Экипаж проехал между огромными, кованными железом воротами и покатился дальше по широкой, посыпанной гравием дороге, по обеим сторонам которой росли деревья – верный признак того, что они въехалина территорию частного парка, разбитого вокруг большого дома. Хотя окружающий пейзаж был другим, тем не менее, все это сильно напомнило Энн ее первый приезд в Глэнвир, где и началась вся эта история.

И ее нынешние чувства были весьма схожи с теми, что она испытывала тогда.

Энн с Дэвидом сидели по ходу движения, а Сиднем расположился напротив них. Было неясно, был ли он взволнован перспективой скорой встречи с семьей или испытывал тревогу из-за причины своего возвращения. Он спокойно сидел и смотрел в окно.

С самого Бата поездка проходила в почти полном молчании, а если они и говорили, то о чем-нибудь несущественном.

Энн размышляла, как сложатся отношения между ними сегодня вечером?

Впереди Энн заметила водную гладь и лужайки, она вдруг вздрогнула от мысли, что ей еще предстоит столкнуться с множеством проблем до наступления вечера.

– Скоро вы сможете увидеть внутренний парк, – сказал Сиднем. – У меня от его вида всегда дух захватывает, даже при том, что мне он давно и хорошо известен.

Как раз в это минуту экипаж выехал на свободный от деревьев участок, залитый солнечным светом. Энн ясно увидела, что водная гладь оказалась рекой. За ней простирались обширные лужайки, с растущими на них старыми деревьями, отлого спускающимися к большому особняку, расположенному в отдалении. Немного далее с левой стороны виднелось озеро, частично окруженное деревьями.

Первый взгляд на Элвесли и внутренний парк еще сильнее заставил Энн осознать степень того, что она сделала. Она вышла замуж за сына владельца этого огромного и величественного дома. Стала невесткой графа.

Ей стало неловко, когда ее желудок издал хлюпающий звук. Это напомнило ей об утренней тошноте, мучившей Энн несколько часов назад.

С каждым оборотом колес экипажа ее страх нарастал. Дэвид, очевидно, испытывал то же чувство. Он придвинулся поближе к матери и сжал ее руку. Она успокаивающе улыбнулась сыну, и вскоре колеса экипажа загрохотали по выложенному камнем мосту через реку, построенному в стиле Палладио, и затем – по подъездной дороге через парк.

– Все это выглядит великолепно, – сказала Энн. – Не правда ли, Дэвид?

На лужайке около дома находились люди, насколько она могла разглядеть – две леди, одна молодая, другая – постарше, и двое детей – мальчик приблизительно лет четырех и девочка немного младше. Обе леди смотрели на приближающийся экипаж, старшая их них при этом рукой заслоняла от света глаза.

– Моя мать, – сказал Сиднем, наклоняясь ближе к окну, – и Лорен. И Эндрю. Маленькая девочка, должно быть, – Софи. Она была совсем крошкой, когда я последний раз был здесь, но в детской сейчас есть еще один малыш. Я его еще не видел.

Он заметно оживился. Он был счастлив оказаться дома. Энн почувствовала прилив нежности к мужу и внезапную острую боль от своего одиночества.

А затем, когда экипаж довольно ощутимо покачнулся, въезжая на террасу перед мраморными ступенями и портиком, которые вели к двойным парадным дверям, Энн заметила двух джентльменов в костюмах для верховой езды, приближавшихся со стороны конюшни.

– Мой отец, – сказал Сиднем, – и Кит. Кажется, мы прибыли в подходящий момент. Все здесь, кроме малыша.

Энн откинулась назад на своем сиденье, словно, поступая так, могла избежать предстоящего испытания. Сиднем посмотрел на нее.

– Твои шляпка и спенсер – в точности под цвет твоих глаз. Ты прекрасно выглядишь, Энн.

На Энн была одна из ее обновок. Цвет платья был более бледным, чем у спенсера. Она вспомнила удовольствие, полученное от посещения лавок в Бате, и улыбнулась мужу.

Экипаж остановился, и, как только подножка была опущена, Сиднем первым вышел наружу. Но ему не дали шанса обернуться, чтобы подать руку Энн. Его брат, должно быть увидевший его через окно кареты, торопливыми шагами пересекал террасу, чтобы заключить Сида в объятия.

– Сид, чертяка! – смеясь, воскликнул он. – Что это?

Кит не был таким же высоким, как Сиднем, а его волосы были чуть светлее. И, по мнению Энн, он был далеко не так красив, как его брат. Но все же он выглядел гибким и хорошо сложенным, с добрым жизнерадостным лицом.

Но прежде, чем Сиднем смог ответить, к ним поспешно подошла его мать и увлекла его из объятий брата в свои собственные.

– Сиднем, – радостно восклицала она, – Сиднем, Сиднем!

– Мама, – своей единственной рукой он гладил ее по спине.

Дэвид уткнулся лицом в руку Энн.

Стоявший позади отец Сиднема излучал радушие. Его невестка – прекрасная темноволосая леди с фиалковыми глазами в соломенной шляпке с широкими полями, подошла ближе с маленькой кудрявой девочкой, сидящей верхом на ее бедре, и мальчиком, держащим ее за руку.

– Сиднем, – воскликнула она, – какой замечательный сюрприз!

О да, они действительно были любящей и счастливой семьей!

Никто из них, казалось, не замечал присутствия Энн и Дэвида в экипаже. Но вскоре Сиднем высвободился из материнских объятий и с улыбкой повернулся к Энн.

– Здесь есть два человека, с которыми я хочу вас познакомить, – сказал он, протягивая свою руку, чтобы помочь Энн спуститься. Ее обдало жаром, когда все повернулись и посмотрели на нее с удивлением и любопытством.

– Могу я представить свою жену Энн и Дэвида Джуэлла, ее сына? Энн, Дэвид, я хочу познакомить вас с моими родителями – графом и графиней Редфилд, а также – с моим братом Китом, виконтом Рейвенсбергом и его женой Лорен. А это – Эндрю и София Батлер – их дети.

Энн присела в реверансе. Дэвид, который самостоятельно выбрался из экипажа, слегка наклонил свою голову в судорожном поклоне и стал подвигаться ближе, пока не прижался к матери.

– Твоя жена?

– Ты, дьявол, Сид.

– Ты женился,Сиднем?

– О, Сиднем, как замечательно!

Все одновременно заговорили. Но удивление, и даже потрясение, которое они, несомненно, испытывали, все же не было шоком. Пока еще.

Маленький мальчик уставился на Сиднема, а затем стал настойчиво тянуть за штанину своего отца, пока виконт Рейвенсберг не взял сына на руки. А малышка спрятала свое лицо на плече виконтессы.

Графиня, красивая и величественная леди, сосредоточила все свое внимание на новой невестке и улыбнулась ей.

– Энн, дорогая моя, – сказала она, беря обе руки Энн в свои и крепко пожимая их. – Мой сын женился на вас и даже не сообщил нам? Как он мог быть настолько небрежным? Мы бы устроили для вас грандиозный праздник. О, как это нехорошо с твоей стороны, Сиднем!

– Хорошенькие дела, Сид, старина, – сказал виконт. – Энн… мы можем называть вас так? Я очень рад познакомиться с вами, – он улыбнулся ей так, что в уголках его глаз образовались привлекательные морщинки, и свободной рукой пожал ей руку.

– А я с вами, – отвечая на рукопожатие, сказала Энн.

– Разве ты не помнишь дядю Сида, Эндрю? – спросил Кит, глядя на сына.

– Военный хирург отрубил вашу руку большим ножом, – сказал мальчик, заглядывая в лицо Сиднема и делая резкое движение одной рукой. – Папа мне так сказал.

– И я тоже рада познакомиться, – тепло сказала виконтесса, все еще с дочкой на боку выйдя вперед, чтобы обнять Энн и поцеловать ее в щеку. – Более чем рада. И почему вы, матушка, решили, что у Энн и Сиднема не было грандиозной свадьбы? Или чудесной скромной свадьбы? В любом случае мне искренне жаль, что мы пропустили это событие… Дэвид, – обратилась она к мальчику, слегка наклонившись, чтобы обнять его. – Как чудесно обрести нового племянника и старшего кузена для Эндрю, Софи и Джеффри, который пропустил столь знаменательное событие, наслаждаясь послеобеденным сном в детской!

– Добро пожаловать в нашу семью, Энн, – сказал граф, выходя вперед и протягивая ей свою большую руку, – Но Сиднему придется дать некоторые объяснения своей матери. Почему мы ничего знали о вас до сих пор?

– Вчера в Бате мы скромно обвенчались по специальному разрешению, милорд, – сказала Энн.

– По специальному разрешению? – нахмурившись, граф посмотрел на Сиднема. – Но к чему такая спешка, сын? И почему именно в Бате?

– Еще два дня назад я преподавала там в школе для девочек, – объяснила Энн, немного расслабившись. Казалось, что вся его семья искренне готова принять ее. – Сиднем не хотел затягивать со свадьбой.

– Я не хотел, – рассмеявшись, согласился он. – Я…

– У моей мамы будет ребенок, – довольно громко и отчетливо произнес Дэвид, привлекая к себе всеобщее потрясенное внимание.

Наступило весьма непродолжительное молчание, во время которого Энн закрыла глаза, затем открыла их снова, чтобы взглянуть Дэвида, нерешительно смотрящего на нее. Она попыталась улыбнуться сыну.

– Немногим больше, чем через шесть месяцев, – сказал Сиднем. – Мы чрезвычайно рады этому, не так ли, Энн? Я собираюсь стать отцом.

Моментально атмосфера, определенно, изменилась. Холод осени, казалось, ворвался в не по сезону теплый день.

– А как давно скончался мистер Джуэлл? – весьма холодно и чопорно спросила графиня.

– До вчерашнего дня я никогда не была замужем, сударыня, – сказала Энн.

– Дэвид Джуэлл! – внезапно воскликнула виконтесса. – Ну конечно! МиссДжуэлл. Энн, вы были этим летом в поместье герцога Бьюкасла в Уэльсе. Кристина рассказывала о вас. Она сказала, что вы подружились с Сиднемом.

Снова последовала короткая, неловкая пауза, во время которой все они, судя по всему, поняли, что этим летом Энн и Сид были гораздо больше, чем просто друзьями.

– Хорошо, – с напускной оживленностью произнес виконт, – Скоро уже стемнеет. Предлагаю всем выпить чаю, и уверен, что Энн и Сиду после их долгого путешествия из Бата, это просто необходимо. Пойдемте в дом? Дэвид, мой мальчик, ты бы хотел пойти со мной и Эндрю, чтобы выбрать для себя комнату? Сколько тебе лет?

– Девять, сэр, – ответил Дэвид, – Скоро будет десять.

– Девять, скоро десять! Действительно старший кузен, – сказал виконт. – А я – дядя Кит. В чем ты силен? В математике, крикете? А может, в стоянии на голове?

Он опустил Эндрю и взял Софию из рук жены. Дэвид засмеялся, и, оставив бедную Энн позади, радостно ушел вместе с Китом и Эндрю. Эндрю пристально и с уважением уставился на него.

Виконтесса, взяв Энн под руку, повела ее по ступенькам в дом. Сиднем следовал за ними.

Это была ужасная, гнетущая тишина, которая последовала за громким восхищением, с которым всего несколько минут назад все приветствовали возвращение Сиднема домой и его объявление о женитьбе.

– Дети! – мягко и с явной нежностью произнесла виконтесса, – они постоянно что-нибудь вытворяют, правда? Даже когда им девять лет. Или возможно, особенно, когда им девять.

Оставшаяся часть дня не стала для Энн более легкой.

День продолжился ее второй ссорой с Сиднемом – в первый же день ее брака.

– Мне хотелось провалиться сквозь землю, только бы ничего не слышать, – сказала Энн после того, как их проводили в прежние комнаты Сида и оставили в покое, чтобы они могли освежиться, прежде чем идти в гостиную пить чай. – Я была бы счастлива, если бы это оказалось возможным.

– Не сердись на Дэвида, – сказал Сиднем. – Он просто хотел самоутвердиться в качестве члена нашей семьи. Так или иначе, Энн, разве ты не думаешь, что в целом это даже лучше, что правда выплыла в самом начале?

– Что они должны теперь думать обо мне? – Энн стянула свою шляпку и бросила ее на кровать.

– Сначала они были представлены мне и моему сыну, потом им было сказано, что мы поспешно поженились, даже не сообщив об этом. Затем им объявили, что я беременна, и, наконец, все узнали, что я никогда прежде не была замужем, – загибая пальцы, перечислила все эти пункты Энн. – Но, возможно, то, что они подумают, является всего лишь правдой. У меня не было никакого права выходить замуж за сына…

– Энн! – резко прервал ее Сид. – Пожалуйста, не надо. Независимо от того, что они думают о тебе и твоей беременности, они должны думать то же самое и обо мне. Ведь для того, чтобы зачать ребенка требуются двое.

– О, нет, – возразила Энн, – ты действительно не понимаешь, не так ли? Всегда винят во всем женщину, даже если она была изнасилована.

– Ты пытаешься сказать, что я взял тебя силой в Ти Гвин? – рука Сиднема до боли сжала столбик кровати, краска прилила к левой стороне его лица.

– Нет, конечно, нет. Но твоя семья будет видеть это иначе, чем все было в действительности. Для них я буду той, которая соблазнила тебя.

– Ерунда! Они полюбят тебя, когда узнают ближе, и как только увидят, сколько ты значишь для меня.

Он не понимал. Он был дома со своей семьей, в окружении родных ему людей. Он не мог увидеть ее их глазами, или эту ситуацию с их точки зрения.

– Покажи мне, где я могу причесаться и вымыть руки, – сказала она. – Нас ждут.

– Твоя проблема, Энн, – сказал Сид, когда они уже были готовы покинуть комнату, – состоит в том, что ты не доверяешь кому-либо еще, кроме себя самой и маленького круга твоих друзей.

– Моя проблема,- едко парировала она, – состоит в том, что я навлекла на себя одно и то же несчастье дважды. Как оказалось, я плохая ученица.

– Выходит, наш ребенок – это несчастье? – тихо спросил Сид, хотя она могла слышать, как дрожит от негодования его голос. – Дэвид – это несчастье?

– А проблема с тобой, – задыхаясь от ярости, закричала Энн, – в том, что ты борешься не по правилам, Сиднем Батлер. Это не то, что я подразумевала. Ты знаешь, что это совсем не то.

– Ты не должна так вопить, – сказал он, – Не следует сообщать всем домашним, что у нас имеются разногласия. Что ты подразумевала?

Обычно она была весьма спокойной женщиной. Как учительница она славилась этим. Также она была справедливой и здравомыслящей. Энн действительно не понимала, что на нее нашло. Не узнавала эту нотку горечи в своем голосе. Непривычный гнев переполнял ее сейчас, как и вчера ночью.

– Не знаю, что я подразумевала, – сказала Энн, – но только знаю, что хочу уехать домой.

Только она не знала, где находился ее дом. Дом в Глостершире уже долгое, долгое время не был ее домом. Теперь Энн также не имела никакого отношения к школе в Бате. Она была в Ти Гвин только один незабываемый раз. У нее не имелось никакого дома – никакого надежного убежища, куда можно было бы уехать.

Возможно, Сиднем был прав. Она никому не доверяла, ни на кого не полагалась. Но на сей раз, ее затруднительное положение было всецело ее собственной ошибкой.

– Я скоро отвезу тебя туда, – сказал Сид. Его голос смягчился. – Но, так как мы уже здесь, то не могли бы мы остаться в Элвесли на несколько дней?

– Да, – сказала Энн. – Да, конечно.

Она открыла дверь и первой вышла из комнаты. Сид предложил ей свою руку для спуска по лестнице, и Энн приняла его помощь. Но неразрешенная ссора и непрочное начало их брака темной тенью пролегли между ними. И даже то, что она осознавала, что раздражена и полна жалости к себе – не помогало. Она ведь незнала, что на самом деле думала о ней его семья, не так ли?

Во время чаепития и позже, во время обеда, все были чрезвычайно вежливы. Беседа не умолкала ни на минуту. Но та теплая радость, с которой она и Сиднем были встречены по приезде сюда, определенно ушла. Никто не игнорировал Энн. Напротив, ее весьма настойчиво вовлекали в беседу.

Расспросив ее, граф выяснил, что ее отец был джентльменом. Что у нее имелись младшая сестра и старший брат, расходы за обучение которого, сначала в Итоне, а затем – в Оксфорде, так серьезно ударили по кошельку ее отца, что Энн пришлось найти место гувернантки и проработать в этой должности в течение нескольких лет.

После вопросов, заданных графиней, все узнали, что до рождения Дэвида Энн действительно работала гувернанткой, а позже несколько лет преподавала немногочисленным ученикам в деревушке в Корнуолле, пока ее не порекомендовали на место учителя математики и географии в школе для девочек мисс Мартин в Бате.

– Мисс Мартин? – усмехаясь, сказал Кит. Он попросил, чтобы Энн назвала его по имени, так же, как и его супругу. – Знаменитая мисс Мартин, которая оставила свое место гувернантки Фреи в Линдсей-Холле и отказалась от рекомендательного письма Бьюкасла?

– Да, – сказала Энн. – Та самая мисс Мартин.

Кит задал еще вопросы и узнал, что она была приглашена в Глэнвир, потому что маркиз Холлмер оказывал ей поддержку в Корнуолле, а леди Холлмер была одной из тех, кто порекомендовал Энн для работы в школе.

– Остается надеяться, – тихо посмеиваясь, сказал Кит, – что мисс Мартин неизвестно об этом пикантном обстоятельстве.

– Сейчас она знает, – сказала Энн, – Но когда нанимала меня – не знала.

Граф, задав вопрос, выяснил, что Энн жила отдельно от своей семьи уже на протяжении десяти лет. Никто не спросил почему. Причина, полагала Энн, была очевидна.

Во время обеда Лорен узнала, что шелковое кружевное цвета слоновой кости платье Энн, которое ей так понравилось, было свадебным подарком от Сиднема, и что оно было частью целого гардероба готовой одежды, который он купил для Энн вчера в Бате. А когда графиня сделала замечание относительно золотой с бриллиантовым кулоном цепочки и таких же сережек Энн, то ей было сказано, что и все это также было свадебным подарком.

– Разве ты не согласна, что у меня превосходный вкус, мама? – спросил Сиднем, улыбаясь Энн. – Не то, чтобы красота моей жены нуждалась в дополнительном приукрашивании.

Энн пожалела, что не надела свое старое платье из зеленого шелка и не сняла драгоценности.

Вечер продолжался, и она с абсолютной ясностью могла увидеть себя, какой представала в их глазах – охотницей за состоянием. Было очевидно, что она уже не очень молода и имеет сына, которому было почти десять лет. Она никогда не была богата. Она была вынуждена начать зарабатывать на жизнь, потому что ее отец нуждался в деньгах. Ее сын был незаконнорожденным. У нее не было блестящих перспектив в будущем – все, что ее ожидало, – это перспектива окончить свои дни незамужней женщиной, работающей школьной учительницей. Ее единственным богатством была ее красота. И она должным образом использовала эту красоту прошлым летом, когда представилась возможность заманить в ловушку богатого мужа, собственные перспективы которого были столь же безрадостными, хотя и по другой причине. Этот мужчина был так жестоко искалечен, что мог ожидать от жизни лишь одиночества. Ее план удался. К концу лета она забеременела от джентльмена, для которого честь, явно означала больше, чем жизнь. Его искалеченное тело доказывало это.

Именно такой они должны ее видеть.

Разве не так? Факты говорили сами за себя.

Это был портрет женщины, заслуживающей осуждения.

Но они были вежливы к ней, потому что она была гостьей в их доме. К тому же она была женой Сиднема, а для Энн было совершенно очевидно, что все родные обожают его.

Но как же они должны ее презирать!

К тому времени, когда она удалилась на ночь в отведенную им комнату, ее силы были на исходе. Она была рада, что Сиднем задержался в гостиной, чтобы закончить разговор с братом. Они беседовали о земле, зерновых культурах и домашнем скоте.

Хотя в числе предоставленных им комнат были гостиная и большая гардеробная, однако имелась только одна спальня, а в ней – лишь одна кровать.

Энн разделась, умылась, натянула длинную ночную рубашку и, расчесав свои волосы так быстро, как только могла, забралась на большую кровать, отодвинувшись на самый край. Затем, натянув до подбородка одеяло, она закрыла глаза.

И вдруг ее как будто ударило. Вероятно, это была та самая кровать, где Сиднем пролежал долгие месяцы, пока заживали раны, полученные от рук мучителей. Энн, возможно, расплакалась бы, но не сделала этого, потому что у нее больше не было уединения собственной комнаты.

Прошлая ночь – ее брачная ночь – была ужасной ошибкой. Энн надеялась, что сегодня ночью им, быть может, удастся исправить столь неудачное начало. Но сейчас она слишком устала, чтобы хотеть чего-либо еще, кроме того, чтобы оплакивать того мужчину, которым Сиднем был до того, как его подвергли пыткам.

Мужчину, с которым она никогда бы не встретилась.

Когда Сид тихо вошел в комнату минут пятнадцать спустя после того, как она легла, Энн притворилась спящей.