|
Первородный грех Книга Первая - Мариус Габриэль - Читать любовный роман онлайн в женской библиотеке LadyLib.Net Первородный грех Книга Первая - Мариус Габриэль - Скачать любовный роман в женской библиотеке LadyLib.Net Мариус ГабриэльПервородный грех Книга Первая
Апрель, 1925Сан-Люк
Они пришли в Сан-Люк через несколько дней после ее седьмого дня рождения.
Трое солдат guardia civil с карабинами за плечами. Они искали жившего в деревне фабричного рабочего Бертрана Кантарелла.
Возможно, будет перестрелка.
С выскакивающим из груди сердцем Мерседес бежала следом за ними. Посмотреть.
Бертран заперся в своем доме. Ему крикнули, чтобы он выходил, но он отказался. Тогда гвардейцы взломали дверь. На улице начал собираться народ. Солдаты взяли в руки карабины и вошли внутрь.
Минуту спустя Бертрана вывели во двор. Гвардейцы снова повесили свои карабины за плечи. Никакой стрельбы так и не было. Правда, нос и губы Кантарелла были в крови, так что выглядел он довольно-таки странно. На руки ему надели наручники. С двух сторон на нем повисли его визжащая жена и плачущий ребенок. Один из солдат грубо оттолкнул их и, чтобы они больше не приближались, наставил на них дуло своей винтовки.
У Мерседес заболел живот, так сильно, что ей хотелось побыстрее убежать домой. Но она не могла. Она вцепилась в юбку какой-то женщины и как завороженная смотрела на происходящее.
Прибыл четвертый гвардеец. Он вошел в дом Бертрана и принялся выбрасывать на улицу вещи. Мерседес и остальные собравшиеся стояли и молчали. Трое солдат пустили между собой по кругу сигаретку и завели разговор о корриде. Бертран угрюмо поглядывал на жену и ребенка, стоявших возле кучи их добра.
Лицо его жены выражало неприкрытый ужас и горе.
Стулья, одежда, стол, кое-какая посуда. Особо и выбрасывать было нечего. Вскоре все это валялось на улице.
Затем солдаты повели Бертрана вниз по дороге. Их причудливые фуражки возвышались над его непокрытой головой. Какая-то женщина, обняв дочку и сына, потащила их прочь. Кто-то пытался помочь жене Кантарелла собрать пожитки.
Какое же преступление совершил Бертран? Этот вопрос Мерседес задала своему деду, который стоял на площади и болтал с другими стариками.
– Не твоего ума дело, – ответил Баррантес. – Иди-ка лучше поиграй со своими кроликами.
– Но они выбросили на улицу все его вещи.
– Нам чертовски повезло, что мы имеем сильное правительство, – сказал лавочник приятелям. – Эти негодяи даже хотели убить короля.
– Бертран?
– Ну, не Бертран, конечно, – улыбнулся дедушка, – но те люди, которые придерживаются таких же взглядов. Что еще остается делать властям? – Он многозначительно ткнул пухлым пальцем внучку в плечо. – Вот, Мерче, так и скажи своему папаше.
Мерседес побежала домой. Отец работал в кузнице, мама стояла рядом и что-то ему говорила. Она выглядела бледной и встревоженной.
– А Бертран плохой? – спросила отца девочка.
– Нет, просто он бедный. Когда ты вырастешь, Мерче, ты поймешь, что бедные люди редко бывают плохими. И что плохие люди редко бывают бедными. – Огромными руками папа посадил дочку к себе на колени. Его синие глаза блестели. – Сан-Люк – это тихая заводь. Но таких Сан-Люков тысячи. И есть еще города, в которых живут миллионы людей. Великая смута затевается в этих городах и деревнях. Словно поднимается могучая морская волна. Придет день, и эта волна обрушится на Испанию. И смоет с нашей земли всю несправедливость, все горе, всю нищету.
– Франческ, довольно, – раздраженно перебила его мама, протягивая к Мерседес свои тонкие руки. Отец рассмеялся и выпустил девочку. Мама подняла ее и крепко прижала к себе. – О Господи, – с трудом проговорила она. – Ты становишься такой тяжелой, моя маленькая принцесса. Не знаю, смогу ли я донести тебя наверх.
Как оказалось, смогла. А вот обсуждать Бертрана Кантарелла и его поступки она категорически отказалась. У Мерседес от всего этого остался на душе какой-то странный неприятный осадок. Прежде ей и в голову не приходило, что дверь можно выломать. Когда дверь была на замке, она всегда чувствовала себя в полной безопасности. Неужели и их дверь тоже кто-то может выломать?
Мерседес Эдуард росла проказливым ребенком. Она была очень миленькой и подавала все признаки того, что со временем станет настоящей красавицей. Ее огромные черные глаза светились незаурядным умом. Волосы были длинные, густые и черные как смоль. Они не завивались кудряшками, а ниспадали толстыми волнистыми прядями, которые папа называл змеями Медузы.
Она понятия не имела о тех страшных событиях, что, словно волны, прокатывались по Каталонии и по всей Испании. Да и как она могла знать? В семь лет Мерседес едва ли хоть раз выезжала за пределы Сан-Люка.
Родную деревню она изучила вдоль и поперек, знала каждый темный закоулок, каждую дверь, каждую извилистую улочку. Могла сразу сказать, кто где живет, что делает.
Она никогда не испытывала любви к Сан-Люку, никогда не считала его красивым, но он действительно был красив, и она любила его подсознательно, хотя поняла это только тогда, когда было уже слишком поздно. А пока она жила лишь сегодняшним днем и с жадностью ждала наступления дня завтрашнего.
На школьном дворе Леонард Корнадо, который был одним из самых сильных мальчишек в классе и которому уже почти исполнилось одиннадцать лет, сказал ребятам, что Бертрана убили.
– Ему к шее привязали свинцовую гирю и сбросили в море, – заявил он, сидя на нижней ветке росшего в дальнем конце двора дерева. Эта ветка служила ему своеобразным троном, с которого Леонард обычно вершил суд над своими одноклассниками. При этом он любил демонстрировать свои мускулы. – Во, видали? – Сейчас он закатал рукав рубашки и напряг бицепс. Бицепс впечатляюще округлился.
– А почему они это сделали? – спросила Мерседес.
– Больно ты любопытная, – осклабился Леонард. Он был веснушчатым мальчишкой с карими глазами и хитрой улыбкой. Показывая ребятам бицепс на другой руке, он, подражая позе Адониса, коснулся сжатой в кулак рукой своего носа. Поглазеть на представление подошли еще три девочки. Все девчонки в классе были очарованы Леонардом Корнадо. Даже Мерседес немного симпатизировала ему. Их всегда тянуло к нему, особенно когда он демонстрировал свою мускулатуру.
– И все-таки почему? – не отставала Мерседес.
– Потому что он маленький вонючий Ленин, вот почему. Такой же, как кое-кто еще, кого мы прекрасно знаем. – Одна из девочек хихикнула и подтолкнула локтем подружку. – Вот так поступают с анархистами, – продолжал Леонард. – Гирю на шею – и в море. Они камнем идут на дно, захлебываются и тонут. А потом рыбы выедают у них глаза. Именно этого анархисты и заслуживают. – Он подставил девочкам напряженный бицепс. – Пощупайте. Как сталь!
Девочки, ахая и трепеща от волнения, принялись ощупывать твердый, слегка побелевший мускул. Двое ребят тоже последовали их примеру.
Леонард подмигнул.
– А хотите пощупать кое-что еще такое же твердое?
– Не хами, Леонард, – сказал один из мальчишек. Все прекрасно понимали, что за этим последует. Девочки, широко раскрыв глаза, придвинулись поближе.
– Давай, – подбодрила одна из них. Леонард расстегнул ширинку и сунул в нее руку.
– Вот, полюбуйтесь!
Девочки разом взвизгнули.
– Убери, ты, свинья, – крикнул все тот же мальчик. Но остальные во все глаза смотрели, как Леонард гордо массирует свое «мужское достоинство». Его пенис увеличился в размерах и затвердел, на нем проступили вены.
– Фу, какая гадость! – презрительно сказала Фина, старшая из девочек. Ей было десять.
– Вовсе нет. – Леонард одарил ее похотливым взглядом. – Это очень вкусненькая сосисочка. Кто-нибудь хочет попробовать? – Он повернулся к Фине. – Давай ты, Фина. Я знаю, тебе понравится.
– Размечтался! – Фина возмущенно вскинула свой курносый носик и тряхнула косичками. – Да меня вырвет.
– Не вырвет, – нетерпеливо заверил ее Леонард. У него заблестели глаза. – Ну давай же!
Остальные стали дружно подбадривать. Фина ухмыльнулась и наклонилась вперед.
Отвернувшись, Мерседес побрела через школьный двор. Это она уже видела. Леонарду было все равно, кто сосет его «сосиску», мальчик или девочка, и Мерседес отлично знала, чем все это закончится. Ей было неинтересно.
Что действительно занимало ее, так это мысль о том, что кого-то могут сбросить в море с гирей на шее. И он захлебнется и утонет. А потом рыбы выедят у него глаза.
Хотя Леонард ведь врун. Он сказал это, просто чтобы напугать ее. Такое не может случиться.
Но Мерседес сама видела выломанную дверь дома Бертрана и его разгромленное жилище. Она видела, как, избитый, он истекает кровью. «Такое не может случиться» – эта фраза ее почему-то больше не убеждала.
Но однажды вечером Бертран вернулся. Сначала Мерседес подумала, что он пьяный. Он медленно шел через деревенскую площадь, обнимая себя руками, словно охапку старого тряпья, которая в любой момент готова рассыпаться. Затем луч света из окна упал ему на лицо. Оно было серое и раздувшееся, как карнавальная маска. Один глаз залеплен спекшейся кровью.
Мерседес со всех ног бросилась в кузницу и заплетающимся от волнения языком рассказала родителям об увиденном. Папа, мрачный и молчаливый, отправился искать Бертрана, а мама уложила ее в постель. Мерседес упросила ее оставить зажженную свечу, так как в каждой тени ей чудилось обезображенное лицо этого несчастного человека.
Утром Бертран и его семья покинули Сан-Люк и больше уже не вернулись.
По словам тетки Жозефины, работавшей в булочной, все это было связано с долгосрочной забастовкой на фабрике, где работал Бертран. Он, сообщила Жозефина, пытался испортить дорогостоящую машину, и Массагуэры, хозяева фабрики, страшно разозлились.
– Он всю жизнь горбатился на них, – говорила тетка Жозефина одному из покупателей. – А кроме грыжи, ничего не заработал. И теперь мочится кровью. А где взять деньги на докторов?
В этот вечер мама приготовила zarzuela, рагу из креветок, моллюсков и цыпленка. Но у Мерседес не было аппетита. Она чувствовала себя больной. И мама уложила ее в постель с грелкой.
Что бы там ни говорили, Мерседес гордилась своим отцом.
На каждом доме она узнавала вещи, сделанные его руками, – от тяжелых железных дверных колец до причудливых флюгеров, что вертелись над крышами.
Все эти предметы хранили в себе прикосновение его рук. Витиеватые замки и засовы, решетки заборов и балконов, горшки и сковородки – тысячи вещей, пришедших в жизнь людей из его кузницы. Но предметом особой гордости являлись ворота, которые он отковал для женского монастыря.
Они были красивыми, крепкими и изящными. Извивающиеся на них змеи казались почти живыми, а лепестки цветов – мягкими и нежными. Она любила эти ворота и гордилась ими.
Время от времени Мерседес захаживала навестить сестру Каталину. Обычно они встречались в тенистом саду, и старая монахиня угощала девочку молоком с кусочком бисквита.
Однако от раза к разу сестра Каталина становилась все более молчаливой. Она сильно похудела, сделалась почти прозрачной и все чаще надолго впадала в задумчивость. Ее серые глаза потускнели, дыхание стало едва заметным. Но молчание не смущало Мерседес. Ей просто нравилось здесь бывать. Нравилось смотреть на ворота и с благоговением касаться затейливых изгибов черного металла. Ей нравилось спокойствие мощенного булыжником монастырского двора, по которому, словно тени, плыли черные фигуры монахинь. Ей нравилось ощущать тяжесть и близость голубого неба над головой.
Порой она думала, что, пожалуй, тоже хотела бы стать монахиней. Отсюда, с вершины холма, открывался такой чудесный вид на бескрайнее море и далекие горы! А можно перегнуться через монастырскую стену и смотреть на расположенные внизу домишки Сан-Люка и на детишек-попрошаек, вьющихся вокруг юбок богатых дам. Здесь, наверху, так легко верится в Бога.
Апрель сменился маем. И в полях зацвели мириады маков, словно миллион кошек поймали миллион птиц и из них брызнул миллиард капель алой крови.
|
Разделы библиотеки Разделы романа |