Бальный зал в губернаторском доме был весьма просторный и пышно убран. Со сводчатого потолка свисала огромная хрустальная люстра. Чтобы установить в ней и зажечь свечи, пятеро слуг провозились добрых два часа.

Стены же были увешаны гобеленами, изображавшими сцены из недолгой истории колонии. На одном из гобеленов аборигены на переднем плане приветствовали высадившегося в Ботническом заливе капитана Кука и его людей, а на заднем плане женщины разводили костры перед своими хижинами.

В одном конце зала, на помосте, под непомерно большим, в полстены, британским флагом струнный квартет исполнял опусы Гайдна; музыканты играли с большим воодушевлением, что несколько компенсировало недостаточно искусное владение инструментами.

– Вообще-то они не так уж и плохи, – тихонько сказал Кинг Блаю. – Для каторжников, разумеется.

Четыре потных музыканта были в добротных бархатных бриджах и куртках, в напудренных париках.

Бал проходил так же торжественно, как если бы на нем присутствовал Георг Третий. Женщины были наряжены в атлас, бархат, тюль и в узорчатый шифон всех цветов радуги. Почти все платья были с очень низким вырезом или даже без бретелек.

Джоанна Диринг, красивая, энергичная женщина с широко поставленными серыми глазами и с коротко постриженными по тогдашней моде волосами, была облачена в свободно ниспадающее на манер греческой туники платье и изумрудного цвета ротонду, обшитую, как и подол ее наряда, золотой французской парчой. Туфли были подобраны в тон ротонде. Как и у большинства приглашенных на бал женщин, на голове ее красовался тюрбан, такой же зеленый, как ротонда и туфли, и увенчанный тремя перьями. Последние египетские кампании английской армии дали повод многим придворным дамам обогатить свой гардероб новыми предметами туалета.

Аделаида выглядела очень мило и скромно в нежно-голубом бальном платье, украшенном изображениями птиц, бабочек и экзотических цветов. Над оборками на подоле тянулась широкая пестрая кайма. Такой же каймой были украшены и рукава. В изящном вырезе платья виднелись вполне уже зрелые груди. Высоко взбитые длинные белокурые волосы она повязала оранжевой лентой.

Экс-губернатор Кинг, хлопнув в ладоши, обратился к музыкантам:

– Хватит вам скуку нагонять! Молодые леди хотят танцевать. Вальс, пожалуйста!

Оркестр принялся наигрывать мелодии Брамса. Поначалу робко и нерешительно, но скоро музыканты вошли во вкус. В центр зала со всех сторон стали выходить пары. Мужчины выглядели очень элегантно в своих вечерних нарядах, приятно оттенявших туалеты дам. На кавалерах были фраки с узорчатыми отворотами, плиссированные рубашки со стоячим воротником и кружевными манжетами, бриджи в обтяжку и чулки. Наряд дополняли кожаные башмаки с большими золотыми или серебряными пряжками.

– Я чувствую себя идиотом, лондонским хлыщом, – пожаловался Сэмюел Диринг, одеваясь к балу.

– Но ведь ты выглядишь очень эффектно, – насмешливо улыбнулась жена.

Аделаида и ее брат Джейсон, злорадствуя, поспешили подлить масла в огонь.

– Не хватает только треуголки и шпаги, – заметил Джейсон.

– Придержи язык, молокосос, не то выряжу тебя под обезьяну, – пригрозил Сэмюел.

Джейсон по случаю только что перенесенной лихорадки был освобожден от посещения губернаторского бала.

– Болезнь имеет свои преимущества, – проговорил он в задумчивости.

Сэмюел жутко кряхтел, когда Джоанна и Аделаида перетягивали его живот широким поясом. Он был красивым, крупным мужчиной с редеющими черными волосами, веселыми голубыми глазами и орлиным носом.

Войдя в зал, Аделаида остановилась в стороне и стала наблюдать за кружащимися парами. К ней тут же подошел Джон Блэндингс.

– Как поживает самая красивая девушка в этом зале? Она лукаво наморщила носик:

– Если полагаешь, что в ответ на твой комплимент я скажу, что ты самый красивый молодой человек в этом зале, то будешь разочарован.

Он усмехнулся:

– Я думаю, что выгляжу совсем неплохо.

Он был в темно-синей визитке, темно-бордовых бархатных бриджах, в белых шелковых чулках и черных башмаках.

– А вот мой отец жалуется, что чувствует себя лондонским хлыщом.

– Мой отец, вероятно, сказал бы то же самое. Он надевает вечерний костюм не чаще чем раз в год. Могу я пригласить тебя потанцевать? – спросил Джон.

– Да. Если пообещаешь не наступать мне на ноги.

– А ты обещай, что не будешь прижиматься ко мне, – шепнул он ей на ухо. – У меня такие узкие бриджи, что могут не выдержать напора.

Адди громко, на весь зал, расхохоталась. И тут же Джон повел ее в танце. Прошло более года с тех пор, как она лишилась девственности на стоге сена. Но ее репутация едва ли пострадала, если бы об этом стало известно, – скорее, наоборот, это придало бы ей больше очарования.

– Что ты думаешь о нашем новом губернаторе? – спросила Адди.

Джон пожал плечами:

– По-моему, он на своем месте. Может быть, чуточку чопорный, но, как я слышал, человек умный. И твердый. Мой отец говорит, что он очень твердый. Будем надеяться, что он окажется достойным противником для Мак-Артура и его Ромового корпуса.

– Ш-ш-ш, – прошептала Адди. – Мак-Артур только что был совсем рядом. С этой белокурой девицей, за которой он ухлестывает весь вечер.

– А мне плевать, слышит он или нет. Мак-Артур – тиран и вымогатель. Он еще хуже короля Георга.

– Ты просто ужасен, Джон. Мак-Артур – человек очень способный и энергичный. Он всего добился сам, собственными силами. Недоброжелатели просто ему завидуют.

– Чепуха.

– Да нет же, сущая правда. Если бы не такие люди, как Джон Мак-Артур, Джон Бэтмен, братья Блэксленд и Хенти, этой страной вновь завладели бы аборигены, а мы рылись бы в земле, как свиньи, и бегали бы голышом.

Джон похотливо ухмыльнулся:

– Пожалуй, это было бы совсем недурно. Давай завтра побродим по лесу голышом. На всякий случай.

– Если бы мой брат Джейсон был здесь, ох и задал бы он тебе.

– Как там мой старый друг?

– Много лучше, спасибо. Он должен хорошенько следить за своим здоровьем. На следующей неделе ему предстоит отправиться по делам мистера Мак-Артура к Земле Ван Димена.

– Я не стал бы работать на этого ублюдка Мак-Артура, даже если бы он платил мне вдвое против того, что я получаю сейчас.

Филип Гидли Кинг объявил, что гостям уже пора перейти в столовую. Музыка тотчас же стихла.

– Чертовски позднее время для ужина, – пожаловался Сэм Диринг. – В это время я уже укладываюсь спать.

– Слава Богу, ты хоть не кашляешь, – ласково глядя на мужа, заметила Джоанна.

Ужин был традиционно английский: простой и обильный. На первое подали коккалики – куриный суп с рисом и луком-пореем, на закуску – копченую пикшу с легким белым соусом и светлой мадерой. Главным блюдом была тушеная баранина с индийским карри и майораном и с овощным гарниром.

Капитан Блай особенно похвалил баранину с гарниром.

– Я впервые попробовал специи и овощи, растущие в этой части света, когда командовал «Благодеянием», принадлежащим флоту его величества. Мне они понравились, и потом я очень по ним скучал.

– И как давно это было, капитан Блай? – с ехидной улыбкой спросил Джон Мак-Артур.

– Вы можете называть меня губернатором, лейтенант Мак-Артур.

– А вы можете называть меня мистером Мак-Артуром. Я уже ушел с военной службы.

– Да, я знаю. Хотя некоторые и высказывают мнение, будто вы остаетесь фактическим главой корпуса Нового Южного Уэльса.

– Просто это мои добрые друзья, капитан… я хотел сказать, губернатор Блай. Но вы так и не сказали, как давно это было.

Блай, нахмурившись, взглянул на почетного гостя:

– Шестнадцать лет назад, мистер Мак-Артур.

– Вы так и не схватили тогда этого Крисчена?

Это был удар ниже пояса, и Блай побагровел. Но ответил совершенно ровным голосом:

– К сожалению, Флетчер Крисчен ускользнул. С несколькими другими. Но нельзя сказать, что он обрел свободу в подлинном смысле этого слова. Что за жизнь за тысячи миль от дома, среди дикарей-язычников?

Мак-Артур поднял левую бровь. У него было, несомненно, саркастическое выражение лица.

– Да? А я слышал, что мятежники с самого начала намеревались остаться в Южных морях, это входило в их планы. И еще я слышал об искусительницах-таитянках, о современном Эдемском саде.

Блай сделал глоток кларета и взялся за вилку, игнорируя язвительное замечание Мак-Артура.

Блэндингс с удовольствием разглагольствовал на свою любимую тему – говорил о сельском хозяйстве. Даже после того как джентльмены удалились в гостиную, чтобы выкурить по сигаре и выпить по бокалу портвейна, он продолжал говорить не умолкая:

– Да, сэр, Новый Южный Уэльс далеко продвинулся, причем менее чем за два десятка лет. Теперь мы обрабатываем свыше одиннадцати тысяч акров земли, выращиваем пшеницу, маис, ячмень. Этого с лихвой хватит, чтобы прокормить все здешнее население. А оно составляет, если судить по последней переписи, семь тысяч сто двадцать шесть человек. Но только один из семи – свободный человек. Остальные – осужденные.

– Ваши расчеты неточны, сэр, – перебил Филип Гидли Кинг. – Вы не считаете свободными тех из них, кто отбыл свой срок или досрочно помилован.

– Я, во всяком случае, не считаю их свободными, – с презрительной гримасой заявил Мак-Артур. – Вам не следовало так часто пользоваться правом помилования, мистер Кинг. Вы отпускали на свободу это отребье, а они теперь живут за счет свободных поселенцев! Даже у лучших из этих людей нет никаких перспектив. Такие могут стать лишь поденщиками. Если повезет, подсобными рабочими на овцефермах.

– Жизнь опровергает ваши утверждения, мистер Мак-Артур, – возразил Кинг. – Многие помилованные стали каменщиками, кузнецами, плотниками, корабельщиками, мельниками, дубильщиками, типографскими рабочими, кожевниками… И еще немаловажный факт: на наших ткацких фабриках работают пятьдесят восемь женщин. – Кинг с ненавистью посмотрел на Мак-Артура. – Но вы, мистер Мак-Артур, преисполнены решимости любой ценой сохранить статус-кво в Новом Южном Уэльсе. Пока он остается местом ссылки и отбывания наказания, вы можете спокойно удовлетворять свои корыстные интересы. – Экс-губернатор окинул презрительным взглядом приверженцев Мак-Артура. – И не только ваши собственные интересы, но и интересы ваших лакеев. Вы самовольно захватываете земельные участки и контролируете всю рабочую силу колонии. Свободный каторжный труд. Рабский труд.

Мак-Артур сидел с невозмутимым лицом. Глядя сквозь облачко сигарного дыма на экс-губернатора, он улыбался, уверенный в своем могуществе и полном бессилии Кинга.

В гостиную без стука вбежал дворецкий Дэвид Коллинз и кинулся к Кингу:

– Губернатор! Идите скорее! У нас тут неприятность. Голос Блая прозвучал как мушкетный выстрел:

– Эй вы! Губернатор здесь я. Коллинз в смятении повернулся к Блаю:

– Извините, сэр. От старых привычек не так-то легко отделаться.

– Что там случилось?

– Это все учинил наш новый слуга, сэр. Крег Мак-Дугал.