— Похоже, у нас нет выбора, как только признать, что Аспида они вычислили, — произнес Саймон, упершись подбородком в сцепленные ладони и устало вздыхая. — Крайне досадно.

— Это было неизбежно — раньше или позже, — заметил Гревилл, без устали расхаживая по кабинету. — Но это значит, что нужно полностью менять направление операции. Мне придется нейтрализовать Васкеса раньше, чем он до меня доберется.

Саймон кивнул:

— Можешь привлечь кого угодно для помощи. А как насчет Аурелии?

— Под моей крышей она в относительной безопасности. Если они захотят воспользоваться ею, как способом добраться до меня, то найдут ее в любом месте, куда бы мы ее ни спрятали. — Он не стал добавлять, что у него не будет ни минуты покоя, если Аурелия окажется не под его непосредственной защитой.

— И это, не говоря о том, что нам будет сложно объяснить ее исчезновение, — согласился Саймон. — Мы же не хотим, чтобы нам начали задавать неудобные вопросы?

— Вот именно. — Гревилл резко остановился. — Я буду продолжать так, как мы планировали. Познакомлюсь с Васкесом и подожду, пока он не устроит мне ловушку… надеюсь, такую, через которую я смогу перепрыгнуть самостоятельно, — добавил он с мрачной усмешкой.

Саймон серьезно посмотрел на него:

— Мы не можем позволить тебе попасть в лапы инквизиции, Гревилл. Ты знаешь слишком много, и никто не в силах противостоять их способам убеждения.

— Не бойся, Саймон. Я, скорее сам упаду на собственный меч. — Гревилл произнес это легким тоном, но глаза его превратились в черные дыры без капли света.

Саймон Грант просто кивнул в ответ, и Гревилл повернулся к двери.

— Докладывай мне ежедневно, Гревилл. Тот поднял руку в знак согласия.

— Отправь парочку надежных людей, чтобы следили за моим домом и за номером четырнадцать по Адамс-роу.

— Будет сделано тотчас же.

Гревилл кивнул и вышел. Возвращаясь на Саут-Одли-стрит, он правил коляской в глубокой задумчивости. Положение ничуть не хуже, чем многие другие, в которые он попадал раньше, но тогда ему не приходилось ни о ком тревожиться, поэтому сейчас думать о собственной безопасности намного, сложнее.

Он оставил коляску на попечение грума и вошел в дом. Моркомба нигде видно не было, но Джемми — красавчик в новой ливрее — услышал, что открывается дверь, и выбежал откуда-то из глубины дома.

— Добрый вечер, сэр. — Юноша подергал себя за жилет. — Леди Фарн… я хотел сказать, леди Фолконер в библиотеке. Принести вам чего-нибудь, сэр?

Гревилл улыбнулся при виде такого рвения. Юноша стремился выполнять свои новые обязанности с таким же пылом, с каким утка стремится к воде.

— Пожалуйста, проследи, чтобы все графины были полны вином, Джемми. — Гревилл протянул ему шляпу, кнут и перчатки и направился в библиотеку, расположенную в задней половине дома.

Дверь была слегка приоткрыта. Он тихонько толкнул ее и остановился на пороге. Его не заметил никто, кроме Лиры, но и та, зная, что с этой стороны никакой угрозы нет, лишь стрельнула в него глазом. Аурелия сидела за бюро и писала письмо. Лира лежала у ее ног, а Фрэнни, согнувшись над грифельной доской, старательно выводила кусочком мела буквы алфавита.

У Гревилла под ложечкой возникло странное ощущение. У него не было опыта жизни в семье, даже в далеком детстве. Он и не рассчитывал когда-либо исправить это упущение, но что-то в этой безмятежной сцене в светлой, теплой, полной книг комнате тронуло его душу и породило совершенно незнакомые ему чувства. Аурелия привнесла что-то личное в этот снятый внаем дом. Анонимность меблированных комнат из него исчезла. Везде чувствовалось ее прикосновение, начиная от ваз с ранними нарциссами и веточками форзиции до вышитых подушек, стопок книг, пяльцев с вышиванием и вещей Фрэнни, разбросанных за пределами детской.

Аурелия подняла взгляд от бюро и улыбнулась, держа в руке перо.

— А я как раз думала — когда же ты вернешься?

В ее улыбке светилось воспоминание о недавно разделенном с Гревиллом удовольствии, а карие глаза мягко поблескивали при свете лампы. Светлые волосы были аккуратно заплетены и уложены короной вокруг головы, а высокий воротник темно-зеленого платья из тонкой шерсти подчеркивал идеальную посадку красивой головы.

Фрэнни вскочила.

— Смотри, что я написала! — воскликнула она, подходя к Гревиллу. Девочка приняла его как данность, безо всяких переживаний. Собственно, она его почти не видела, и жизнь ее в основном шла так же, как и раньше, что входило в намерения Аурелии. Через три месяца, теперь даже меньше, их соглашение закончится, и чем меньше вся эта история повлияет на ее дочь, тем легче будет расставаться.

Тем временем Гревилл со всей серьезностью изучал грифельную доску и старательно нацарапанные на ней буквы.

— Очень аккуратно, Фрэнни, — заключил он, взъерошив девочке волосы, и погладил Лиру, которая грациозно поднялась и ткнулась носом ему в ладонь. Потом подошел к жене, поднявшей к нему для поцелуя лицо.

— Ты такой холодный! — рассмеялась она, прикоснувшись к его щеке изящной теплой ладошкой. — Что, так холодно? Я весь день не выходила из дома.

— Да, сильно похолодало, — ответил Гревилл, поворачиваясь к буфету. — Бокал хереса?

— Мм… спасибо.

— А почему ты никуда не ходила?

— О, у меня было полно дел здесь. — Аурелия взяла протянутый ей бокал. — Составить меню на неделю, разобраться со счетами, примерить новое вечернее платье, которое Клэр шьет мне из того итальянского узорчатого шелка, что прислала Лив. — Аурелия встала из-за бюро. — Даже не знаю, откуда Алекс достает всю эту роскошь. Он заточен в крохотной деревушке в Нью-Форесте с женой и новорожденным сыном и все-таки как-то умудряется раздобывать совершенно невероятные экзотические вещи. Для бала у Нелл он обещал прислать черные тюльпаны. — Аурелия засмеялась и глотнула херес. — Просто поразительный человек!

— Жду, не дождусь, когда я с ним познакомлюсь, — произнес Гревилл, просматривая почту, лежавшую на столе.

Аурелия кинула на него короткий внимательный взгляд. Что-то непохоже, что ему этого так уж хочется.

— Алекс может быть несколько… подавляющим, — сказала она.

Гревилл оторвал глаза от письма и прищурился.

— Но тебе он нравится.

— О да. Его невозможно не любить, особенно когда он так добр к Лив. Она его просто обожает, а он боготворит землю, по которой она ступает.

Гревилл поморщился, и Аурелия не смогла удержаться от смеха.

— О Боже, до чего сентиментально это прозвучало.

— Верно, — сухо согласился он. — И когда я смогу увидеть этот образец совершенства?

— Раньше, чем ты думаешь, — произнесла Аурелия, удивляясь саркастическим ноткам в его голосе. Это совсем не походило на Гревилла. — Я как раз писала к Лив. Сегодня от нее пришло письмо. На следующей неделе Алексу придется приехать в город по делам, и Лив хочет удостовериться, что мы за ним присмотрим.

Гревилл пришел в замешательство.

— Он что, не может сам о себе позаботиться… в том особняке на Кавендиш-сквер?

— Ну конечно, может, — нетерпеливо ответила Аурелия. — И я уверена, что Борис тоже приедет, чтобы все привести в порядок. Но Лив хочет, чтобы мы знали о его приезде и пригласили Алекса на обед. — Она помолчала, потом неторопливо произнесла: — Ты удивишься, узнав, как много у тебя общего с князем Проковым.

Гревилл посмотрел в ее серьезные глаза с молчаливым пониманием.

— Похоже, ты вращалась в очень интересных кругах, дорогая моя.

— Дядя Алекс остановится у нас, мама? — Фрэнни, озадаченно нахмурившись, вслушивалась в разговор взрослых.

— Нет, милая. Он остановится на Кавендиш-сквер, а к нам придет на обед.

— А ребеночка он с собой принесет?

— Нет, ребеночек останется с тетей Лив, он еще слишком маленький для путешествий.

— О-о! — Фрэнни потеряла интерес к разговору и вернулась к грифельной доске.

Гревилл многозначительно взглянул на Аурелию; она тотчас поняла, что он имеет в виду, и потянулась к шнурку звонка, висевшему у камина.

— Тебе пора возвращаться в детскую и пить чай, Фрэнни.

Девочка надулась.

— Еще нет… еще очень рано.

— Уже пять часов, — спокойно сказала Аурелия. — Когда выпьешь чаю и искупаешься, можешь прийти ко мне в спальню и посмотреть, как я переодеваюсь к обеду. — Этой приманки хватило, чтобы Фрэнни перестала возражать, и пошла с Дейзи.

Гревилл сел в кресло с подголовником у камина, покручивая в пальцах бокал с хересом.

— Русская разведка? Аурелия покачала головой:

— В подробности меня не посвящали. Лив знает правду, но, разумеется, нам с Нелл всего рассказать не может. Насколько я понимаю, Алекс борется или боролся — против царя. Александр говорит о своей вечной дружбе с Наполеоном…

— Или создает такое впечатление, — прервал ее Гревилл, вытягивая ноги в сапогах к решетке. — Кое-кто считает, что он ведет весьма хитрую игру. Но ты права, мне действительно хочется познакомиться с князем Проковым.

— И ты будешь разговаривать с ним обо всем этом? — осведомилась Аурелия. Ей стало любопытно, не собирается ли ее муж слегка ослабить свою суровую оборону.

Гревилл проницательно улыбнулся.

— Не так многословно, дорогая моя, как ты и сама прекрасно знаешь.

— Я так и подумала, — сказала Аурелия, усаживаясь в уголок дивана и расправляя юбки. — Ты был сегодня в министерстве?

Гревилл кивнул и поманил ее пальцем. Сдержанно фыркнув, Аурелия поставила бокал и подошла к мужу, позволив ему усадить себя к нему на колени. Он положил руку ей на голову, пригибая ее к себе.

Аурелия поцеловала Гревилла, чувствуя холодную свежесть его губ, привкус хереса на языке, вдыхая особый аромат — смесь лимона и лаванды с оттенком запаха конюшни, а сегодня еще и табачного дыма — и догадываясь, что он пришел из закрытых кабинетов министерства, а может быть, из пивной или курительного салона одного из клубов на Сент-Джеймс-стрит.

— Мы должны делать что-то определенное на суаре у леди Лессингем? — спросила Аурелия, отстранившись, положив ему голову на плечо и глядя на Гревилла снизу вверх с проницательным видом, так противоречившим чувственному блеску ее глаз.

— В Лондон прибыли испанцы, — легким тоном отозвался Гревилл. — Они могут быть теми самыми, кого мы так долго ждем. А могут и не быть. Надеюсь, они тоже придут на суаре.

— А-а… понимаю. — Аурелия ловким движением поправила ему складку шейного платка. — Ты предполагаешь, что они вступят в контакт со своей бывшей соотечественницей?

— Думаю, это неизбежно.

— Значит, нельзя терять время даром. — Аурелия попыталась встать с его колен, но Гревилл обнял ее за талию и снова усадил.

— Сегодня вечером мы ничего не будем делать, дорогая.

— Ничего? — Аурелия игриво посмотрела на него исподлобья. — А я-то думала, ты захочешь поучить меня правильной технике выкуривания испанцев из светских гостиных.

— Это может подождать… Пойдем наверх? Аурелия привстала, вложив ладонь в его руку, но тут же вздохнула.

— Я обещала Фрэнни.

Гревилл склонил голову, соглашаясь:

— Конечно. Но предвкушение делает пир намного слаще. — Он тоже встал. — На сегодняшний вечер есть какие-то приглашения?

Аурелия подумала.

— Несколько… можно выбрать, куда пойти… но ничего безотлагательного. — И посмотрела на мужа, склонив голову набок и снова напомнив ему пытливую птичку.

— Тогда давай проведем спокойный вечер дома? Аурелия тяжело вздохнула.

— Непременно спокойный?

— Ах ты, бесстыдница! Невозможно поверить, что ты респектабельная матрона!

— Была раньше, — поправила его Аурелия с растерянной улыбкой. — Во всяком случае, мне так казалось. Поразительно, до чего плохо мы знаем самих себя.

— О, я думаю, ты знаешь себя очень хорошо, Аурелия. — Гревилл взял ее за подбородок и приподнял его так, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Теперь лучше, — просто согласилась она. — И еще я чувствую, что сейчас лучше понимаю Фредерика, чем раньше. Поверить не могу, что когда-то я думала, будто мне больше нечего о нем узнавать.

— Я ему за многое очень благодарен. — Гревилл наклонился и поцеловал ее в ушко.

Может, и ей стоит поблагодарить Фредерика, подумала Аурелия. Была бы ее жизнь лучше, если бы он следовал правилам своего мира и согласился с судьбой, которую диктовали его происхождение и положение в обществе, а не отбросил условности, радостно приняв необычную жизнь под руководством Гревилла Фолконера? Безусловно, она чувствовала бы себя в безопасности, ведя размеренную и рутинную жизнь в браке с Фредериком. Но счастливее?.. Удовлетвореннее?

Нет. И не важно, что ее ждет впереди, воспоминания навсегда останутся с ней. Возбуждение от сознания неизвестности, которую несет каждый новый день, когда не знаешь, что от тебя потребуется, когда играешь такую привычную роль и понимаешь, что это всего лишь роль, что на самом деле ты участвуешь в совсем другом, невероятно волнующем спектакле…

— Что тебя так беспокоит?

Аурелия сообразила, что Гревилл тревожно смотрит на нее, и помотала головой:

— Ничего… совершенно ничего. Просто вся моя жизнь за такое короткое время перевернулась с ног на голову, и я иногда об этом вспоминаю.

— Сожалеешь? — Он говорил бесстрастным голосом, лицо тоже ничего не выражало.

Аурелия задумалась над этим коротким вопросом. Ей и в голову не приходило попытаться обмануть Гревилла — он все равно все увидит сквозь любую дымовую завесу, которую она набросит на себя. Да и лгать ему она не хотела.

— Не думаю, — произнесла она, в конце концов. — Зато точно знаю, что не подведу тебя, Гревилл.

Он кивнул.

Гревилл не привык принимать во внимание влияние своего мира на чувства и личность тех, кого он вербовал для выполнения определенной работы. Во всяком случае, именно так он действовал до сих пор. Но с Аурелией все получилось по-другому.

Однако он не может позволить себе роскошь признаться, в чем причина этого. Гревилл осушил свой бокал с хересом и поднялся вверх, в спальню.

Рано утром следующего дня Гревилл быстро вошел в пыльный кабинет своего шефа в военном министерстве. Саймон Грант поднял глаза от разложенной на массивном столе карты. В руках он держал циркуль.

— А, Гревилл! Тебя-то я и хотел увидеть.

— Что за карта? — Гревилл без приглашения зашел шефу за спину и наклонился над картой. — А, понятно. Тежу. Ты отмечаешь расположение партизанских отрядов.

— Да. Уэллесли уже получил их координаты, благодаря тебе и Фарнему. Он высадился в Лиссабоне двадцать шестого. — Саймон глянул на календарь на стене. — Сегодня четвертое мая, но я думаю, что в ближайшие две недели он может ждать депешу.

— Почтовые голуби?

— Точно. Основные посты все еще действуют на территории Франции, и еще два у нас имеются на Нормандских островах.

Гревилл кивнул. Почтовые голуби принимали самое активное участие в этой войне, а их владельцы зачастую подвергались такой же опасности, как и солдаты на передовой.

— Есть ли новая информация о нашем друге доне Антонио?

Саймон устало улыбнулся:

— Вот в этом мы, безусловно, преуспели. — Он подошел к сейфу, стоявшему в противоположном конце комнаты, и вытащил из него лист бумаги. — Нашим человеком в Мадриде можно гордиться, а голубь прилетел в Дувр вчера вечером. Гораздо раньше, чем я вообще мог надеяться. Догадайся, кто такой наш друг?

Гревилл, размышляя, нахмурился.

— Он должен принадлежать к высшим эшелонам их шпионской сети, раз ему доверили такую важную миссию. И меня не покидает странное ощущение, что я встречался с ним раньше. Но даже ради спасения собственной жизни я не могу припомнить, когда и где.

Саймон мрачно кивнул.

— Что ж, ты прав. Ты совершенно точно сталкивался с ним раньше. Помнишь ту небольшую заварушку в прошлом году, как раз перед тем, как Жюно оккупировал Лиссабон? Ты пытался вывезти португальского регента и отправить его в Бразилию.

— И едва не потерял его, — медленно произнес Гревилл. — Его чуть не достал своим клинком наемный убийца. — Гревилл начал ворошить свои воспоминания. В тот раз он увидел убийцу только мельком — тот перемахнул через каменную стенку гавани, сумев уйти от Гревилла и его людей. — Эль Демонио. Дьявол. Теперь понятно, почему мне казалось, что я его видел раньше.

— Вот именно, — кивнул Саймон. — Антонио Васкес и Дьявол — одно и то же лицо.

Гревилл покивал:

— Так-так. И в самом деле, достойный противник. Саймон пристально посмотрел на него через стол.

— План у тебя есть?

Гревилл улыбнулся очень нехорошей улыбкой.

— Только один — добраться до него раньше, чем он доберется до меня.

— Я знаю, ты уже говорил это, Гревилл, мы не можем допустить, чтобы ты попал в его руки.

— Думаю, что я и сам не могу этого допустить, — отозвался Гревилл с беззаботностью, не обманувшей, однако, его собеседника, и протянул руку к бумаге, которую все еще держал Саймон. — Могу я это забрать?

— Разумеется… разумеется, друг мой. Тебя это касается больше, чем кого-либо другого.

Гревилл посмотрел на документ и покачал головой.

— Окажи мне любезность, Саймон, поставь двоих человек дежурить у моего дома, а когда ребенок с нянькой пойдут куда-нибудь, пусть их сопровождают — скрытно, но надежно.

Саймон хмуро кивнул:

— Конечно. А как насчет матери?

— Я сам позабочусь о безопасности Аурелии, но не могу рисковать — вдруг мне придется оказаться в двух местах одновременно?

— Понятно.

На следующий день Гревилл вошел в дом и оказался в самом центре настоящего безумия. Маленькая фигурка больше всего напоминающая кружащегося дервиша, плясала и пронзительно кричала в середине обычно мирного холла, а вокруг нее охали, что-то восклицали и всплескивали руками все находившиеся в доме. Все они говорили одновременно и вроде бы пытались остановить стремительно кружащееся создание.

К Гревиллу подошла Лира и прижалась к его ноге, словно защищая хозяина от суматохи, достигшей к этому моменту своего пика.

— Тихо, — произнес Гревилл, почти не повысив голоса. Однако стремительное вращение прекратилось, а окружавшие перестали всплескивать руками и суетиться. В наступившей тишине стало слышно, как маленькая фигурка душераздирающе икнула.

— Что, скажи на милость, все это значит, Фрэнни? — спросил Гревилл, опускаясь рядом с девочкой на колено.

Фрэнни всхлипнула и вытерла нос рукой.

— Я хотела взять Лиру погулять в тот парк… мама обещала, что я сегодня могу… а они мне не разрешили. Дейзи боится Лиру. — Ее голосок делался все пронзительнее.

Дейзи сказала:

— Простите, сэр Гревилл, но миледи ничего не говорила мне про то, чтобы взять собаку на прогулку в парк.

— Фрэнни, довольно, — строго произнес Гревилл, потому что по лицу девочки снова потекли слезы, а рот широко открылся — Фрэнни опять готовилась заорать. — Дейзи знает, что Лиру разрешается брать с собой, только двоим — мне или твоей маме.

— Мамы здесь нет, — запротестовала Фрэнни. — И она обещала. Она обещала, а обещания нарушать нельзя, она сама так говорит!

— Я уверен, что у нее есть на это причины, — сказал Гревилл. — Если ты спокойно подождешь десять минут, Фрэнни, я сам отведу тебя и Лиру на прогулку в парк.

Фрэнни икнула и кивнула. Гревилл пошел в библиотеку. Она потопала следом и уселась на низкую кушетку, глядя, как он просматривает дневную почту.

— Ладно, сейчас пойдем.

Он прицепил поводок к ошейнику Лиры и крепко взял Фрэнни за руку, выходя из дома. Аурелия не сообщила, куда идет, но наверняка она не пешком и не верхом, так как Лира осталась дома. Однако на нее это непохоже — нарушить данное дочери обещание.

Пока они шли в сторону Гросвенор-парка, Гревилл небрежно поглядывал то в одну, то в другую сторону улицы. Мужчина, убиравший листья из канавы, почесал нос, когда Гревилл с девочкой проходили мимо. Гревилл коротко кивнул, здороваясь с человеком, присланным из министерства, чтобы присматривать за домом. Он не чувствовал ни малейшего присутствия другого, куда более зловещего наблюдателя, но все равно оставался настороже, а Лира, которая, как всегда, вела себя прекрасно, спокойно шла рядом, и только высоко поднятая голова и настороженные уши давали знать, что она тоже бдит.

— Ворота вон там! — дернула Гревилла за рукав Фрэнни, когда они перешли через дорогу и подошли к большому огороженному скверу, расположенному в центре площади. Фрэнни вырвала руку и забралась на нижнюю перекладину ограды, чтобы открыть щеколду. — Она гораздо больше, чем та, где мы играли раньше… в старом доме, — сообщила девочка, катаясь на открывшейся калитке.

— Да, парк на Кавендиш-сквер гораздо меньше, — согласился Гревилл, терпеливо дожидаясь, пока Фрэнни накатается и спрыгнет. Он закрыл калитку, отстегнул поводок и пошел вслед за девочкой и собакой, помчавшимися к поросшей травой лужайке в середине парка. Фрэнни восторженно скакала и распевала во весь голос, совсем позабыв о неистовой истерике, случившейся с ней полчаса назад.

Гревилла удивляло, что у такой спокойной, уравновешенной женщины, как Аурелия, выросла столь необузданная дочь. Фредерик тоже не проявлял признаков неуравновешенности. Он принимал события по мере их возникновения и управлялся с любой ситуацией с хладнокровным практицизмом. Смог бы он понять свою маленькую дочь, чью жизнь либо заливало тропическое солнце, либо сотрясали зимние бури?

Гревилл остановился на лужайке и стоял там, глядя, как Фрэнни и Лира гоняются друг за другом и кувыркаются в траве, причем огромный пес играет радостно, как маленький щенок, но с большой осторожностью, стараясь не сбить ребенка с ног.

Первое ощущение, что за ними наблюдают, возникло как обычно. В грудь стукнулось возбуждение, сменившись глубоким спокойствием. Гревилл ласково улыбнулся, глядя на играющих ребенка и собаку, небрежно оглянулся, подобрал палочку и бросил ее Лире. Собака прыгнула. Гревилл направился к Фрэнни, шаря вокруг взглядом, и заметил мужчину. Тот стоял на гравийной дорожке, огибавшей лужайку.

Высокий, хорошо одетый бородатый джентльмен. Черные, глубоко посаженные глаза, худое, ястребиное, угловатое лицо. Он постоял еще мгновение и неторопливо пошел дальше.

Гревилл особым образом свистнул. Лира моментально примчалась обратно и легла на траву рядом с Фрэнни.

— Что, уже пора уходить? Я еще не хочу, — захныкала Фрэнни, когда Гревилл подошел к ней.

— Скоро стемнеет, — ответил он, не собираясь потакать ребенку, и прицепил поводок к ошейнику Лиры. — Пойдем. — Гревилл властно протянул руку Фрэнни. Та неохотно взяла его за руку, но протестовать не стала.

По дороге домой девочка, как всегда, весело щебетала. Гревилл очень быстро сообразил, что ей можно и не отвечать — Фрэнни продолжала болтать, забрасывая его вопросами, на которые, похоже, и не ждала ответов, так что он мог погрузиться в собственные мысли.

Васкес наблюдал за Фрэнни не случайно.