас кивнул:

– Если только ты решишься иметь дело с такими гнусными типами. Ты можешь отказаться, Эмми. Я не стану тебя осуждать. Эти люди – Де Воба, Паук и их сообщники, головорезы с Чупитулас-стрит, – жестокие преступники. Они убьют тебя, если узнают, кто ты такая! Повторяю: я не буду тебя осуждать, если ты не захочешь в этом участвовать. Это очень рискованное задание.

– Это я-то не захочу? – презрительно воскликнула Анемон и обняла отца. Глаза ее взволнованно сияли. – Ох, папа, спасибо тебе! Когда мы приступим?

– Об этом не может быть и речи! – раздался резкий голос капитана Берка.

Отец и дочь одновременно обернулись. Стивен медленно поднялся с кресла.

– О чем не может быть и речи? – спросил Томас, беспокойно оглядываясь на дверь. – У нас мало времени, Стивен, так что давай не будем заостряться на деталях.

– Это вовсе не детали. Я не знаю, что у тебя за план, но в любом случае Анемон не должна брать на себя главную роль.

Томас метнул на него недоуменный взгляд:

– Но почему? Неужели в тебе вдруг заговорила зависть?

– Конечно, нет! – Стивен раздраженно отмахнулся. – Но я не могу возложить на Анемон основную часть работы. Она слишком молода и неопытна.

– Да как ты смеешь! – Щеки девушки побледнели. Гневно упершись руками в бока, она медленно вышла вперед и встала перед Стивеном. – Я могу справиться с этим заданием – так же, как и с любым другим, – сказала она, чеканя каждое слово. – И ты это знаешь!

– Это так, – вмешался Томас, поспешно вставая между ними. Увидев лицо дочери, он испугался, что она вот-вот ударит американца. – Стивен, я сам обучал Анемон и могу тебя заверить, что, несмотря на свою молодость, она первоклассный специалист.

– Я тебе верю, но мы не можем рисковать. – Стивен нахмурился. – Это слишком важное дело.

Анемон была вне себя. Стивен Берк украл ее счастье, жестоко и подло надругался над ее любовью, но унизить ее профессионально – это уж чересчур!

– Я такой же опытный агент, как и ты, Стивен Берк, а может быть, даже лучше! – воскликнула она, и глаза ее сверкнули серебром. – Я доказала это на деле и в Англии, и в Нью-Брансуике. Ты не можешь этого отрицать. Если, конечно, вообще способен ценить правду.

– Что ты этим хочешь сказать? – резко спросил Стивен, но Томас прервал разгоравшийся спор:

– Ш-ш-ш… Дверь…

Послышался быстрый стук, потом дверь гостиной тихонько приотворилась, и в нее просунулась голова месье Ламора.

– Простите, что помешал, – пролепетал он с виноватым видом, – но мадам Клампетр собирается завтракать в этой гостиной с группой гостей! – Консьерж оглядел собравшихся в комнате. Если троица и вызвала у него любопытство, то он не подал виду, лишь слегка приподнял брови и остановил свой заинтересованный взгляд на Стивене: – А, месье, я вижу, вы нашли ту даму, о которой спрашивали, и месье Дюбуа тоже!

– Да, месье Ламор, разумеется, он нас нашел! – воскликнул Томас и, с добродушным видом подхватив консьержа под локоть, ввел его в гостиную. – Месье Берк – муж этой дамы, моей племянницы, – пояснил он, представив французу молодую пару с подобающей нотой гордости и снисхождения. – Видите ли, они только что прибыли в Новый Орлеан и случайно разминулись на набережной. Но оба знали, что надо немедленно разыскать меня, и вот пожалуйста: они здесь, снова вместе.

– Понятно…

Юджин Ламор не заметил, как леди внезапно застыла при этих словах, а во взгляде высокого джентльмена мелькнуло недоумение. Когда он обернулся к молодым людям, выражение их лиц было уже бесстрастно-вежливым.

– Прошу прощения, мэм, что я обратился к вам «мадемуазель», когда вы пришли в гостиницу. Я не знал, что вы замужем, а вы не сказали об этом.

Консьерж был сама учтивость, но Анемон уловила в его тоне легкое любопытство.

– Ах, в самом деле? Вы назвали меня «мадемуазель»? – Девушка сделала удивленные глаза. – Mon Dieu, а я и не заметила! Знаете, эта поездка так меня утомила…

– Моя жена неважно себя чувствует. – Стивен вышел вперед и заботливо взял ее за руку. – Мы хотели бы снять номер, месье. Ваша прекрасная гостиница очень понравилась моей жене, и она с удовольствием останется здесь надолго. Это будет удобно и для ее дяди. Вы можете предоставить нам комнаты?

– О, разумеется!

Месье Ламор заметно расслабился и даже просиял улыбкой. Слава Богу, эта парочка не собирается захватывать его гостиную в свое личное пользование, чтобы потом перебраться в какую-нибудь дешевую гостиницу у крепостного вала. Молодой человек, судя по всему, при деньгах, хоть и американец. Месье Ламор, как все истые креолы, с брезгливым высокомерием смотрел на грубых и неотесанных граждан Америки, но у него имелось здоровое уважение к богатству.

Заметив шикарный костюм посетителя и то небрежное изящество, с которым он его носил, консьерж сделал вывод, что месье Берк не только богат, но и прекрасно воспитан в отличие от всех этих жутких моряков и торговцев, заполонивших Новый Орлеан с тех пор, как город вновь отошел во владения Америки.

Жена месье Берка, белокурая француженка, поразила консьержа своим необыкновенным обаянием. Она отличалась какой-то особенной красотой. У дамы и в самом деле утомленный вид, решил он, заметив ее бледность и круги под глазами. Что-то в ней вызывало сочувствие, и он поклонился с истинно французской галантностью.

– Я счастлив принять таких замечательных гостей в нашей скромной гостинице, – почтительно проговорил он. – Будьте любезны, пойдемте за мной…

Анемон растерянно улыбнулась. Она с ужасом поняла, что им со Стивеном придется зарегистрироваться в этой гостинице в качестве мужа и жены, а значит, занять один номер.

– Дядя Жюльен, может быть, ты проводишь нас в наш номер? – в отчаянии предложила она, охваченная внезапной паникой. – Мы могли бы продолжить нашу беседу. Ведь мы так давно не виделись…

– Нет-нет, это исключено, малышка! – Томас похлопал ее по руке и направился к двери вместе с месье Ламором. Анемон и Стивену ничего не оставалось, как только следовать за ними. – Я должен вернуться к своим счетам. Месье Ламор и так был слишком добр ко мне. А тебе, девочка, надо отдохнуть. Стивен, позже мы с тобой выпьем по рюмочке коньяку. Adieu, дети!

Он быстро поцеловал руку дочери и, весело помахав ей, исчез. Анемон точно приросла к полу. Весь мир вокруг завертелся с бешеной скоростью. Она не хотела идти со Стивеном на второй этаж. Не хотела разговаривать с ним, смотреть ему в глаза и думать о том, как жестоко он ее обманул.

Он спросит ее, почему она улизнула с корабля сегодня утром. Придется сказать, что она знает правду. Но это так унизительно! Он пожалеет ее, а может, будет смеяться… Нет, только не это! Ей хотелось убежать, затеряться в этом пестром, шумном городе.

Стивен взял ее за руку.

– Сейчас месье Ламор отведет нас в наш номер. – (Она слышала нотки раздражения, прорывавшиеся сквозь напускной заботливый тон.) – Твой дядя прав: тебе нужно отдохнуть, моя крошка.

Ее охватило чувство нереальности происходящего. Они медленно, точно во сне, поднялись по изящной витой лестнице и прошли по коридору мимо ряда дверей из красного дерева. Сделав приглашающий жест рукой, консьерж распахнул перед ними затейливые резные двери в конце длинного коридора, и Анемон шагнула в бело-золотую комнату, красота которой превосходила все, что она когда-либо видела.

Эта просторная гостиная была намного больше и шикарнее любой спальни в доме Пелхама на Брук-стрит. Она не шла ни в какое сравнение с каютой капитана «Морского льва», комнатами в загородном доме ее тети в Кенте и квартирами британского военного ведомства, в которых прошло ее детство.

Анемон впервые оказалась в столь чудесной, роскошной и уютной обстановке: море золотистых ковров, небольшой зеркальный столик в окружении изящных кресел эпохи Людовика XVI и диван, обитый белым шелком; мебель была расставлена приятным ансамблем перед широкими окнами. Летний ветерок всколыхнул белые легкие занавески, когда месье Ламор толкнул расписные ставни, открыв великолепный вид на площадь и учебные плацы, известные со времен французского правления как пляс Д’Армс.

Стеклянные двери вели на широкий балкон с кружевной оградой из ковкой стали. Вся комната сияла в ярких лучах новоорлеанского солнца, сверкая граненым хрусталем и лакировкой. Ее блеск мог соперничать с блеском драгоценных камней в королевской короне.

Ослепленная, Анемон прошла со Стивеном по мягкому ковру гостиной к двери, ведущей в большую спальню и смежные туалетные комнаты. Центральное место в спальне занимала кровать под балдахином с белоснежным атласным покрывалом и маленькими, вышитыми золотом подушками. Анемон в восторге оглядела золоченый туалетный столик, зеркало в раме из слоновой кости и многоярусную люстру из мерцающего хрусталя, не сразу заметив медную сидячую ванну в углу комнаты. Еще одна стеклянная дверь вела на балкон – теперь уже с видом на мощенный плитами внутренний гостиничный дворик.

Девушка подошла к одной из хрустальных ваз с пышным букетом жасмина и с наслаждением вдохнула аромат цветов. Тем временем Стивен проводил месье Ламора к двери, вежливо заверив его, что все замечательно.

Консьерж ушел. Послышался щелчок закрывшейся двери, потом – шаги Стивена по гостиной. Сон закончился. Анемон с ужасом ждала предстоящего разговора. Она дотронулась до белых цветков, достала из вазы одну веточку и принялась рассеянно мять в пальцах душистые лепестки. Ее окутало сладким ароматом.

Стивен все еще не появлялся в спальне. Больше не в силах томиться неизвестностью, она обернулась и заглянула в открытую дверь гостиной. Стивена нигде не было видно. Сердце девушки подпрыгнуло от тревожного волнения. Где он? Она поставила веточку обратно в вазу, даже не заметив, как осыпались оставшиеся лепестки, и с растущим беспокойством направилась в гостиную.

Стивен стоял, привалившись спиной к двери номера. Его широкие плечи упирались в косяк, а руки были скрещены на груди. Он смотрел на Анемон с таким выражением, с каким тигр смотрит на кролика, внезапно возникшего у него на пути.

– Ты куда-то собралась, моя крошка? – протянул он.

Девушка застыла на месте, по спине побежали мурашки страха: этот зловещий взгляд был ей знаком. В последний раз он смотрел так, когда силком привел ее на борт «Морского льва». В лице его мелькнуло что-то дикое и пугающее. Он еще пальцем не шевельнул, а Анемон уже почувствовала себя в западне.

– У меня нет желания с тобой разговаривать, – бросила она, изо всех сил стараясь говорить небрежно-равнодушным тоном, подошла к плетеному креслу палисандрового дерева и грациозно опустилась в него. – Я хочу принять ванну и отдохнуть. Потом я разыщу отца и узнаю, что мне надо делать. Ты можешь идти: я не собираюсь жить с тобой в одном номере. Вот, собственно, и все. Больше мне нечего сказать.

Ответом ей было зловещее молчание. Внутренне съежившись от страха, Анемон уставилась на фарфоровую статуэтку, которая стояла перед ней на столике, и принялась разглядывать ее с таким сосредоточенным видом, как будто от этого зависела вся ее жизнь.

Вскоре она услышала приближавшиеся шаги по мягкому ковру. Анемон не успела и шевельнуться, как Стивен рывком поднял ее с кресла и поставил перед собой, сомкнув пальцы на ее запястьях.

– Нечего сказать? Очень интересно, Анемон! – Он выплевывал слова, точно они обжигали ему рот. – Прошлой ночью ты лежала в моих объятиях. Сегодня утром ты говорила, что любишь меня. А потом вдруг ушла с моего корабля, не сказав ни слова, и растворилась в этом проклятом городе. Нет, дорогая, нам о многом надо поговорить, и ни один из нас не выйдет из этой комнаты, пока мы не выясним все до конца.

– Пусти меня! – Она стиснула зубы, пытаясь освободиться от стальных тисков его рук. – Мне больно, Стивен!

Он слегка расслабил пальцы.

– Прошу прощения. Но не думай, что я отпущу тебя раньше, чем услышу объяснение.

– А что тут объяснять? Корабль прибыл в порт. Мне надо было найти своего отца, вот я и ушла.

Всю следующую минуту она не слышала ничего, кроме его шумного, сдерживаемого дыхания. В плену его сильных рук ей ничего не оставалось, как только смотреть на плиссировку его рубашки, ибо она не хотела встречаться с ним взглядом.

Анемон чувствовала, как напряжено его тело, и знала, что он едва сдерживает гнев. Она говорила себе, что не боится Стивена: он уже причинил ей боль, обманув самым жестоким образом, каким только может обмануть мужчина женщину! Теперь бояться нечего. Что еще он мог ей сделать? Однако мощь его великолепного мускулистого тела в сочетании с затаенной яростью вызывали страх в глубине ее души.

– Маленькая стерва!

Слова были сказаны тихо, но от этого они прозвучали не менее жестоко. Он грубо дернул девушку на себя и посмотрел ей в лицо с неприкрытой яростью:

– Ты с самого начала не хотела, чтобы мы сошли на берег вместе, верно? Ты с самого начала собиралась работать над этим заданием без меня и только ждала, чтобы я привез тебя в Новый Орлеан!

Анемон не сразу поняла, о чем он говорит. Его предположение было так нелепо, что она не могла ничего сказать, только смотрела на него во все глаза. Он обманул ее, а теперь обвинял ее в том же! Он думал, что все это время она не любила его, а лишь притворялась, что все ее чувства были так же фальшивы, как и его собственные! Анемон не выдержала и рассмеялась неестественным истерическим смехом. Он сильнее сжал ее запястья.

– Ты просто хитрая лгунья! – прорычал он. – Это так? Отвечай, черт возьми!

Она судорожно вздохнула, охваченная лютой, ослепляющей яростью. Так, значит, вот что он думает? И это после того, как она отдала ему всю себя! Напоила его той любовью, что была в ее сердце, не оставив себе ни капли!

Нет, это не человек, решила Анемон, содрогнувшись от гнева. Это червяк! Червяк, который всех вокруг считает такими же низкими и подлыми, как он сам. Она взглянула на него сквозь пелену боли, и глаза ее холодно прищурились. А почему бы и нет? Почему бы не уязвить его тем же оружием? Почему бы не пошатнуть эту самовлюбленную гордыню, не смыть самодовольство с его надменной души?

Ее лицо побледнело еще больше, став одного цвета с белоснежным шелковым диваном. Глаза ее сверкали, как огромные раскаленные угли.

– Отпусти меня! – сквозь зубы процедила Анемон, и ее гневный голос грозным эхом отозвался под сводами бело-золотой комнаты.

К удивлению девушки, Стивен ее отпустил. Отступив на шаг, он уставился на нее с таким потрясенным видом, что она вновь засмеялась:

– Тебе кажется невероятным, что женщина может уйти от тебя, да, Стивен, мой котенок? – Она презрительно усмехнулась. Внутри у нее все сжималось от боли, но было так приятно уколоть его, спрятав собственную боль за щитом лжи! – Я хотела, чтобы ты отвез меня в Новый Орлеан, Стивен, – продолжала она, – а заодно собиралась выяснить, что тебе известно о Генри Марсье и обо всем этом грязном деле. Ты угодил мне по обеим статьям… – Она снова усмехнулась. – Понимаешь, Стивен? – протянула она. – Я тебя просто использовала. Все это было притворством – от начала и до конца, каждое мгновение. Но теперь ты мне больше не нужен. Я не желаю тебя видеть, не желаю с тобой разговаривать и вместе работать. Ясно? Ты мне надоел. Я больше не хочу иметь с тобой никаких дел.

На мгновение ей показалось, что она зашла слишком далеко и сейчас он ее ударит. Вид у него был свирепый, он словно окаменел, каждый мускул угрожающе напрягся. Девушка в страхе невольно отступила назад, но он схватил ее. Анемон скривилась от боли, но на этот раз он не ослабил хватку.

– Мразь! Жестокая, грязная сучка!

Эти слова обдали ее ледяным холодом. Она заставила себя улыбнуться вмиг пересохшими губами.

– А ты законченный болван. Думал, что я в самом деле тебя люблю?

Внезапно он отшвырнул ее от себя – так резко, что она упала в кресло, – размашисто подошел к камину и изо всей силы ударил кулаком по белой мраморной полке, вдребезги разбив стоявшую там стеклянную статуэтку.

Стивен захлебывался от дикой, неистовой ярости, которая кипела в его душе. Еще никогда в жизни он не был так близок к совершению убийства, никогда и ни к кому не испытывал такой всепоглощающей ненависти. Его так и подмывало стиснуть в пальцах тонкую шею девушки и задушить подлую лгунью. Пытаясь совладать с этим безумным порывом, он ухватился двумя руками за каминную полку.

Подумать только: еще недавно он волновался за Анемон! Увидев, что ее нигде нет, он приказал своим людям обыскать все судно, а сам расхаживал по палубам, мучаясь в догадках. Ему и в голову не могло прийти, что она просто ушла с «Морского льва», не сказав никому ни слова.

Сначала, когда корабль встал в порту и обнаружилось, что девушка пропала, Стивен был озадачен. Потом его недоумение сменилось тревогой. Наконец, тщательно осмотрев все судно, со всевозрастающим беспокойством расспросив каждого моряка на борту, он почувствовал, как в нем зашевелились первые ростки сомнения и злости. Стивен понял, что она могла просто уйти одна к своему отцу, нарочно тихо улизнув с корабля.

Но он не мог в это поверить! Как же так? Они строили планы, собирались по прибытии в порт вместе отправиться в гостиницу – здесь не могло быть никаких недоразумений. С какой стати ей уходить без него? Меряя шагами свою каюту, Стивен осушил две рюмки коньяку. «Где, черт возьми, она может быть?» – спрашивал он себя.

Потом Стивен пошел в гостиницу – это было единственное место, куда она могла отправиться. Но он все еще не хотел в это верить.

Когда консьерж сказал ему, что да, приходила дама, спрашивала месье Дюбуа и они встретились в маленькой гостиной, первым чувством, которое испытал Стивен, было огромное облегчение.

В следующий момент ноги его приросли к полу. До него наконец дошло, что Анемон сошла на берег одна! Вот когда в нем впервые зашевелился настоящий гнев.

Месье Ламор показал ему, где находится маленькая гостиная, и он пошел к двери. За эти несколько секунд гнев перерос в ярость. Сердце Стивена пронзили острые иглы подозрения. Неужели она в самом деле хотела от него сбежать? Нет, он не мог даже думать об этом, и уж тем более не мог в это поверить. И все-таки… во что еще ему оставалось верить?

И вот он вошел в гостиную, увидел ее лицо, услышал невольный вскрик… Она испугалась его прихода! Это было подобно выстрелу.

Пока Томас Карстейз посвящал их в подробности грязного заговора Де Воба и говорил о тех контрмерах, которые они могут предпринять, Стивен только и ждал случая остаться наедине с Анемон. Ему не терпелось задать ей вопросы и получить интересующие его ответы. Теперь он их получил. Все его самые худшие подозрения подтвердились.

Она оказалась на редкость хорошей актрисой и порядочной стервой!

Все эти месяцы в море, эти мгновения упоительной страсти, эти жаркие поцелуи в ночи, когда они лежали в его постели и тела их сливались в безумстве и неге, – все это было ложью! Она опутала его своими чарами, соблазнила, околдовала, а сама оставалась холодной.

Стивен вспомнил, что когда-то и сам собирался сделать с ней то же самое, но это не загасило огонь его ярости, ибо он отринул свой план в первую же ночь их любовной близости. Он забыл обо всем, кроме этой женщины, и хотел лишь одного: любить ее, сделать ее своей.

И как он ее любил! Он готов был отдать за нее жизнь! Но она так и не стала его. Она была призраком, дразнящим и обманчивым, женщиной воображаемых добродетелей. И эту прожженную бестию он считал невинной? Безумец!

– Ты играешь в грязную игру, моя крошка, – наконец сказал Стивен, достаточно успокоившись, чтобы говорить.

Он обернулся к сидевшей в кресле девушке. Лицо ее сделалось пепельным, а руки слегка дрожали на подлокотниках, но она держалась холодно и отчужденно, как Снежная Королева.

Стивен расправил плечи и медленно пошел к ней. Его глаза сверкали, как сталь. Он отправился в Нью-Брансуик с намерением использовать Анемон, но отказался от своей затеи, став жертвой ее лживых чар. Но она-то ничего не знала, думал он, превозмогая гнев и душевную боль. Он еще мог сохранить свое достоинство – то малое, что у него осталось.

– Я тоже играл с тобой во время нашего плавания, – продолжил он резким насмешливым тоном, полоснувшим ей сердце. – Забавно, не правда ли? Мы оба были жертвами коварства: ты – моего, я – твоего. – Стивену показалось, что девушка то ли охнула, то ли всхлипнула. Он замолчал и внимательно посмотрел на нее, но она не проронила ни одного слова, сидя в своем кресле неподвижно, как сама смерть. – Только я составил о тебе неверное мнение. Мне казалось, что ты благородная леди – юная, невинная и ранимая. Я хотел отдалиться от тебя постепенно, чтобы уберечь от лишних страданий. – Он издал короткий смешок, неприятно прозвучавший в этой красивой, элегантной комнате, наполненной цветами, хрусталем и разбитыми мечтами. – Теперь я вижу, что в этом нет необходимости. В тебе не больше чувствительности, чем в пучеглазом лангусте, – добавил он, растянув губы в ядовитой ухмылке, – и почти столько же привлекательности. Я рад, что наш спектакль наконец-то окончен. Теперь никому из нас больше не нужно притворяться.

Анемон с трудом сдерживала слезы. Если она сейчас перед ним разрыдается, то потом никогда себе этого не простит. Она хотела попросить его выйти из этой комнаты и больше никогда не возвращаться, но не решалась заговорить, боясь выдать голосом свою боль.

– Разумеется, на людях нам придется продолжать эту игру. Во всяком случае, в новоорлеанском обществе мы должны появляться под ручку, – сказал он тем же жестким, натянутым тоном, достал из кармана сюртука сигару и с раздражающей надменностью прикурил. – Насколько я понял, по плану твоего отца мы должны изображать супружескую пару. Что ж, пока изменить ничего нельзя. Будем еще какое-то время вместе, пока не выполним эту работу.

– Нет! Убирайся отсюда немедленно! – закричала Анемон, не совсем уверенно поднимаясь с кресла.

Стивен навис над ней устрашающей глыбой и насмешливо покачал головой.

– Ах, Анемон, Анемон, – произнес он с укоризной, выпустив изо рта облачко табачного дыма, – твой отец уверял меня, что ты настоящий профессионал, но сейчас ты ведешь себя по-дилетантски. Мы должны доиграть до конца, моя крошка, независимо от того, нравится тебе это или нет.

– Я не буду жить с тобой в одном номере! И не буду спать с тобой в одной постели!

– Пожалуйста, можешь спать на диване, – равнодушно бросил он и, отвернувшись, быстрым шагом направился к двери. – Пойду посмотрю, не освободился ли твой отец. Он собирался выпить со мной коньяку, а заодно изложить оставшиеся детали своего плана.

Анемон молча уставилась ему в спину, мысленно содрогаясь от ужаса и отвращения. В дверях он оглянулся и оценивающе посмотрел на девушку.

– На твоем месте я бы немного поспал, – посоветовал Стивен, окинув ледяным, пронизывающим взглядом ее бледное, осунувшееся лицо. – Сегодня вечером у нас будет много дел. Мы должны как можно скорее установить контакт с Де Воба. Так что не стоит терять время. Мы не можем позволить себе ошибиться.

– Я никогда не ошибаюсь, – проговорила девушка онемевшими губами.

Он пропустил эту реплику мимо ушей.

– Да, вот еще что! Де Воба – большой охотник до женского пола. В этом смысле он очень разборчив. – Стивен язвительно усмехнулся, успешно скрыв свою душевную боль. – Я догадываюсь, что в плане твоего отца тебе отводится роль соблазнительницы. Но если ты сейчас не отдохнешь, дорогая, Де Воба не удостоит тебя даже взглядом.

Он вышел, хлопнув дверью. Анемон вновь опустилась в кресло. Ее охватила дрожь, потом подступили слезы. Она страдальчески запрокинула голову, вспоминая былые мгновения, когда Стивен обнимал ее, согревал и утешал своими ласками. Как она нуждалась в нем сейчас! Как томилась по его объятиям, мечтая забыть свою боль в его крепких, надежных руках! Но прошлого уже невозможно было вернуть.

Он сам был причиной ее боли. Уже никогда его губы не прижмутся к ее губам в нежном поцелуе, зажигающем кровь, а пальцы никогда не погладят ее волосы. Она больше никогда не услышит от него нежного шепота любви…

Стивен ненавидит ее. Он думает, что она так же коварна, как и он. Если раньше он использовал ее и жалел, то теперь он ее презирает. Она тоже должна презирать его. Но в душе девушки были только боль, пустота и чувство жуткой, невосполнимой утраты.